Байки служивых людей - Константинов Андрей Дмитриевич

Звоню, представляюсь. И слышу в ответ:

— Надоели вы мне, идиоты.

И трубку бросила. Э-э, нет, думаю, подруга, так не пойдет. Вот она — подписочка-то о сотрудничестве. Набираю номер снова. На этот раз мне отвечают совсем уж неинтеллигентно. Грубо и цинично.

Да что за черт, думаю, и звоню Гене Храброву — тому самому оперу, который курировал Матильду, Туза и Галку до меня. Скис чего-то Гена, когда я свой вопрос задал, смешался.

— Не телефонный, — говорит, — разговор. Лучше давай-ка я к тебе лично подъеду после семи. Посидим потолкуем, по сто граммов хлопнем. А этой стерве пока не звони.

— Ладно, приезжай, — отвечаю. Потом я весь день крутился и про этот инцидент вспоминать мне было некогда. В восьмом часу является Храбров. С бутылкой, закуской и весьма бодрый с виду. Но, чувствую, что-то его грызет. Бодрость его, скорее, напускная... Выпили мы, посидели, потрепались ни о чем, еще выпили. Ну потом я и спрашиваю:

— Так что же это за борзушная агентесса такая, Гена?

— Это, — отвечает Храбров, скривившись, — моя теща, чтоб ей ногу сломать.

Я чуть маринованным болгарским огурчиком не подавился, смотрю на Гену с изумлением. Многое уже понял я про наше агентурное закулисье, но с вербовкой тещи еще не сталкивался.

— Как же так? — спрашиваю, когда с огурцом все же справился.

— Как-как? План, Женя, план... Проверяющего из управления ждали. Нужна была вербовка позарез, понимаешь? А у меня с тещей отношения тогда были тип-топ. Поговорил с ней, она: да нет вопросов... как для родного зятя хорошее дело не сделать?

Гена плеснул себе водки, выпил залпом и продолжил:

— А потом отношения испортились. Так теперь эта старая сука меня совсем заклевала: вот напишу в прокуратуру, вот напишу председателю КГБ! Тебя, дурака, с работы выгонят, погоны снимут...

Я, конечно, товарищу сочувствую, но и смех меня разбирает. Сам же виноват, обзавелся классной агентурой. Жаль, что не дал псевдоним Теща.

— Давай, — говорю, — Гена, я с ней потолкую по-человечески.

— Нет, — кричит он в панике, — ни в коем случае! Сожрет меня с говном.

Такая вот ситуация... Я его несколько раз потом встречал: как, мол, дела?.. А-а, отвечает, полная жопа. Писать никуда она, конечно, не пишет, но постоянно держит на крючке.

Вот уж действительно: особенности национальной агентуры.

«Брокер, играющий в покер». Художник Петров-Водкин.

Слава Покер был валютчиком. Скупал доллары-марки-кроны у путан, официантов, таксистов. Покер — это не прозвище, фамилия... Вячеслав Лазаревич Покер. Еврей-валютчик. Однажды я прихватил его с хорошей суммой финских марок. Выбор простой: или ты, Слава, попадаешь на всю сумму и, соответственно, заводим дело, или давай сотрудничать.

Слава — с ходу: давайте, Евгений Владимирович, сотрудничать. Осознаю свой гражданский долг... Всегда готов!.. Взвейтесь кострами, синие ночи... Идут пионеры — салют Мальчишу. Он, вообще, парень был веселый, общительный, не дурак выпить-закусить и насчет прекрасного полу тоже. Ни одной круглой попки не пропускал. В КВД был постоянным клиентом.

Итак, Славу я вербанул, и он дал подписку. Встает вопрос о выборе псевдонима, или, если соблюдать принятую терминологию, агентурного прозвища. О, тут каких только перлов не было! Один опер имел склонность давать своим агентессам такие псевдонимы, как Матильда, Жанна, Жозефина... И даже Кармен и Клеопатра. Слава Богу, хоть Нефертити не было. А впрочем, как знать? Может, где и встречалась, не знаю.

А у меня — Слава Покер. Слава, как и большинство евреев, был парнем с чувством юмора. Любил похохмить... Любовь к юмору его и подвела до известной степени. Слава частенько шутил: я, Брокер, работаю Покером. Шутка незамысловатая, но как-то она запомнилась: Покер-Брокер, Брокер-Покер. Тогда как раз все эти словечки на слуху были: маркетинг, бартер, брокер, дилер...

И присвоил я Славе прозвище Брокер. Он, кстати, не возражал, а — напротив — посмеялся. «О, — говорит, — я еврей-то второго сорта. У меня обрезание не сделано. Теперь новое имя обрел, надо бы сделать...» Но никакого обрезания не сделал, а вместо этого напился до невменяемости и попал в вытрезвитель. Там его опустили на полcта баксов и хорошие швейцарские часы. Лучше бы уж он обрезание сделал... дешевле бы вышло.

Но — так или иначе — валютчик Покер стал агентом Брокером. И тут начинается вторая часть нашего рассказа. В ней на сцену выступает оперуполномоченный Петров. И в этом есть нечто мистическое: у Славы фамилия редкая и есть некая игра «фамилия-прозвище». У опера фамилия куда как редкая! Но тоже есть игра. Между собой мы звали его Петров-Водкин. Почему Петров — ясно. Фамилия такая. Почему — Водкин? Думаю, что тоже ясно... Как на физиономии Покера была четко написана его национальность, так и на лице Петрова без труда угадывалось его пристрастие к горячительным напиткам.

Когда-то он был хорошим опером, его ценили. Но алкогольная зависимость привела к полной деградации. Не выгоняли Николая Петровича только потому, что ему совсем уже немного до пенсии оставалось, жалели.

Итак, в один прекрасный, а скорее — ужасный день Николай Петрович Петров-Водкин прибыл на службу, как водится, никакой. Ну каких ему, к черту, карманников ловить? Посадили Колю на бумажную работу, чтобы хоть какой-то толк от него был. Коля похмелился, ручонки дрожать перестали, и — взялся за дело... Ох, лучше бы не брался.

В тот день я попросил его заполнить карточки на моего нового агента Покера-Брокера. Вообще-то это не положено... Но Петров-Водкин, хоть и был алкоголик, однако — кремень, старой закалки оперюга. Лишнего нигде, даже на самой крутой пьянке, не сболтнет. Да и Славу Покера он хорошо знал. Короче, я срочно убегал на задержание и попросил Николая Петровича заполнить карточки, написать рапорт... Ох, лучше бы не просил.

Спустя часа три мы вернулись. Задержание прошло отлично. Взяли трех грабителей. Позже выяснилось — спасли человеческую жизнь. Антиквара, на квартиру которого готовился налет, планировали убить. Так что не зря поработали... В общем, вернулись мы в отличном расположении духа. И у Петрова-Водкина тоже настроение этакое приподнятое. Речь несколько невнятная, но настроение на высоте портвейна «Кавказ».

— Ну что, — спрашиваю, — Николай Петрович, оформил Славу?

— Когда это, — отвечает мне наш заслуженный ветеран с достоинством, — Петров подводил? Все, бля, сделано чин-чинарем. Заполнено, оформлено, подписано у начальника, зарегистрировано у секретчицы. Не боись, Женя, старая гвардия не подведет. Школа!

Я, пребывая в некоторой эйфории после удачной операции, даже умилился. Вот, думаю, действительно — школа! Старая закалка. Пьющий человек Петров-Водкин, но что ни поручи — все выполнит... Однако же спустя какое-то время я, в силу дотошности характера, решил посмотреть «личное дело» Славы Покера. Беру папку с грифом «Совершенно секретно»...

Беру я, значит, в руки эту секретную папку... Уже зарегистрированную... с резолюцией «Утверждаю»... «совсекретную» папку, призванную законспирировать, зашифровать валютчика-информатора Славу... И читаю: агентурное прозвище: Покер. Настоящая фамилия агента: Брокер.

Вот и вся конспирация по Петрову-Водкину.

А вот тебе еще один сюжетик — про «агента Белова». История на первый взгляд совершенно идиотская, но тоже реальная. Хотя, конечно, твой читатель может не поверить и сказать: э-э, господин сочинитель, таких совпадений не бывает. Однако я готов под присягой заявить: все в этой истории — правда.

Невероятная, сюрреалистическая, шизофреническая реальность. Она порой оказывается гораздо более причудливой и страшной, чем вымысел. Все мы восхищаемся сочинениями Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Зощенко и братьев Стругацких... Не умаляя литературного дара вышеупомянутых писателей, скажу прямо: в нашей уродливой жизни сочинять ничего не нужно! В ней все уже есть! Град обреченный стоит неколебимо. Конечно, он трансформируется. Но трансформируется только внешне, не меняя своей сути...