Атлантида под водой - Каду Ренэ

— Однако! — заметил Стиб. Его карандаш галопом скакал по страницам записной книжки.

— Это чудовищно, — почти плакала Сидония.

— Я всегда говорил, что американские способы рекламы ведут к революции и падению нравственности, — заявил профессор.

— Предыдущий оратор похож на социалиста. Не думаю, чтобы крайние течения имели успех в этой стране, — сказал лорд.

— И влетит же теперь этому Смиту, — закричал в восторге Том.

Бриггс молчал, нисколько не возмущенный. Пока что он, кажется, был согласен с лордом Эбиси.

На трибуну вскочил яростным прыжком человек со взъерошенными волосами, необыкновенно возбужденный, и, отчаянно жестикулируя, завопил, покрывая рев толпы:

— Внимание! Внимание, граждане и потребители! Честные атланты, если есть еще таковые, ни с места! Слушайте, граждане и потребители! Разоблачение! Я открываю карты всех мошенников! Кто говорил о спекуляции? Не верьте ни одному слову предыдущего оратора! Граждане и потребители! Он сам — агент фирмы «Смит и К°»! Неужели вы не заметили, что он рекламировал фирму, на которую вы, может быть, не обратили бы внимания, услыхав о ней из уст отверженного? Он выступил только для того, чтобы еще раз обратить ваше внимание на папиросы «Океан».

Толпа завыла. Оратор стоял над ней на трибуне, картинно простирал угрожающую руку. В трубе переводчика, казалось, гремел шторм.

Прекрасно одетый солидный человек медленно поднялся на трибуну, стал рядом с оратором и положил руку ему на плечо. Выждав, пока толпа затихла, он спокойно обратился к ней:

— А кто может поручиться, что и этот господин не является агентом вездесущей фирмы Смита? И кто из вас, граждане и потребители, положа руку на сердце, может дать клятву, что и я — не агент той же фирмы? И уверены ли вы в самих себе?

Он застенчиво улыбнулся. В толпе поднялся уже настоящий ураган, но это был ураган смеха. Атланты хохотали до слез, до судорог, приседали и трясли головами. Захлебывающийся голос восторженно прорезал бурю смеха:

— Ай да Смит! Ну и ловок же этот мошенник! Общественный восторг еще повысился. Все чувствовали себя в бесплатном цирке, а последний оратор, не сходя с трибуны, ласково и покровительственно улыбался толпе. И вдруг тот же восторженный голос крикнул:

— Атланты! Да ведь это и есть сам Смит!

В толпе начались истерики. Человек на трибуне взмахнул платком. Из всех улиц, выходящих на площадь, выехали большие грузовики с флагами и рекламами. Коробки папирос градом посыпались в толпу, уже лаявшую от восторга, а человек на трибуне выхватил из-под пальто рупор и закричал:

— Папиросы «Океан»! Табак из лучших прессованных водорослей! «Смит и К°»! Сегодня бесплатно! Граждане и потребители! Кто выкурит одну нашу папиросу, не сможет курить других! Мы это знаем! Поэтому — пробуйте все! Лучшая фирма в мире — «Смит и К°»!

А над зданием суда развевался черный флаг, траур по казненному и предупреждение живущим.

ЛЕКЦИЯ НА СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕМЫ

Эта глава, по всей вероятности, будет высчитана издателем из нашего гонорара, потому что в ней много рассуждений, так как мы, вопреки издательской жадности, тормозим романическую интригу и вместо поцелуев и клятв описываем в ней политическое и социальное устройство Атлантиды. Мы все-таки смеем надеяться, что читатель менее жаден.

Мужчины отнеслись к казни атланта с большим равнодушием, или во всяком случае, составили себе определенное мнение о ней. Сидония же, принужденная, может быть, первый раз в жизни составить собственное суждение об общественном событии и вместе с тем пораженная невиданным зрелищем, была сильно взволнована.

Ее потрясение перешло в некоторую усталость, и она удалилась в свою комнату.

Повернув выключатель, она увидела, что в кресле сидит Антиной. Он улыбнулся ей, но она успела заметить, что он о чем-то напряженно думал до ее прихода. Улыбка его была особенно грустной, и глаза, казалось, сопротивлялись воле, посылавшей их на разведку в мир. Сидония невольно покраснела и спросила в замешательстве:

— Вы здесь? Но как вы попали сюда?

— Вагон железной дороги может пристать к любой стене, а управлять им не так трудно для инженера.

— А вы — инженер?

Сидония оживилась. Ведь инженер — это занятие, и не плохое, а людей без занятия на ее родине презирали.

— На это указывает моя одежда. Дело в том, что мы, инженеры, составляем в то же время высшую касту, касту священников. Ведь мы ведем все дела с небесами. Мы ставим солнца и заведуем ими, мы управляем искусственным дождем, мы укрепляем и совершенствуем главный небесный свод. Небеса в наших руках, ну и души людей тоже.

— Я бы очень хотела, — любезно сказала Сидония, — узнать все подробности о вашей профессии и о религии вашей страны. К инженерам я всегда относилась с уважением и с неменьшим — к духовным лицам и верованиям разных народов.

Антиной слегка улыбнулся.

— Вы узнаете это. Вы все узнаете. Я хотел бы только сначала задать вопрос вам. Вы видели сейчас из окна одно из явлений нашей жизни. Как вы отнеслись к нему?

Антиной внимательно смотрел на Сидонию и ожидал ответа. Она снова почувствовала себя девочкой и не знала, как ответить ему и какого ответа он хочет. Она произнесла осторожно и медленно:

— Я не знаю ни ваших обычаев, ни ваших законов, и я первый раз присутствовала при подобном зрелище. Я не могут сказать, чтобы на меня, как не женщину, оно подействовало благоприятно. Это зрелище ужасно.

К ее удивлению, Антиной радостно сказал:

— Вы порицаете казнь? Я так и думал! Женщины на земле должны быть лучше нас. А вы…

Он замолчал, но Сидония покраснела. Многоточие заменяло комплимент, и он был приятен.

— Впрочем, мне неизвестно само преступление. Бывают ведь случаи, когда некоторые люди заслуживают смерти. Может быть…

Антиной снова пристально посмотрел на нее и прервал:

— Не знаю, правильно ли я понимаю ваши слова и правильно ли вы сами понимаете себя сейчас. Да, я всегда думал, что смерть можно заслужить как величайшую награду. На войне, например.

— Разве у вас не воюют?

— Воюют. Но не заслуживают смерти.

Загадки росли, Сидония ничего не понимала. Она только видела, что ее попытка показать свое понимание разных событий рухнула, и, может быть, даже во вред ей. Она воскликнула с непритворной досадой, своевольно попирая законы логической речи:

— Ах, я ничего на знаю! Ну, пусть я только женщина, но видеть это ужасно!

Антиной встал и сказал с сухой, холодной яростью, от которой Сидония вздрогнула:

— Из ужаса и отвращения рождается ненависть. Она со страхом посмотрела на него и с трудом узнала.

Зрачки его увеличились, потемнели и стали твердыми, как камень на ощупь, напряженные губы сжались, как натянутый лук для смертоносных стрел — слов. Перед ней стоял не юноша, а мужчина, и Стиб показался бы рядом с ним мальчиком. Она воскликнула довольно робко:

— Что же сделал казненный? В чем его преступление? Антиной снова посмотрел на нее, и она опять покраснела. Потушив блеск глаз, отчего зрачки еще потяжелели давя Сидонию своей жуткой глубиной, он медленно и спокойно ответил:

— У него родился сын.

Сидония беспомощно улыбнулась. Она окончательно растерялась.

— Простите, — сказала она, — я спрашивала, в чем его преступление.

— У него родился сын, — повторил Антиной, — этим была нарушена конституция страны.

— Я не понимаю. Разве не все вы рождены женщиной?

— Все.

— Или у вас нет отцов?

— Есть и отцы.

— Так в чем же дело?

— Каждая женщина может стать матерью, но не каждый мужчина имеет право стать отцом.

Сидония уже овладела собой. Любопытство ее мучило.

Она сказала:

— Пока я ничего не понимаю.

— Я для того и пришел, чтобы вам объяснить, — просто ответил Антиной. — Я должен извиниться перед вами, мне придется начать издалека, чтобы объяснить вам тайну смертной казни. Но некоторое историческое отступление необходимо.