— Государь, — с трудом выговорил Семен, — прикажи кликнуть солдат.
Петр удивленно на него покосился.
— А для чего тебе понадобились солдаты?
— Заковать Семена Поташова в железа.
Петр заерзал на табурете; молодой помор его удивлял.
— Почему это вдруг понадобилось заковывать Семена Поташова в железа? — спросил он.
И молодой помор решительно заявил:
— Потому что освободил Василия Босого Семен Поташов.
Петр приподнялся, переспросил:
— Освободил Василия Босого Семен Поташов?
Семен протянул руки, словно прося скорее заковать их.
Глаза Петра округлились, а по лицу его снова забегала судорога.
Опустившись на табурет, Петр попытался раскурить трубку. Но, когда из этого ничего не получилось, отбросил трубку на стол.
А затем, вскочив, крикнул:
— Для чего ты это сделал?..
Семен молчал.
— Говори же: для чего ты это сделал?
Подняв глаза, Семен тихо ответил:
— Василия Босого обманули плохие люди, а он даже под пыткой их не выдал... Я сам смотрел, как его подвешивали, мне стало Василия Босого жалко...
Петр сделал шаг в одну сторону, затем в другую — маленькая комната не давала возможности разойтись, — наконец резко повернулся к Семену.
Сдерживаясь, что давалось ему с трудом, Петр спросил:
— Но ты же убил его?.. Сам его убил!.. Так ведь?
Семен не мог говорить, он только кивнул головой.
— Так для чего же ты выпустил его?
— Я тогда, государь, поступить иначе не мог.
Петр опустился на табурет, посидел, барабаня пальцами, и вдруг снова выкрикнул:
— Знаешь, что за все это полагается?
Семену на это нечего было сказать. Тут Петра словно осенило, и он быстро проговорил:
— Не стал бы я спрашивать, — ты бы мне все это рассказал?
Семен ответил убежденно: «Да, государь». А затем, подумав добавил: «Если бы представился случай».
— А не могло тебе прийти в голову, что обо всем этом нужно было молчать?
— Нет, государь.
— За все это, — продолжал Петр, — и не таким, как ты, рубят голову. Это тебе понятно?
Семен снова ничего не ответил. Петр вскочил и закричал, размахивая трубкой:
— Так почему же ты не падаешь мне в ноги, не молишь о пощаде?..
И, приблизив возбужденное лицо к побледневшему лицу Семена, для чего ему пришлось согнуться, Петр прошептал:
— Моли же меня о пощаде, — ведь ты спас мне жизнь, я у тебя в долгу...
— Мне не о чем молить тебя, государь: я поступил, как велела мне совесть.
Пораженный Петр сел. «Непостижимо, — подумал он, глядя на Семена, — человек этот или в безумстве наговаривает на себя или честен до безумия».
Он начал разжигать трубку, что удалось не сразу. Затянувшись несколько раз и делая вид, что будто ничего не произошло, Петр спросил:
— Расскажи, — как это ты устроил побег?
Семен все рассказал по порядку: и про посещение старой оружейной палаты, и про найденный план, и про подземные ходы, — словом, про все, что относилось к побегу. Петр слушал и удивленно покачивал головой.
А затем спросил:
— Кому, кроме нас с тобой, все это ведомо?
— Надо думать, государь, отцу келарю.
Петр нахмурился.
— Про келаря не вспоминай, келарь удавился еще до того как из-под Варде-горы вернулся архимандрит. Архимандриту ты, надеюсь, об этом не рассказывал?
Петр пытливо посмотрел на Семена. Тот ответил:
— Нет, государь.
— Не представилось случая? — передразнил Петр.
Семен промолчал. Петр заговорил о другом:
— Господин Патвард, сказал ты, собирался выведать у тебя тайну похода?
— Собирался, государь.
— Но ничего не выведал?
— «Тайна сия никому не должна быть ведома»... Твои же слова, государь.
— А если бы господин Патвард стал тебя пытать?
Лицо Семена вспыхнуло, — он быстро ответил:
— Государь, господин Патвард придумал страшнее всякой пытки!..
Петр ласково взглянул на Семена и сказал совсем просто:
— Знаешь, Семен, в первый раз встречаю такого человека... Скажу прямо — Александр Данилович тоже спас мне жизнь, но ты на Меньшикова не походишь, ты — совсем другой.
Опять наступила тишина. Петр, как вначале, закинул ногу на ногу. Семен продолжал перед ним стоять. Заговорил Петр:
— Что бы ты ни сотворил, все равно я у тебя остался в долгу. Проси у меня, что хочешь. Понимаешь, все, что хочешь!..
— Государь...
Семен запнулся.
— Проси, проси!..
— Государь, мне ничего не нужно.
— Тебе ничего не нужно!.. Ничего не нужно?.. А вот Александр Данилович ужо воспользовался бы случаем вытянуть из меня побольше... Я тебе говорю: проси, что хочешь, а тебе — ничего не нужно!.. Так ничего и не нужно?
— Ничего, государь.
— Чин адмирала?
— Государь!..
— Дворянское звание?
— Государь!..
— Мешок денег?
— Государь!..
— Да что ты заладил: «государь, государь...» Я и без тебя знаю, что я государь!..
Семен умолк, а Петр продолжал:
— Денег, чинов и званий ты не хочешь. Но делать тебе что-то надо, Семен.
— Я, государь, отлынивать от дела не собираюсь.
— Хочешь служить в армии? Только помни: у меня даже родовитые начинают с солдат.
Семен отрицательно покачал головой.
— Хочешь на флот? Я чуть не забыл — ты с Белого моря. Значит, на флот?
Семен снова отрицательно покачал головой.
— Может быть, собираешься остаться при моей персоне?
В вопросе Петра прозвучала издевка.
— Нет, государь, хотелось бы получиться строить корабли... Рыбаку это может пригодиться.
— Вот это изрядно! — воскликнул Петр. — Я и сам, Семен, обучался в Англии и Голландии у преотличнейших мастеров корабельного дела!.. Уважил меня, Семен. Завтра получишь назначение, да и жалование тебе положу. — Петр снова ласково взглянул на Семена. — Ну а теперь, — продолжал он, — возвращайся, пожалуй, к Василию, — беспокоится, верно, по тебе. Да и Щепотьев, должно быть, у него, вместе прибыли.
Семен понял, что пора уходить. Но у него имелся еще один вопрос.
— Государь! — обратился он.
— Что еще... Может, надумал, что попросить?
— Нет, государь, хочу только узнать: господин Патвард после того случая не объявлялся?
— Ты же сам скрутил его да набил ему глотку сеном.
— Там, государь, имелся человек, который должен был его освободить. Значит, господин Патвард где-либо обретается.
— Возможно! И это твоя вина: нужно было господина Патварда убить до смерти, он это заслужил.
— Это, государь, не так просто.
Петр нахмурился, сердито спросил:
— Что еще — «не так просто»?
— Убить человека до смерти, государь.
Петр едва не вспылил. Но, увидя, что Семен поклонился, собираясь уходить, крикнул:
— Поди сюда поближе!..
И, когда Семен подошел, тихо спросил:
— Так о побеге, кроме нас, никто не знает?
— Никто, государь.
— Ну, Семен, смотри: и сия тайна никому не должна быть ведома...
Он весело посмотрел Семену в глаза, и тот в тон ему ответил:
— И сия тайна, государь, никому не будет ведома.
— Особливо береги ее от архимандрита, — добавил Петр.
Поклонившись, Семен снова собрался уйти.
— Постой, — еще раз остановил Петр, — не сможешь ли мне сказать: кто ты такой?
— Помор я, государь, из Нюхотской Волостки.
— На берегу Невы, где сейчас за батареей домик Корчмина, я когда-нибудь построю кунсткамеру, и в ней буду показывать разные курьезитеты. Так вот — первым курьезитетом будешь у меня ты, помор.
И, довольный своей шуткой, Петр рассмеялся.
Еще раз поклонившись, Семен повернулся и быстро вышел из комнаты, забыв, что до двери нужно пятиться. Но нагнуться, чтобы не удариться о низкую притолоку, не забыл — был выучен этому с детских лет.
Семен вышел на берег, где стояли у пристани корабли. Петр, повернувшись, смотрел ему вслед. Раскуривая трубку, Петр сам удивлялся: как это могло случиться, что он, всемогущий государь, нещадно каравший за малейшую оплошность, не приказал отрубить голову помору из Нюхотской Волостки?
