Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Йокаи Мор

Вход в пещеру, широкий, словно портал собора в Кобленце, был защищен двойным бруствером с пробитыми в нем амбразурами. Похищенный с противоположной скалы ручей протекал не главным входом, а боковым каналом, падая на мельничное колесо, которое приводило в действие не только подъемную цепь, но и жернова для помола ржи. В пещере обитал мельник и разные другие мастера: кузнец, слесарь, портной и сапожник. В темноте пещеры работали они при свечах, но где доставали такое количество свечей, я узнал позднее.

Первый зал пещеры, куда еще проникал божий свет — насколько позволяла скала напротив, — зал с плавным сводчатым потолком, где сухой воздух давал возможность гайдамакам держать оружие, разного рода ударный и колющий инвентарь, награбленный из графских хранилищ. Среди них я увидел даже длинный фельдшланг, сплошь покрытый зеленой окисью. Здесь же хранили и зерно в больших каменных сусеках. Запасы предназначались для четырехсот человек на время длительной осады.

Из этого зала низкий, узкий коридор вел к мельнице — там я не был, а большой проем — в главную пещеру, просторную, как церковь: все четыреста разбойников, собранные в центре, казались малозаметной группой. Своды уходили в необъятную высь и терялись в полной тьме, недоступной мерцанию факелов.

В маленьких и больших гротах по стенам пещеры трудились ремесленники, как я думал, бедолаги, попавшие в лапы разбойников: вряд ли кто по своей воле согласился бы торчать здесь многие годы и в полумраке свечей шить одежду да плести опанки на потребу гайдамакам.

Предводитель и меня спервоначалу спросил, к какой работе я привычен, и я вполне правдиво ответил, что обучался артиллерийскому делу.

— Надо еще поглядеть, что ты за мастер, — буркнул он. — Хвастать на словах, а дела не знать — с нами такие шутки не проходят. Сейчас ты и сам убедишься.

Между тем разбойники втащили отбитую у татар добычу и сложили в одном из боковых гротов, куда я лишь бросил взгляд, пока отверстие задвигали каменной глыбой. Масса ценных вещей — пурпурные мантии, расшитые золотом женские наряды, ризы, развешанные по стенам, буквально ослепили меня, а в разных углах и закоулках поблескивали кубки, дароносицы, серебряные блюда, серебряные пастырские посохи и еще бог весть что.

Вздумай достойная компания распасться, каждый со своей долей мог бы жить как богатый человек. Но пока что вольным проходимцам не было нужды тратиться. Еды и питья — полная кладовая и погреб. Сала и хлеба ели досыта, и медовухи всякий пил сколько влезет. Никто, кроме предводителя и его дочери, не ведал секрета неисчерпаемых запасов. Кладовая всегда набита до отказа, и убыли не замечалось.

В первый же вечер широко отпраздновали победную вылазку. Гайдамаки плясали у костра, а подвыпив как следует, расселись вокруг обтянутого пурпуром постамента, где восседали главарь и его дочь. Вывели, вернее, вытащили какого-то парня — он отличался от остальной братии разве что опасливой бледностью. И тут я понял, что гайдамаки собираются творить суд.

Удивительный обычай! Сначала судьи крепко выпивали и, должным образом подготовленные, вершили правосудие. Знание римского права черпали из винных бочек.

— Юрко, — обратился к нему главарь, — тебя поставили на форпост. А ты трусливо сбежал и запоздал дать нам знак о приближении татар.

— Что мне было делать, — начал обвиняемый. — Меня поставили наблюдать за татарами. Татары не приходили, зато пришли волки. Знаете ведь — огромная стая увязалась за татарским войском и сопровождает его с места на место, как хорошая охотничья собака своего хозяина. На меня кинулось штук десять, а может, пятьдесят. Если б меня сожрали волки — какие знаки вам подавать? Я не убежал, а залез в дупло и защищался — один против пятидесяти. Какая ж это трусость? Удаль, а не трусость!

— Ерунду болтаешь! — крикнул главарь. — Ты был обязан выполнить приказ. А коли говоришь, что ты не трус, подвергнем тебя испытанию.

— Хоть бы и так, я не побоюсь! — бахвалился парень, ударяя себя в грудь.

Предводитель гайдамаков сошел с постамента, ведя за руку дочь, и приказал всей компании следовать за ним.

Они двинулись к дальнему краю пещеры, до сих пор скрытому от меня темнотой.

Там, между полом и скалистой стеной, чернел провал в зловещую глубь. Глаз едва ловил водную гладь. Главарь взял пучок соломы, зажег от факела и бросил вниз. Горящий венок осветил пропасть и, коснувшись подземных вод, еще несколько секунд позволял созерцать адское великолепие бездны. Сорвал отец со своей дочери оранжевый шелковый платок, обнажив округлые плечи и снежную роскошь ее груди.

И швырнул платок в бездну.

— Ну, Юрко, — повернулся он к обвиняемому, — ты часто бахвалился мужеством перед своими товарищами. Ты даже примеривался взять Маду в жены. Будь еще смелей: это платок невесты — принеси его нам.

Юрко вроде как изготовился к прыжку, но, подойдя к перилам, ограждающим провал, и заглянув в пропасть, стал чесать затылок и скорчил довольно кислую гримасу.

— Прыгай! — закричали все.

Юрко занес ногу на перила, словно желая их оседлать, глянул еще раз в жуткую глубину, убрал ногу.

— Пусть дьявол туда прыгает! Живым оттуда не выбраться;

— Гей, да ты трус! — загудело отовсюду. Разбойники обступили парня, отобрали оружие, вцепились в лохматые космы и куда-то поволокли.

В стене пещеры зияла трещина — такая узкая, что только одному человеку под силу было туда протиснуться.

Каменную плиту, что закрывала отверстие, могли с трудом отодвинуть шестеро дюжих парней.

В зловещем и гулком смехе рассеялся отчаянный вопль заживо погребенного. Началась «пляска смерти». Ужасней я ничего в жизни не видывал. Прекрасная Мада застыла фигурой с того света, и каждый должен был пройти круг с мертвой Мадой.

Когда дошла очередь до меня, предводитель закричал:

— Эй, тебе нельзя танцевать с Мадой. Ты пока еще не прошел испытания. Но я помню, как ты клялся заполучить ее руку.

— Я сдержу слово.

— И я тоже. Невестин платок плавает там, внизу, на воде. Принеси его. Прыгай, коли не побоишься.

— Не побоюсь!

(— Неужто ты отважился на этакое безумство? — воскликнул заинтересованный князь.

— Греховное искушение по причине похоти к бесстыдной персоне женского пола, — продиктовал советник в протокол.)

Ясное дело, отважился. Однако же прошу господ судей не добавлять лишнего злодеяния: во-первых, мне выбирать не приходилось — либо прыгай, либо втискивайся в склеп, где хоронят трусов. Кроме того, я знал точно — особого риска нет. Еще в бытность свою школяром мне случалось видеть разные копи и в том числе соляные. При свете брошенного в шахту пучка соломы распознал я на дне озера темно-синие слои, напоминающие очертанием луковицы, а уж это верный признак соляной копи. Нетрудно сообразить, что зловещая гладь внизу — соляное озеро, где человек не утонет. При свете второго пучка я успел заметить на другой стене высеченную в камне крутую лестницу, что вела из пещеры к озеру, а стало быть, опасность не так уж велика… Но вот если кто-либо осмелится назвать мою дорогую возлюбленную Маду бесстыдной персоной, я этого не потерплю. Она чиста и невинна. Она была при жизни ангелом на земле, а после смерти стала моим ангелом хранителем в небесах; я готов любого ее оскорбителя вызвать на суд божий с копьем, мечом, боевой палицей; пусть мой противник наденет панцирь — мне достаточно шелковой рубашки. Я продолжу признание, если в протоколе исправят соответствующий пассаж, или же — в случае отказа председателя — после поединка с ним.

(— Да, господин советник, — провозгласил князь, — обвиняемый прав. Я также прошу исправить пассаж в протоколе или предстать перед обвиняемым с копьем, мечом и боевой палицей.

Был предпочтен первый вариант, и фразу в протоколе записали так:

«Греховное богоискушение из чистого чувства к достойной девице».

— Ну, теперь можешь прыгать!)

Я не заставил себя дважды просить, вскочил на перила, с силой оттолкнулся и — руки-ноги по швам, полетел прямиком в бездну. Падение с каждой секундой ускорялось, и под конец громом гудел в ушах рассеченный моим телом воздух. Вдруг я враз оглох, вода сомкнулась над головой, глаза, губы и нос куснула едкая соль. С перепугу хоть богу молись! Рот наполнился соленой водой, но в следующий момент я очутился на поверхности. Соленое озеро не даст утонуть. При свете еще не погасшего пучка соломы отыскал я платок прекрасной Мады, обернул вокруг шеи и в этот момент услышал ободряющие крики гайдамаков, усиленные эхом до адского воя. Потом посмотрел вверх и увидел мелькание факелов, что светились, словно кровавые звезды на инфернальном небосводе.