В течение этого времени моя царственная супруга пребывала в совари на слоне, в паланкине, на троне; я, в свою очередь, занимал другой трон, другой паланкин, другого слона. Мы едва находили возможность перекинуться несколькими фразами.
Сто десять дней длилось путешествие, пока мы не приблизились вновь к нашей столице. Утром Сейб-Алниффа прислала мне утешительное письмо: срок нашего обета — в Европе его называют «браком святого Иосифа» — кончился, ибо вернулся почтовый голубь с долгожданным разрешением. Недалеко от въезда в столицу нас церемонно встретили сановники и достойные горожане — рао, синги, бонзы, философы, священники: меня приветствовали как раджу — этот сан я заслужил торжественным объездом страны. Вечером предполагался пир и обряд под названием «уттерпан»: каждому гостю дарится шелковый платок, который сам король окропляет розовой водой; а счастливый супруг получает «уттерпан» от королевы и просит ее окропить сей платок в сенане. «Сенана» — место, предназначенное только мужу и жене, святилище семейной жизни.
Каюсь, господа: удовлетворенное честолюбие и предчувствие блаженства настолько переполнили мое сердце, что мне не пришло в голову молитвенно возблагодарить бога Шиву за все его милости, а также просить Иегову не лишать меня оных. Другого греха за собой не признаю. Представьте факира, установившего на голове горшок с апельсиновым зернышком — бедняга не может снять его, пока зерно не прорастет, не даст цвета и не принесет плода, и вынужден даже спать стоя, привязанный к дереву… Так вот, мои терзанья превосходят добровольную пытку факира: ведь я сто десять дней провел с женщиной дивной красоты, не смея даже сказать нежного слова.
Итак, настал последний день нашего странствия. Город лежал перед нами, в теплой дымке светились позолоченные крыши. Уже виднелся высокий баоли, расположенный в центре базарной площади, — под его крышей находилось гранитное изваяние трехногой коровы, истовые верующие были убеждены, что корова поднимается в полночь и уходит на пастбище. Из огромных, украшенных искусной резьбой ворот нам навстречу устремились всадники на лошадях и верблюдах и с ними баядеры и факиры. Здесь не бывает ни одной торжественной процессии без породистых коней, чьи попоны сверкают жемчугом, без полуголых нищих, без браминов, танцовщиц, драгоценных камней и золота, роскоши, цветов, лохмотьев, грязи, открытых язв — все поочередно, все вместе.
Сейб-Алниффа, по обыкновению, ехала впереди на своем слоне, я в самом конце, на расстоянии доброго пушечного выстрела. Городская кавалькада приблизилась к слону бегумы, донеслись громкие крики, смысла коих я не мог уразуметь. Различил только, что Сейб-Алниффа поднялась и, выразительно жестикулируя, начала говорить.
Тем временем ко мне протолкался факир. Редко видел я столь безобразного представителя этой породы — одного из тех, кто публично хвастается: дал, мол, зарок не стричь волос и ногтей десять лет.
— Чего тебе надо?
— Помоги мне взобраться. Хочу сидеть в совари подле тебя.
Желания факира — индусского святого — дoлжно выполнять, особенно когда на тебя глазеет целая толпа. Я наклонился, ухватил его за волосы, дабы облегчить подъем, и усадил рядом.
— Твое счастье, что выполнил мою просьбу. Теперь я спасу тебе жизнь. Послушай: пока вы странствовали, в городе разыгрался мятеж. Заговорщики низвергли бегуму и провозгласили раджой сына ее первого мужа — синг Раиса. Он занял город, подкупил войско, и все присоединились к нему. Твоих сторонников и советников бегумы казнили. Если он тебя схватит, твоя судьба решена.
Я мог не верить безумному факиру, но своим глазам вполне доверялся. Я видел, как мою возлюбленную Сейб-Алниффу грубо стащили на землю, заковали цепями руки и ноги и повели в городские ворота: «науссни» дерзко насмехались над ней. Какой-то человек поднялся на ее слона и уселся в совари. Его головной убор украшали алмазы и перья цапли. Я узнал сына Сумро — недостойного принца, чьи пороки вошли в пословицу, да, принца, но при этом такого же, в сущности, немецкого бурша, как и я сам. И теперь, теперь он украл у меня трон и мою жену — бегуму, героиню и освободительницу императора заковал в цепи. И все потому, что злодей принял буддизм, из ненависти к бегуме, хранившей верность Шиве. Хорошим способом он переманил подлую чернь на свою сторону!
(— В Европе подобных дел, слава богу, не случалось, — отозвался князь.)
Мое отчаяние было беспредельно. Так нелепо, в один миг потерять в страну, и жену. Лишенный власти и любви, я вынужден смотреть, как трусливый подлец похищает мои сокровища, мою сверкающую бесценную звезду — Сейб-Алниффу… этого не выдержит даже христианское терпение в сочетании с безумным экстазом шиваизма. Я прыгнул к пушке, закрепленной на спине слона и прицелился.
Новый раджа, энергично размахивая руками, к чему-то призывал окружающую живописно-грязную толпу и отдавал приказы. Я поточнее взял на мушку его величество. Выстрел… и все исчезло — роскошный венец, сама голова и декламирующий владелец оной, только руки еще разок призывно взлетели.
Тогда я развернулся и погнал слона с возможной быстротой. Долго преследовал меня конный отряд. Я направился в непроходимые джунгли. И если слон еще мог протоптать дорогу в зарослях, то всадникам пришлось гораздо труднее. Сгустилась темнота, и преследование потеряло смысл. Я спас свою жизнь, но только жизнь. Остался ничем и никем.
(— Ну почему же, — иронически удивился советник. — Ты остался двоеженцем и цареубийцей.
— Minorem nego; majorem non concedo! [51] — возразил князь. — Вторая женитьба свершилась по образцу брака святого Иосифа — бигамию надлежит исключить. Что касается цареубийства — опять-таки следует хорошенько разобраться. Цареубийство происходит, когда вассал поднимает руку на венценосца; если же один король убивает другого, это не regicidium. [52] но ordalia — суд божий, который должно санкционировать и ратифицировать как usus и pactum conventum. [53] Submergantur! [54]
— Так я и знал, — озлобился советник. — Дай только слово преступному краснобаю, и он выйдет из бигамии, идолопоклонения и цареубийства чистым, словно дева Сусанна.)
Вознесся я к славе и почестям, и каков результат? Приплыл в Индию за капитанским патентом, во сне даже не грезил о королевстве. Куда лучше быть реальным капитаном, чем экс-королем. Приверженцы раджи посулили крупную сумму за мою голову. Я скрылся среди банджари — народности без постоянной территории. Они кочуют от Ганга до Инда, от моря до гор Давалагхира — точь-в-точь наши цыгане. Собрался навербовать войско, отвоевать мою страну и освободить пленную бегуму. Не благоволил господь сему предприятию. Вождь банджари решил, что я хочу возмутить его армию, и почел за лучшее заключить более выгодную сделку. Поскольку англичане также назначили за меня награду, он получил наличные деньги, и я, бедолага, попал в самое распоследнее место — в лапы английской Ост-Индской компании, а там, как нигде в другом месте, вас научат молиться.
