Железная рука - Буссенар Луи Анри

Луи Анри Буссенар

Железная рука

Часть первая

СЕКРЕТ МАДЬЯНЫ

ГЛАВА 1

Казино под экватором  [1]. — Тихо!.. — Неизвестный. — Песня Мадьяны. — Креольская красота. — Недомогание, болезнь, возможно, отравление. — Коралловая змея. — Малыш Мистик. — Среди грохота. — Преследование в ночи. — У дома. — Атака.

— Давай, Мадьяна, пой!

— Да! Да! Пой!

— Мадьяна! Ну же, песню!

— Чего ты хочешь? Золотой пыльцы? Самородков? Слитков? На, держи!

— Мы богаты и великодушны, черт возьми! Давай собирай! Только спой что-нибудь.

Голоса, уже здорово «подогретых» посетителей казино, усиливались и смешивались в буре криков, воплей; то и дело слышалось «браво» под равномерный звон стаканов.

— Песню! Песню! Песню!

Всхлипы аккордеонов терялись в шуме, смешивались с прерывистыми звуками одышливого граммофона. У свечей в стеклянных стаканчиках вились сонмища комаров.

Настоящий гвалт перекрывал жуткую симфонию [2] — уцепившись хвостами за верхние ветви деревьев, гигантов девственного леса, с визгом раскачивались обезьяны. Однако мужчины — их здесь пять или шесть сотен — с настойчивостью, близкой к ярости, требовали не визга, а песни. Они играли, курили, пили, кричали, переругивались, собирались группами перед массивными столами. Кого здесь только не было — высокие губастые негры с торсами [3], словно из полированного черного дерева, китайцы и аннамиты [4], курносые, с набрякшими веками; белые — бородатые или небрежно выбритые с черепами, щеками и подбородками, как у каторжников; индусы с изъеденными оспой физиономиями, с подвесками в ушах; индейские метисы [5], одни темнее, другие светлее; мулаты [6], арабы, краснокожие с размалеванными растительной краской лицами… И женщины: негритянки, индианки, мулатки, аннамитки и бенгалезки [7] с испугом, а больше с любопытством рассматривали интерьер [8] заведения.

Казино разместилось в огромной соломенной хижине, очень вместительной, продуваемой со всех сторон, с толстой крышей из листьев тропических растений, с надежными стропилами красного дерева и с массивными столбами из розового, источающего тонкий запах.

В общем-то обыкновенная хижина для защиты от жаркого солнца и ливней, но в ней шла адская игра, от которой захватывало дух и загорались глаза искателей удачи.

— Ну же! Песню! Мадьяна, песню, черт побери!

Публика волновалась, а «звезда» делала вид, что ничего не слышит.

Понтеры [9], и те начинали ворчать, стоя перед грудами золота и привычно перебирая ловкими пальцами засаленные карты. В стаканах, чашках, плошках, кружках плескалось охлажденное питье, дымились горячительные пунши, приправленные перцем.

На столах из грубо обтесанного красного дерева, среди пепла, окурков и липких лужиц разлитого питья валялись клинки, револьверы, золото…

Оружие — чтобы защитить золото или немедленно прекратить пьяную ссору, остановить зарвавшегося игрока.

Имелись тут мешки из грубой холстины. Их бока топорщились от зерен металла цвета охры [10].

Встречались здесь и пояса, выделанные из кожи электрического угря [11], набитые желтым песком, они лежали, как живые, словно только-только пойманная рыба.

Попадались и кисеты с золотой пылью, и перевязанные лианами [12] консервные банки, и волокнистые плоды (lecythis granliflora [13]), приспособленные под горшки, которые, кстати, не бьются. И наконец — причудливые сосуды, откуда доставались крепкие, как орех, самородки, которые катали по столу…

И все это — золото!

Да, золото, в разной форме, в разных видах, разного происхождения.

Самородное золото с переливами; тусклое золото, грязное после выпаривания из ртути, золото в слитках, похожее на медь; золото, с трудом собранное по зернышку, доставшееся тяжелой работой; золото, награбленное мародерами [14], своего рода пионерами [15] этого дела; золото, припрятанное недобросовестными рабочими; золото, добытое ценой убийств.

Это богатство было нагромождено на столах сотнями килограммов. Потом на него по щепотке, по ложечке или по горсточке будут играть в казино на экваторе.

А сейчас все хотели услышать песню, словно на кон было поставлено достоинство этой разношерстной, разномастной публики. Крики усиливались. Опьяневшие гости стучали кулаками по столу, готовые разнести все заведение.

Внезапно раздался выстрел: «Паф!» Затем второй, третий: «Паф!. паф!..»

Дым, сверкание золотой россыпи, свист пуль погрузили всех на какой-то миг в оцепенение. Потом молчание прервалось. Посыпались вопросы:

— Что такое? Кто-то что-то украл? Кто-то поссорился? Убили кого-то?

Да нет, ей-богу, не то. Просто один человек так решил успокоить публику. Беспроигрышный прием, между прочим.

Звонкий, приятного тембра [16] голос прозвучал в постепенно воцаряющейся тишине:

— Мадемуазель Мадьяна, я слушал вас только что. И конечно, в восторге. Ваше пение слаще трелей соловья у нас, в старой доброй Франции. Это божественное пение arada в знойных дремучих лесах… Так соблаговолите выслушать меня. Я присоединяю свой голос к просьбе джентльменов, которые так громко кричат и умоляют вас, и говорю от имени всех нас, ваших почитателей: «Мадемуазель Мадьяна, еще одну песню!»

Все повернули головы к человеку, нашедшему такой оригинальный способ заставить себя слушать, а его похвала девушке выразила общее мнение большинства присутствующих.

Послышались крики:

— Браво! Хорошо сказано!

Но тут же кто-то недовольно, с ноткой зависти заворчал:

— Какого черта ему нужно? Кто он такой? Откуда взялся?..

Молодого мужчину никто не знал. Белые посетители, особенно с бритыми головами, устремили на него пристальные взгляды. У этих людей имелись все основания не любить новые лица…

Ворчание и враждебные взгляды в сторону незнакомца не достигали цели. Он оставался совершенно невозмутимым. Высокий, хорошо сложенный, крепкий, ладно одетый во фланелевый цвета морской волны костюм. Его лицо с первого взгляда вызывало симпатию или антипатию — сие зависело от того, кто смотрел, но никогда — равнодушие.

Большие серые глаза навыкате, простодушный, спокойный, примиряющий взгляд, который мог показаться нерешительным. Но время от времени в нем вспыхивало грозное пламя, — вот, пожалуй, то, что поражало в пришельце.

Ухоженная вьющаяся бородка приятно охватывала свежее, чуть розовое лицо вновь прибывшего. Его пока не коснулась анемия… [17] Губы, пожалуй, слишком пухлые, улыбающиеся, а нос прямой, тонкий с подвижными ноздрями. Вид у него был бравый, решительный, это впечатление подкрепляли широкие плечи, выпуклая грудь, мускулистые, но изящные руки… И хотелось сказать: славный малый и, должно быть, надежный компаньон.