Тарзан Непобедимый - Берроуз Эдгар Райс

Джад-бал-джа уже долго ощущал запах Лэ, которая шла по тропам джунглей с подветренной для него стороны, и ожидал ее с любопытством, уловив слабый запах людей, шедших за ней следом.

Сейчас, когда она шла к нему по тропе, лев посторонился, уступая ей дорогу, и, как большая кошка, потерся гривастой головой об ее ноги.

Лэ остановилась, положила руку ему на голову и тихо заговорила с ним на языке первых людей, языке больших обезьян, на котором говорил ее народ и сам Тарзан.

Хаджеллан, возглавлявший преследователей Лэ, вышел из-за поворота тропы и остановился, ошеломленный. Он увидел прямо перед собой огромного льва, который обнажил свои клыки в злобном рычании, а рядом со львом, погрузив руку в его густую черную гриву, стояла белая женщина.

Женщина сказала льву всего одно слово на языке, который Хаджеллан не понимал.

– Убей! – произнесла Лэ на языке великих обезьян.

Верховная жрица Пламенеющего Бога настолько привыкла повелевать, что ей и в голову не пришло, что Нума может не подчиниться. А потому, хотя она и не знала, что именно так командовал львом Тарзан, она не удивилась, когда Нума припал к земле и прыгнул.

Фодил и Дарайм едва не сбили с ног своего товарища, застывшего на месте, и к своему великому ужасу увидели прыгнувшего на них льва. Они повернулись и бросились бежать, налетев на шедших позади негров, Хаджеллан же стоял, парализованный страхом. Джад-бал-джа вздыбился на задних лапах и схватил человека. Голова Хаджеллана исчезла в огромной пасти льва. Мощные челюсти с хрустом сомкнулись на плечах человека, расколов его череп, словно яичную скорлупку. Лев злобно встряхнул тело и бросил наземь. Затем он повернулся и вопросительно посмотрел на Лэ.

В сердце женщины было не больше жалости к своим врагам, чем в сердце Джад-бал-джа; она желала лишь избавиться от них. Ее не интересовало, что с ними станет, и поэтому она не послала Джад-бал-джа догонять убегающих. Ей хотелось узнать, что Джад-бал-джа будет делать со своей добычей, но поскольку Лэ понимала, что находиться вблизи льва, поедающего добычу, небезопасно, то повернулась и пошла дальше по тропе. Но Джад-бал-джа не был людоедом и не по каким-то нравственным соображениям, а потому что был молод и полон сил и без труда мог задрать любое животное, которое находил куда более вкусным, чем соленое мясо человека. Поэтому он оставил Хаджеллана лежать там, где тот упал, и последовал за Лэ по тенистым тропам джунглей.

На пересечении двух троп остановился почти обнаженный негр с узкой набедренной повязкой на теле. Он нес письмо для Зверева с побережья. Слева от него дул ветер, донесший до чувствительных ноздрей человека слабый запах, говоривший о присутствии льва. Ни секунды не колеблясь, негр исчез в листве дерева, которое нависало над тропой. Может быть, Симба был сыт, может быть, Симба не охотился, но негр-посланец решил не рисковать. Он был уверен, что лев приближается, и решил ждать здесь, откуда были виды обе тропы, пока не увидит, какую из них Симба выберет.

Наблюдая без особого волнения, ибо был уверен в надежности своего убежища, негр оказался неподготовленным к зрелищу, которое вскоре предстало перед его глазами. Такого он не мог вообразить даже в бреду. Он заморгал, чтобы убедиться, что не спит, но нет, ошибки быть не могло. Это действительно была белая женщина, почти обнаженная, если не считать золотых украшений и мягкой полоски леопардовой шкуры, белая женщина, которая шла, запустив пальцы в черную гриву огромного золотистого льва.

На перекрестке они повернули влево, на тропу, по которой следовал и он. Когда они скрылись из виду, негр схватился за амулет, висевший на шнурке на шее, и стал молиться Мулунго, богу своего народа, а когда снова двинулся в путь, то пошел другим, окольным путем.

Под покровом ночи Тарзан часто приходил в лагерь чужеземцев и, устроившись на дереве, слушал, как Зверев знакомит спутников со своими планами; таким образом человек-обезьяна оказался в курсе их замыслов вплоть до мельчайших деталей.

Выяснив, что действовать они станут не сразу, Тарзан отправился бродить по джунглям, подальше от лика и неприятного запаха людей, в полной мере наслаждаясь свободой и покоем, которые ценил превыше всего в жизни. Он знал, что Нкима добрался к этому времени до места назначения и доставил послание, которое Тарзан отправил с ним. Он все еще был озадачен загадочным исчезновением Лэ и раздосадован из-за того, что не смог найти ее след. Тарзана искренне огорчило ее исчезновение, так как у него уже был готов план возвращения ее на престол и наказания врагов. Однако он недолго сожалел о неудаче и принялся перелетать с ветки на ветку, вкушая полную радость бытия, а когда почувствовал голод, то стал выслеживать добычу в мрачном грозном молчании охотящегося зверя.

Иногда он думал о молодом симпатичном американце, который пришелся ему по душе, хотя Тарзан и считал его врагом. Знай он о почти безнадежном положении Коулта, то, возможно, поспешил бы на помощь, однако ничего этого он не знал.

Впавший в глубочайшее отчаяние, Уэйн Коулт, один, без друзей, брел по джунглям в поисках Зоры Дрыновой и ее похитителя. След он давно уже потерял. То-ят находился далеко справа от него, грузно шагая под тяжестью ноги и не встречая на пути преград.

Ослабевшая от изнеможения и потрясения Зора в полнейшем ужасе от безнадежности своего положения лишилась чувств. То-ят испугался, что она умерла, но, тем не менее, продолжал нести ее, чтобы, по крайней мере, показать своему племени как свидетельство своей отваги или, если удастся, устроить очередной дум-дум. Уверенный в своей силе, сознавая, что лишь немногие могут без риска противостоять ему, То-ят шел по джунглям напролом, не соблюдая тишины и не боясь ничего.

Много их было – чутких ушей и чувствительных ноздрей, сообщивших своим владельцам о его появлении, но только одному показалось странным смешение запаха самца обезьяны и самки Мангани. И пока То-ят продолжал беззаботно свой путь, другое существо джунглей быстро, бесшумно двинулось за ним, и, когда с удобной позиции его острые глаза заметили косматого самца и хрупкую стройную девушку, губы его искривились в безмолвной усмешке. Мгновение спустя То-ят, обезьяний король, с ворчанием остановился, когда на тропу перед ним легко спрыгнула гигантская фигура бронзового Тармангани – живая угроза его трофею.

Свирепые глаза самца пылали огнем и ненавистью.

– Уходи, – сказал он. – Я – То-ят. Уходи, или я убью тебя.

– Отпусти ее, – потребовал Тарзан.

– Нет, – проревел То-ят. – Она моя.

– Отпусти ее, – повторил Тарзан, – и иди своей дорогой. Иначе я убью тебя. Я – Тарзан из племени обезьян, Повелитель джунглей!

Тарзан выхватил охотничий нож своего отца и, пригнувшись, двинулся на самца. То-ят зарычал и, видя, что соперник намерен вступить в бой, отшвырнул тело девушки в сторону, чтобы она не мешала движениям. Они закружили, выбирая выгодную позицию для нападения, как вдруг из джунглей донесся оглушительный треск.

Слон Тантор, спокойно спавший в глуби леса, был неожиданно разбужен рычанием двух зверей. Мгновенно его ноздри уловили знакомый запах, запах его любимого Тарзана, а уши сказали ему, что тот вступил в поединок с большим Мангани, чей запах ощущался Тантором столь же отчетливо.

Ломая и круша деревья, слон бросился через лес, и вот он уже возник перед ними, возвышаясь, как гора. То-ят, король обезьян, видя смерть в этих злых маленьких глазках и сверкающих бивнях, повернулся и бросился в джунгли.

XIII. ЧЕЛОВЕК-ЛЕВ

К Питеру Звереву стала возвращаться утраченная уверенность в успехе своего предприятия. Наконец-то его агентам удалось доставить часть столь необходимых припасов наряду с контингентом воинственно настроенных негров, пополнивших его поредевшую армию, что обеспечивало успех планируемого им захвата итальянского Сомали. План Зверева заключался в том, чтобы совершить быстрое и внезапное нападение, разгромить туземные селения, захватить пару аванпостов, затем быстро отступить через границу, спрятать французскую форму, чтобы, если потребуется, использовать ее позже, и приступить к свержению Рас Тафари в Абиссинии, где, по сообщениям агентов, созрели условия для революции. Агенты также заверили Зверева, что как только Абиссиния окажется в его руках, туда, под его знамена, начнут стекаться туземные племена со всей северной Африки.