Последний тайник - Гамбоа Фернандо

Ночь прошла в напряженной работе, и мне еще два раза пришлось погружаться в воду и возвращаться на «Мидас», причем последнее возвращение совпало с восходом солнца: из-за линии горизонта медленно выкатывался его красноватый диск. Но когда я плыл по поверхности неспокойного моря в направлении судна, мне было не до красоты природы: все мои мысли были, о том, как бы поскорее добраться до койки и заснуть.

Перед следующим погружением мне предстояло спать всего лишь несколько часов, а потому я, побыстрее сняв с себя снаряжение для подводного плавания и придя в свою каюту, на скорую руку вытер голову и тело полотенцем и рухнул на койку, уже не обращая ни малейшего внимания ни на заметно усилившуюся качку, ни даже на храп моего соседа по каюте – профессора Кастильо.

Когда меня разбудил зазвонивший будильник, я, чувствуя, что мои силы уже более-менее восстановились, вскочил с койки, оделся и отправился в столовую, намереваясь покончить там со всеми запасами арахисового масла, какие только имелись на «Мидасе». В столовой я увидел профессора Кастильо и Кассандру: они сидели за одним столом и оживленно о чем-то беседовали. Кивнув им в знак приветствия, я подошел к стойке самообслуживания, взял поднос и начал ставить на него приглянувшиеся мне блюда.

– А профессор мне сейчас кое-что про тебя рассказал, – сообщила Касси, когда я подошел к их столику.

– Мне страшно даже представить, что он мог тебе про меня наговорить.

– Не переживай, Улисс, почти ничего такого, что может заставить тебя покраснеть, – стал оправдываться профессор.

– Судя по произнесенному вами слову «почти», речь шла о каком-нибудь постыдном эпизоде из моей жизни, а вы к тому же наверняка еще и приврали.

– Профессор приврал ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы этот эпизод выглядел смешным. – Касси лукаво покосилась на профессора, а затем обратилась ко мне: – Кстати, как тебе сегодняшняя ночка?

– Она мне показалась целой вечностью, – ответил я и мимикой показал, как сильно устал.

– Не знаю, утешит тебя это или нет, но через пару часов мы рассчитываем закончить удаление песка. У тебя впереди еще одна смена?

– Да, через полчаса мне опять лезть в воду. После таких частых погружений у меня, наверное, скоро из ушей пойдет азот.

– Хм… Это, видимо, будет любопытное зрелище, – усмехнулась Кассандра, с напускным интересом потирая себе подбородок. – Скажешь мне, когда начнет идти азот: я хочу сделать несколько фотоснимков.

– Смейся, смейся. А я вот умру, и тогда тебя будут мучить угрызения совести.

– О чем это вы? – спросил профессор, с недоуменным выражением на лице слушавший наш с Касси разговор.

– А вы разве не занимаетесь подводным плаванием? – удивилась Кассандра.

– Если бы Господу было угодно, чтобы люди плавали под водой, он снабдил бы их жабрами и плавниками, – пробурчал профессор.

– Значит, не занимаетесь, – констатировала, слегка улыбнувшись, Кассандра. Затем она посмотрела на меня и спросила: – Сам объяснишь или мне это сделать?

– Будь так добра.

– Видите ли, профессор, – начала Касси, сцепив пальцы и опершись локтями о стол, – каждый раз, когда мы погружаемся под воду, наш организм впитывает азот и кислород, поступающие из баллонов со сжатым воздухом. После возвращения нa поверхность маленькая часть этого азота остается в тканях и затем – в течение нескольких часов – выходит из них. Проблема заключается в том, что если делать очень много погружений подряд и не давать организму достаточно времени для удаления накапливающегося с каждым погружением азота, то это может привести к негативным последствиям.

– Каким именно?

– Ну, это зависит от количества погружений, времени, проведенного под водой, и глубины погружения. Последствия могут быть различными: от простого зуда в конечностях до церебральной эмболии.

Профессор крутнулся на своем стуле и посмотрел на меня с явно обеспокоенным видом.

– Получается, ты сейчас занимаешься тем, что очень вредно для здоровья, да? – осведомился он.

– Не переживайте, у нас имеются специальные подводные компьютеры и декомпрессиметры, при помощи которых, чтобы не допустить наступления негативных последствий, можно точно рассчитать необходимое соотношение между временем, проведенным на той или иной глубине, и временем, проведенным вне воды, – попытался успокоить я профессора.

– Улисс, надеюсь, ты знаешь, на что идешь. Если с тобой что-нибудь случится, твоя мать меня убьет, причем как минимум раза два или три.

– Не стоит волноваться, проф, я все держу под контролем, и, кроме того, сегодня больше всего времени придется провести под водой Касси и ее подчиненным. Так что вы уж лучше ей пожелайте быть осторожной. – Внимательно посмотрев на безмятежное лицо Кассандры, я добавил: – Мне очень не хотелось бы, чтобы с ней приключились какие-нибудь неприятности.

Кассандра, в этот момент рассеянно гонявшая ложечку по своей, уже пустой, чашке и уставившаяся на остатки кофе на дне, подняла на меня глаза и ласково улыбнулась.

Я снова опустился на глубину, но теперь уже не при искусственном, а при дневном свете. Когда я взглянул на место проведения работ, мне снова пришлось удивиться происшедшим там переменам. Менее суток назад здесь было лишь нетронутое песчаное дно с прорисовывающимися на его поверхности отдельными почерневшими деревянными обломками. Теперь же перед моим взором предстал полностью очищенный от песка борт корабля, который, как ни странно, был почти неповрежденным – если не считать нескольких отвалившихся частей обшивки, обнаживших похожий на ребро кита шпангоут. Даже для такого дилетанта, как я, теперь было понятно, с какой стороны находится нос, а с какой – корма, и я уже вполне мог различить полубак, возвышающийся на пару метров над палубой.

Еще ни одна находка не вызывала у меня таких сильных эмоций, как эта, и мне был понятен тот энтузиазм, который заставлял археологов – как, например, Касси – проводить свою жизнь, исследуя дно мирового океана. Все вокруг меня казалось каким-то нереальным и даже волшебным, как будто я сейчас сидел в кинотеатре и смотрел фантастический фильм. Мне почему-то не верилось, что нам удалось разыскать судно, о котором еще совсем недавно никто ничего не знал и которое лежало на морском дне, засыпанное песком и всеми позабытое, в самом невероятном для него уголке планеты. Мне даже пришла в голову мысль, что найти этот корабль здесь – это все равно что обнаружить гробницу египетского фараона где-нибудь под Великой китайской стеной.

На этот раз, хотя все еще продолжалось удаление песка, основная работа состояла в том, чтобы снова сделать сотни фотоснимков и доставить их на «Мидас».

Когда мы закончили работу и вынырнули на поверхность, небо было покрыто хмурыми тучами, а вокруг нас резвились волны с белыми барашками. На платформе судна нас ждала Касси: она без лишних разговоров взяла у нас фотоаппараты и ушла с ними в компьютерный зал, где ее уже ждали программисты.

Когда я с помощью двух членов экипажа «Мидаса» вскарабкался на палубу и стал снимать с себя снаряжение для подводного плавания, ко мне подошел Браун. Изо рта у него торчала огромная сигара.

– Как дела, малыш? – поинтересовался он.

– Хорошо, даже очень. Один борт уже полностью очищен, и мы сделали множество снимков.

– Гениально, – сказал Браун, дружески похлопав меня по плечу. – Мистер Хатч попросил меня передать тебе, что в двенадцать ноль-ноль у нас будет еще одно совещание.

С этими словами Браун повернулся, чтобы уйти.

– Один момент, – произнес я и схватил его за руку. – Я хочу вас кое о чем спросить.

– Валяй.

– Кто управляет ТПА на этом судне?

– Обычно это делает Ракович. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто из любопытства, – ответил я, подумав, что у мистера Раковича, тенью следовавшего везде за Хатчем (его даже стали дразнить за глаза «тенью»), весьма своеобразное чувство юмора.