История барсучихи. Мой тайный мир - Киднер Паулина

Пришлось потрудиться, чтобы приискать ему достойную замену — и вот теперь у нас за главного айболита Стюарт Мэрри из Новой Зеландии. Высокий, стройный, темноволосый, вальяжно выговаривает слова врастяжечку и при этом иногда склонен перебарщивать с черным юмором. Но он, как и Бэрри, дает себе труд разъяснить, почему он поставил тот или иной диагноз, что означают те или иные симптомы, и помогает понять, какой внутренний орган животного в данный момент не в порядке. Разве могла я тогда знать, что Стюарт станет моим верным помощником в самые тяжелые времена.

…Как-то раз я повезла барсука к Стюарту на рентген. Сделав снимок, Стюарт отвел меня в дальний угол кабинета показать результат. Пока мы беседовали, я почувствовала, как чей-то маленький холодный носик тычется мне в ногу, и глянула, кто бы это мог быть. «Это» оказалось забавным существом щенячьей породы — извиваясь всем тельцем, оно кружило вокруг моих ног и весело виляло хвостиком. Оно было бы радо, если бы кто-нибудь с ним поболтал. Клочья черной и бурой шерсти свидетельствовали о том, что когда-то у него была красивая шубка, но на большей части тела шерсть отсутствовала, а кожа была покрыта струпьями, «украшавшими» даже мордочку. Но это нисколько не мешало ему радоваться жизни и новому знакомству — от волнения он прижал уши, а в карих глазах так и читалась мольба: поиграйте со мной!

— Ну что, бродяга, поиграть хочется? — сказала я, гладя щенка по голове.

Тут же в кабинет вошла девушка с длинными, завязанными, точно хвост пони, волосами. Это по ее недосмотру щенок убежал из вольера.

— Бедняжечка, — сказала ветмедсестра Бекки. — Его к нам прислало Общество покровительства животным. У него тяжелая форма чесотки. Сейчас дело пошло на поправку, но у него такой ужасный вид, что никто брать его не хочет. Что ж делать, — сказала она, глядя мне в глаза, — если к понедельнику не найдем для него дом, придется усыплять.

Я пыталась сосредоточиться на том, что толковал Стюарт относительно результатов обследования, но у ног моих вертелось крохотное существо, а в ушах звучали слова Бекки. Как только Стюарт закрыл рот, я тут же подхватила щенка на руки, и в благодарность за это он кинулся лизать мне лицо и лизал до тех пор, пока я его не отстранила. Размером он был с таксу, только ноги чуть подлиннее. Стараясь не показаться слишком сентиментальной, я все-таки спустила его на пол. Когда мы вернулись в регистратуру, ко мне снова подскочила Бекки:

— Не правда ли, лапочка?

— Конечно, не красавчик, но лапочка — это точно. Как он к вам попал?

— Его увели у какого-то коммивояжера и передали в Общество покровительства животным. Там мамаша и еще четверо щенят; у всех чесотка, но у этого в самой тяжелой форме. Он даже не мог стоять на ногах. Теперь он выздоравливает, но ему нужна специальная диета, — объяснила Бекки и, смеясь, добавила: — Ну как ты, готова?

— Попробую обработать Дерека, только ты смотри, раньше времени не встревай! — ответила я с улыбкой.

Бекки имела уже немалый стаж работы ветмедсестрой, и у нее постоянно жили несколько собак. Всего за год до этого случая она сосватала мне крохотную и жалкую собачонку Полли. Увидев это создание, я поняла, что с ней что-то не в порядке, и попросила ветеринара сделать рентгеновский снимок. Оказался шунт между сердцем и печенью — лишняя вена, препятствовавшая нормальной очистке крови, а местоположение этой вены делало операцию невозможной. «С таким пороком хорошо если проживет шесть месяцев», — сказал врач. Полли прожила семь, за этот короткий срок доставила мне массу радости и, как и другие наши любимцы, оставила добрую память о себе.

Когда Полли не стало, мы не брали другого щенка ей на замену, так как у нас было две собаки, оставшиеся от сыновей, уехавших учиться в университет, — типичный фермерский пес Барни, похожий на плюшевого мишку, и Саманта — миниатюрный невротический шнауцер, облаивающий людей, когда они приходят к нам на ферму, ходят по ферме и уходят с фермы восвояси.

Я ехала домой, а мысли были заняты только одним: как уговорить Дерека? Я не могла забыть эти карие глаза! В тот вечер у нас была назначена небольшая пирушка с друзьями, и я думала: в какой бы момент замолвить слово о щенке? Вечеринка удалась на славу: гости уселись за стол, не дожидаясь моего возвращения, и, пока я катила домой, Дерек успел пропустить пару-тройку стаканчиков.

— Там одного щеночка хотят усыпить, жалко, — вставила я как бы невзначай. Дерек, который знает мою натуру вдоль и поперек, понял, к чему я клоню, и коль скоро он не встал мгновенно на дыбы, я решила: есть шанс на положительный ответ, упустить его никак нельзя.

Я с трудом дождалась следующего дня и, когда мы сели пить кофе, задала Дереку вопрос в упор: не будет ли он возражать, если я заведу щенка?

— Что ж, — ответил он. — Разрешаю. Поезжай за ним, только смотри, возиться с ним будешь сама. И смотри, чтобы это была не восточноевропейская овчарка!

С прыгающим от волнения сердцем хватаю ключи от машины, бросаю Мэнди (которая была на моей стороне!), что разрешение взять щенка получено, и несусь за ним.

— Все в порядке! — крикнула я Бекки, врываясь в приемную. — Муж разрешил мне взять щенка при условии, если это будет не восточноевропейская овчарка.

— Ну что ж, отлично, — сказала Бекки. — Запишем его так: помесь колли с мотоциклом.

Сидевший за столом Стюарт поднял брови:

— Подумай-ка еще раз, прежде чем брать, — сказал он с улыбкой. — Ты не представляешь, какие проблемы на себя вешаешь. Мы ведь даже не знаем точно, сколько ему времени от роду. — Но, взглянув на счастливую пару — меня и щенка, понял, что напрасно сотрясает воздух.

Бекки проводила меня до машины и дала сумку с диетическим питанием для щенка, втрое превышающую по размерам его самого. Свернувшись под одеялом, он проспал всю дорогу до дома.

— Ну, а назовем-то тебя как? — сказала я, вынимая его из машины. В памяти возникло смущенное лицо Стюарта, и я решила: назову-ка я щенка Мэрри!

Пронеся Мэрри через двор в сад, я посадила его на зеленую лужайку; работники сбежались посмотреть на новое приобретение. Понятное дело, неуклюжее существо с бочкообразным тельцем на длинных ножках, да еще покрытое струпьями, поначалу ни у кого не вызвало симпатии. Но когда щенок, извиваясь всем тельцем, принялся вертеться меж многочисленных ног, приглашая поиграть, — точно так же, как он приглашал меня, — публика мигом оттаяла, за исключением, может быть, Дерека.

— Что-то он уж больно смахивает на восточноевропейскую овчарку, — сказал он. — Во всяком случае, если судить по остаткам шерсти, окрас точь-в-точь тот же.

— Окрас-то, может быть, и тот же, — медленно выговорила я, тщательно подбирая слова, — но вспомни-ка, сколько пород собак черные! Даже йоркширские терьеры. А посмотри, как у него свисают ушки — совсем как у длинноногой таксы!

Дерека это не очень убедило.

Кстати сказать, я только теперь разглядела, как моему новому вислоухому любимцу трудно ходить. Коленные сухожилия у него были очень толстые и жесткие; когда он садился, суставы его передних ног выворачивались наружу; все это казалось бы очень забавным, когда бы не было так грустно.

Мэрри оказался превосходным другом — конечно, лужицы, всякие щенячьи проказы, но так ведь у любого щенка. Главное, он был очень спокойным и не поднимал лай по ночам. Единственная проблема заключалась в том, что посетители пытались его закармливать, а ему при его болезни можно было съедать разве что маленький кусочек сверх назначенной диеты — иначе его движения становились очень вялыми. Правда, поначалу я особенно не отпускала его от себя, чтобы он не шокировал посетителей своим неприглядным видом; мне всякий раз приходилось объяснять, почему он такой, но, слава Богу, шерсть начала отрастать, и вскоре он мог свободнее исследовать окружающее пространство. В те немногие часы, когда я отпускала его погулять, собачонка Саманта учила его отыскивать посетителей, устраивающих пикник!