Священный цветок - Хаггард Генри Райдер

– Я останусь здесь и буду ждать вас, мой господин Макумазан? – ответил он. – Но если вы попадете в западню, то смогу ли я переплыть это озеро, как рыба, или перелететь через него, как птица, чтобы освободить вас?

После его ухода пришел один из зулусских охотников, по имени Ганза, бывший в некотором роде помощником Мавово, и начал петь ту же самую песню. Он говорил, что я не должен идти без оружия в страну дьяволов, чтобы погибнуть там и оставить его и остальных зулусов одинокими в чужой стране. Я ответил, что придерживаюсь такого же мнения, но что Догита настаивает на путешествии, и я с ним не могу ничего поделать.

Наконец, пришел Самми и сказал:

– Мистер Квотермейн! Прежде чем вы окунетесь в этот глубокий колодец глупости, я прошу вас подумать об ответственности перед Богом за нас, ваших слуг, которые теперь только овцы, заблудившиеся вдали от своих домов. Кроме того, поймите, что если с вами что-нибудь случится, то вы останетесь должны мне жалование за два месяца, которое, вероятно, останется неуплаченным.

Я вынул из жестяного ящика небольшой кожаный мешок и отсчитал Самми следуемую ему сумму и, кроме того, жалование за три месяца вперед. К моему удивлению, он заплакал.

– Сэр, – сказал он, – мне не нужны деньги! Я только хотел сказать, что боюсь, как бы вас не убили эти понго. Я очень привязан к вам, сэр, но я слишком большой трус, чтобы отправиться в Страну Понго и погибнуть вместе с вами. Таким создал меня Бог. Но я прошу вас, мистер Квотермейн, не ходите туда, потому что, повторяю, я очень привязан к вам…

– Верю тебе, мой добряк, – ответил я ему, – я сам боюсь погибнуть. Однако надеюсь, что все окончится благополучно. А пока я отдам тебе, Самми, на хранение этот ящик и все деньги, которые в нем. Если с нами что-нибудь случится, постарайся доставить его в Дурбан.

– Ох, мистер Квотермейн! – воскликнул он. – Своим доверием вы оказываете мне большую честь, особенно после того, как я был в тюрьме за… растрату при смягчающих вину обстоятельствах. Я скажу вам, мистер Квотермейн, что хотя я и трус, но скорее умру, нежели позволю кому-нибудь коснуться этой коробки.

– Я верю тебе, Самми, – сказал я. – Но я надеюсь, что, несмотря на опасность положения, никто из нас не погибнет.

Наконец настало утро, и мы все шестеро отправились к лодке, которая была выведена в открытый канал.

Здесь Комба и его товарищи подвергли нас некоторого рода таможенному досмотру. Они, очевидно, опасались, чтобы мы тайно не взяли с собой огнестрельного оружия.

– Ты ведь знаешь, какой вид имеют ружья, – с негодованием сказал я. – Разве ты видишь у нас в руках хоть одно из них? Кроме того, я даю тебе честное слово, что при нас нет их.

Комба учтиво поклонился и сказал, что, быть может, в нашем багаже случайно остались «маленькие ружья» (так называл он пистолеты). Он был весьма недоверчивым человеком.

– Развяжи весь багаж, – приказал я Хансу, который повиновался с поспешностью, показавшейся мне подозрительной. Я знал его скрытный характер, и это внезапное усердие казалось неестественным. Он начал с того, что раскатал свое одеяло, внутри которого оказалась коллекция самых разнообразных предметов. Я помню, что среди них были пара очень грязных панталон, помятая жестяная кружка, деревянная ложка, какими кафры едят, бутылка, наполненная какой-то сомнительной смесью, разные коренья и другие туземные лекарства, старая трубка, подаренная ему мною и, наконец, огромная связка желтого листового табака, который мазиту разводят в большом количестве.

– Зачем тебе, Ханс, так много табака? – спросил я.

– Для нас, троих черных людей, баас. Мы будем его курить, нюхать и жевать. Быть может, там, куда мы отправляемся, окажется мало табака, а табак такая пища, с которой можно прожить много дней. Кроме того, он вызывает сон по ночам…

– Ох, довольно! – сказал я, боясь, что Ханс прочтет нам целую лекцию о незаменимых качествах табака.

– Желтому человеку нет надобности брать это растение в нашу страну, – сказал Комба, – так как у нас оно растет в изобилии. Зачем ему обременять себя лишней ношей? – и он лениво протянул руку за табаком, по-видимому с целью осмотреть его. Однако в этот момент его внимание было привлечено узлом, только что развязанным Мавово. Он забыл о табаке (не знаю, умышленно или случайно) и занялся осмотром этого узла. Ханс же с удивительной быстротой снова скатал свое одеяло. Менее чем через минуту оно было связано ремнями и снова висело за спиной Ханса. У меня снова явилось подозрение, но мое внимание было отвлечено спором, возникшим между братом Джоном и Комбой по поводу сетки для ловли бабочек, в которой последний узрел род ружья. После этого возник новый спор из-за обыкновенной садовой лопатки, которую хотел взять с собой Стивен. Комба спросил, зачем ему она; Стивен ответил через брата Джона, что она нужна ему для выкапывания цветов.

– Цветов! – воскликнул Комба. – Один из наших богов – цветок. Не собирается ли белый господин выкопать нашего бога?

Конечно, именно таково было намерение Стивена. Спор стал таким горячим, что в конце концов я был вынужден объявить, что если наш багаж будут осматривать с такой подозрительностью, то, быть может, нам лучше всего отказаться от путешествия в Страну Понго.

– Мы дали слово, что не возьмем с собой огнестрельного оружия, – с возможно большим достоинством сказал я, – и этого тебе должно быть достаточно, Комба!

Тогда Комба, посоветовавшись со своими товарищами, оставил нас в покое. Очевидно, он очень желал, чтобы мы посетили Страну Понго. Наконец мы отплыли. Мы, трое белых и наши слуги, расположились на корме, на сиденьях, сделанных из травы. Комба и его люди заняли места на носу, взяли в руки широкие весла и, гребя и упираясь ими в дно, направили лодку вдоль по каналу, проложенному гиппопотамами через высокие, спутанные камыши, из которых с сильным шумом поднимались тучи уток и другой дикой птицы.

Спустя приблизительно четверть часа мы выбрались из зарослей в открытое глубокое озеро. Тогда в центре лодки был утвержден высокий шест, служивший мачтой, а на нем был поднят четырехугольный парус, сделанный из плотной 'циновки. Утренний ветер, дувший с берега, расправил его, и мы понеслись вперед со скоростью по крайней мере восьми миль в час. Берег, постепенно заволакивавшийся дымкой, начал скрываться из виду, но над сгущавшимся туманом долго был виден флаг, который мы водрузили на холме. Постепенно уменьшался и он, пока не стал едва заметной маленькой точкой и наконец не исчез. По мере того как он становился все меньше и меньше, падало мое настроение, а когда он исчез из вида, я почти совсем пал духом.

– Снова впутался ты, Аллан, в глупую историю, – сказал я себе. – Хотелось бы мне знать, сколько еще их суждено тебе пережить.

Другие, по-видимому, тоже чувствовали себя далеко не весело. Брат Джон пристально смотрел на гору – его губы шевелились, словно шептали молитву. Даже Стивен временно был в подавленном настроении.

Джерри спал, как обыкновенно делают это все туземцы, когда тепло и делать нечего.

Мавово имел весьма задумчивый вид. Я подумал, не советуется ли он снова со своей змеей, но не спросил его об этом. Со времени нашего избавления от казни я начал несколько бояться этого странного пресмыкающегося. В следующий раз, думал я, оно может предсказать нам скорую смерть, и я поверю этому предсказанию.

Что касается Ханса, то он имел очень озабоченный вид и яростно искал что-то в карманах своей ветхой куртки из бумажной материи, которая, судя по некоторым признакам, много лет тому назад украшала какого-нибудь английского егеря.

– Три! – донеслось до меня его бормотание. – Клянусь духом своего деда, их осталось только три!

– Чего осталось три? – спросил я его по-голландски.

– Три талисмана, баас, а между тем их должно быть двадцать четыре. Остальные вывалились через дыру, которую сам дьявол сделал в этой гнилой материи. Теперь мы не умрем от голода, не будем застрелены и не утонем, – по крайней мере, ни одна из этих вещей не случится со мною,