Там, где бродили львы. Последние из свободных - Паттерсон Гарет

Как и в истории с легальной львиной охотой, присутствие в регионе спасенных Адамсоном львов спасло жизни многим другим львам.

В начале октября 1990 года, когда приближалась первая годовщина нашего совместного со львами пребывания в Тули, столбик термометра устремился ввысь. Начиналось типичное изнуряющее лето, обещавшее вместе с тем долгожданные дожди. Решительно, Тули — страна контрастов: в течение большей части года в ней царствует строгая красота засушливой местности, но на краткие месяцы сезона дождей ее оживляют потоки воды, пробуждение новых листьев и цветов. Дождь всегда непредсказуем. Никогда не забуду, как летом 1990 года у нас в «Таване» прошел сильнейший ливень, когда за какой-нибудь час выпало 96 миллиметров осадков — треть годовой нормы для этого региона.

Ливень случился ночью, а днем я поехал встречать Джулию, которая на несколько дней ездила в Иоганнесбург. Встретив Джулию на исходе дня в Понт-Дрифте, я повез ее назад в «Тавану», и мы с изумлением глядели на сгущавшиеся над нами грозовые тучи, громоздившиеся, словно небесные неприступные крепости. Едва мы достигли лагеря и разгрузились, до нас долетели раскаты грома. Живя в столь засушливой зоне, мы знали, что гром и тучи далеко не всегда несут с собой дождь. Снисхождение с небес столь необходимой животворной влаги — в этом регионе вещь непостоянная и ненадежная. Нередко бывает так: надвигается шторм, начинает бешено кружить и затем стихает ветер, блеснет молния — и вот мы уже слышим и видим стучащий дождь, порой приходим в неописуемый восторг; но все стихает: облака уходят куда-то прочь, небо очищается, а нас охватывает жестокое разочарование.

Но в тот вечер мы с Джулией и представить себе не могли, какой всемирный потоп нас ожидает, да и позже в нашей жизни больше не было такого. Ветер усиливался, а мы паковали целые полки книг и картотеки в водонепроницаемые пластиковые мешки и завязывали их теми же веревками, которыми мы привязывали палатки. Капли дождя застучали по палатке, когда, закончив предгрозовые приготовления, мы растянулись на раскладушках и взволнованно болтали. Пока мы беседовали, дождь припустил, и под шум, раздававшийся над нами, мы заснули в нашей палатке в три метра длиной, два с половиной шириной.

Чуть позже проснулась Джулия и, слыша, что дождь усиливается, вышла посмотреть, что же творится в лагере. Следующее, что я запомнил, — расстегнутую молнию на входе в палатку и отчаянный крик Джулии, требовавшей, чтобы я сейчас же встал. Мы зажгли фонарь и были потрясены: вода около фута глубиной бурлила прямо в палатке! Мои ботинки плавали в бушующем потоке, сдерживаемые стенкой палатки; там же кружили пластмассовая чашка, журнал и промокшие остатки блокнота с дневниковыми записями. Казалось, будто палатку вынесло на середину бурлящей реки! Тут я услышал истошный крик Джулии:

— Гарет! Река вышла из берегов! Вода заливает кухню и подбирается к джипу!

Теперь от сна не осталось и следа. Я мигом схватил ботинки, надел их, и мы вместе с Джулией поскакали к кухне. Вода, лившая как из ведра, бушевала по земле, была везде — и справа, и слева, и под, и над! Когда я добежал до кухни, то увидел, как вода бушевала как раз под низко посаженным мотором джипа, и я боялся, что он уже залит водой. Сквозь гул дождя я крикнул Джулии, что нужно перегнать машину на более высокое место. Я попробовал завести мотор, да куда там! Мы вместе принялись толкать машину, выбиваясь из сил, но поскольку толкать приходилось вверх по склону, все наши потуги были напрасны, и мы то и дело падали в грязь и воду. Вымокшие до нитки, мы продрогли до костей и были по уши в грязи. В отчаянии я снова попытался запустить мотор, потом снова — и как только я подумал, что мотор бесповоротно отказал, он неожиданно завелся с рассерженным ворчанием. Я прыгнул за руль, вывел машину из воды и вкатился на более высокое место — хотя там тоже бушевала вода, но все-таки было куда мельче.

Поставив машину, я помчался туда, где оставил Джулию. Та сидела на корточках в воде, одной рукой держа фонарь и светя им вправо-влево, а другой хватая предметы. Она пыталась спасти хоть что-нибудь из нашей кухонной утвари, тарелок и чашек, уносимых бушующей водой.

…Позже, подойдя к дождемеру, мы были ошеломлены, увидев, сколько выпало дождя. Наконец дождь начал стихать, и мы вернулись в палатку — хотя мы по-прежнему были по щиколотку в воде, но она уже начала спадать, и, вконец обессиленные, мы вновь уснули.

Утром нас разбудило сладкоголосое пение птиц. Казалось, их песни звучали как само совершенство в освеженном и очищенном от пыли воздухе. Солнце сияло ярко, и небо было совершенно чистым. Однако в нашей палатке царило нечто невообразимое. Густая грязь лежала на полу толстым слоем, а выйдя наружу, я, к своему удивлению, увидел темную «полосу наводнения», нанесенную волнами на наружной стороне палатки. В прошлую ночь вода поднялась примерно на полметра над уровнем берега. Выйдя из палатки, мы принялись собирать и разыскивать вещи, унесенные потоком. Я вышел за территорию лагеря пройтись вдоль берега и находил то тут, то там чашки, бутылки и прочий хлам, в том числе один из моих башмаков — другой я нашел много недель спустя и гораздо ниже по течению. Мы потратили целый день, возвращая лагерь к нормальной жизни после стихийного бедствия, доказавшего в который раз, что Тули — земля контрастов и крайностей.

В середине лета этого года русло реки Питсани было заполнено чистой водой, медленно струившейся на юг, к Лимпопо. В самые жаркие дни, когда температура в тени переползала за сорок, мы с Джулией шли к Питсани. Там, в тени огромного дерева машату, нависавшего над речушкой, мы сбрасывали с себя все и, ступая в реку, испытывали любимое до боли удовольствие от воды, обжигавшей и пощипывавшей нам обожженную кожу. Вдоволь насладившись водой, мы сидели или лежали рядышком, наблюдая за другими водяными жителями, например пресноводными черепахами с твердыми панцирями, опутанными водорослями. Заметив нас, черепахи в испуге ныряли в воду, где оставались подолгу, потом выныривали на поверхность подышать воздухом и ныряли снова. Пресноводные черепахи — преимущественно хищные рептилии, питающиеся другими обитателями воды, например насекомыми, лягушками, головастиками и любой падалью, какая им может попасться. У Джулии был врожденный интерес к любым формам жизни, но я давно предупреждал ее не быть излишне любопытной и не брать в руки водяных черепах. У этих черепах имеются железы, выделяющие секрет с отвратительным запахом, — это одно из защитных средств этих рептилий. Запах держится на пальцах и руках долго, как ты их ни мой. К разряду курьезов можно отнести то, что этот запах напоминает запах льва, которым он метит кусты, но только гораздо сильнее. Я слышал, что запах пресноводных черепах отпугивает лошадей и ослов, которые принимают его за львиный.

Когда кожа наших пальцев и ступней морщилась от продолжительного пребывания в воде, мы выходили, а затем по нескольку минут просто стояли в густой тени, чтобы остудиться как можно больше, впитывая в себя прохладу, прежде чем приступить к неизбежному одеванию и возвращению в пекло автомобиля.

К тому времени Рафики и Фьюрейя практически достигли независимости — в том смысле, что могли прокормить себя сами. Особенно наглядно я убеждался в этом, когда, отправляясь на север искать общества львов-Близнецов, они отсутствовали по неделе и более, но неизменно возвращались сытыми, холеными и, как правило, с набитым брюхом — видно было, что они поохотились всласть. Когда же у них начиналась течка, они обычно направлялись к постоянно действующему источнику в регионе Тули-сафари, почему-то прозванному «Новая Англия» и находившемуся в самом сердце владений львов-Близнецов.

Не знаю, кто дал источнику столь необычное имя, только слышал, что это был кто-то из первопроходцев конца 1890-х годов, прокладывавших себе путь на север в направлении земли, получившей название Родезия. Видимо, уж больно приглянулся этот источник путешественникам — он был редким оазисом в этой сухой, сожженной земле. Вода струилась на поверхность, заполняя несколько углублений под старым фиговым деревом, разделявшимся на два ствола, дающих круги густой тени.