6
Во время Великого Посольства Петр не смог вовлечь европейских монархов в войну против турок — в Европе в это время готовились к войне за «испанское наследство» [38]. Тогда Петр перенес свое внимание на Балтийское море. Ему удалось договориться с королем датским и с курфюрстом саксонским, которого он под именем Августа II возвел на польский престол, о совместных действиях против Карла XII. Едва заключив с турками в тысяча семисотом году выгодный мир, Петр двинул войска на север. Но Карл XII внезапно высадился в Дании и вывел ее из союза с русским царем. Когда же Август осадил Ригу, а Петр — Нарву, воинственный свейский король явился туда со своим войском. Осаду Риги Август поспешил снять, а Карл, оказав Нарве «сикурс» [39], нанес русскому войску поражение. Карл решил, что с Петром все покончено, и погнался за Августом в Польшу, затем в Саксонию, где, по словам Петра, «надолго увяз». Петр не только получил возможность оправиться после первого поражения, но и с успехом продолжал войну. В следующем, тысяча семьсот первом, году неприятельские корабли сделали попытку напасть на Архангельск. Благодаря геройству поморских рыбаков нападение с большим уроном для неприятеля было отбито [40]. Свейские отряды двинулись к Олонцу, но и здесь потерпели неудачу. В Лифляндии, Эстляндии и на Ижорской земле успешно действовали отряды Шереметева, Апраксина и Репнина. Но на Ладожском озере продолжала еще плавать свейская эскадра адмирала Нумерса, прикрывавшая с востока крепость Нотебург.
Так обстояло дело в то августовское утро тысяча семьсот второго года, когда подле Нюхотской Волостки царь Петр собирался выступить в поход. Солнце поднялось высоко, скоро должен был начаться прилив. Тело господина Питера ван Памбурха снесли за Варде-гору, где и опустили в могилу, вырытую в сухом песке. О командире «Святого Духа» Петр вспомнил еще раз, когда писал Апраксину: «Господин Памбурх на пристани Нюхче от господина Патварда заколот до смерти, которой он сам был виной».
В это время увидели, что со стороны Волостки скачет на лошади солдат. Петр ринулся ему навстречу.
Солдат сполз с лошади. Петр выхватил у него из-под мундира привезенную бумагу; обессилевший солдат свалился лошади под ноги.
Петр читал согнувшись, словно ему так лучше было видно, затем выпрямился и, высоко подняв привезенную бумагу, заорал во весь голос:
— Виктория!.. Шереметев еще раз побил Шлиппенбаха!.. В Лифляндии, под Гумоловой мызой!.. Виктория!.. Виват!..
Победа, о которой Петр узнал под Варде-горой, была уже не первой: до этого Шереметев побил того же Шлиппенбаха у Эрестфера. Поражение под Гумоловой мызой произошло за месяц до того, как пришло на Белое море об этом известие.
На берегу под Варде-горой началось большое оживление.
— Виват! — кричал царь.
— Виват! — восторженно вторили придворные.
— Виват! — остервенело орали преображенцы и семеновцы.
— Виват! — вынужден был кричать царевич Алексей.
— Виват! — вопил Ермолайка.
Молчали только мужики, голодные и озлобленные.
В свите царя был протопоп Иона Хрисанфов, еще с утра облачившийся в ризу, ярко сверкавшую в лучах солнца. Как только затихли крики, началось молебствие. Все обнажили головы, — по берегу, как комариный писк, разнеслось церковное пение и потянуло ладаном.
Но Петр начал нервничать — нужно было успеть до прилива вытащить фрегаты. Царь что-то сказал Меньшикову, и молебствие закончилось неожиданно быстро. Протопоп ризу не снял, — ему предстояло еще окроплять вытащенные суда святой водой.
Распоряжался сам Петр, «Курьер» и «Святой Дух» стояли на обнажившемся дне моря, с подведенными под днища салазками. От салазок к берегу протянули канаты с лямками. Пригнали лошадей и впрягли в лямки. Привели мужиков, которым велели разобрать оставшиеся канаты. Мужиков было по сто на каждый фрегат, — столько же, сколько и лошадей. Около лошадей стали солдаты с кнутами, а около мужиков — с фузеями.
Царь приказал Корнелию Крюйсу дать сигнал выстрелом из пистолета: адмирал должен был превратить свой флот из морского в сухопутный, — случай в военном деле не частый.
После выстрела солдаты с кнутами заорали на лошадей, а солдаты с фузеями — на мужиков. Все на берегу напряглось, и оба фрегата, дрогнув, двинулись на салазках по обнаженному дну.
Петр подбросил в воздух шляпу; взлетели шляпы придворных, кто-то услужливо подбросил шляпу царевича. Поп замахал кадилом. Грянул оркестр, подготовленный Меньшиковым: трубы, литавры, барабаны, пронзительные рожки... Все это смешалось с криками солдат и возгласами певчих.
Петр перебегал от одного фрегата к другому, следя, чтобы вовремя подкладывали катки. Бревна глубоко уходили в няшу, и царь помогал их вытаскивать. Ему было все равно, кто с ним держится за бревно — родовитый боярин или беломорский мужик, — помогать должны были все, даже царевич.
Семен был подле Щепотьева. Вместе с ним он вытаскивал из вязкой няши бревна и нес их ближе к берегу, чтобы снова подложить под салазки, на которых двигались фрегаты.
Лошади хрипели, мужики напрягали все силы, — лошадей стегали кнутами, людей били прикладами фузей; Петр продолжал бегать с места на место, размахивая руками; глаза его от возбуждения готовы были выскочить из орбит. Но при всем этом фрегаты ползли по вязкому дну, а это было сейчас самым главным.
Впереди Петра носился Ермолайка. Маленький человечек то попадал под ноги царю, то, получив пинка, отлетал в сторону. Он к такому обращению привык, да и жаловаться было некому.
Перед самым берегом начинался подъем, и фрегаты стали двигаться медленнее, вот-вот, казалось, они остановятся и глубоко войдут в няшу.
Схватив плеть, Петр дико заорал и принялся хлестать во все стороны, кого попало. Каждый, кто только мог, кинулся к лямкам. Теперь уже на берегу не оставалось ни одного праздного человека: и придворные, и музыканты, и поп с певчими — все тащили фрегаты.
Фрегаты медленно взобрались на берег. Когда они остановились на приготовленной площадке, крики разом оборвались. Семен, с ног до головы вымазавшийся, подбежал к Петру. А Петр опустился на бревно и начал обтирать лицо; он тоже весь был в няше.
Увидя Семена, Петр закричал:
— Садись, помор, будем писать нашему державному братцу!..
Петр продиктовал письмо польскому королю Августу II, за которым все время по пятам гонялся Карл XII. Письмо было не длинным и кончалось так: «Мы же обретаемся в настоящее время близ границы неприятельской и намерены некоторое начинание учинить...»
Семен смотрел на Петра с восхищением. Теперь он понял слова Щепотьева: «Таких царей, как Петр, больше нет...» О Василии Босом сейчас он не думал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
«ТАЙНА СИЯ НИКОМУ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ВЕДОМА»
1
Сузёмок — дикий лес без конца и края. Бездонные озера с вплотную подступившими деревьями. Речки, бурливо проносящиеся по засыпанному камнями ложу. Моховые болота, через которые, казалось, никому не перебраться: Причудливые валуны, внушающие суеверный ужас, и ощетинившиеся низкорослыми соснами кряжи. И среди всего этого — поляны с бледными цветами шиповника.
Подолгу можно блуждать здесь, не встретив человеческого следа. Хозяином в сузёмке был дикий зверь. По извечным тропам ходят на солонцы и водопой лоси. Оленьи стада перекочевывают с одного мохового болота на другое. Бобры держатся обжитых с незапамятных времен речек. Медведи ищут мест, где больше ягод, где на земле муравейники, а в дуплах деревьев ульи диких пчел. Лисицы и рыси охотятся там, где меньше волков, а волки — где побольше всякой добычи. По весне глухарь, никем не тревожимый, поет свою песню.
