— Да, хорошенько погляди, грязная скотина! — завопил кто-то из мужчин в шлюпке рядом с Анной, и крик тут же подхватили:
— Гунны-убийцы… Грязные мясники…
Все вокруг Анны криками выражали свой гнев и негодование.
Луч прожектора невозмутимо продолжал движение и скользнул вниз, к ватерлинии. Поверхность моря была усеяна сотнями голов.
Спасающиеся плыли группами; были и одиночки, чьи бледные лица блестели в ярком белом свете; некоторые бились в воде, море относило их назад, а потом бросало вперед, ударяя о стальной утес корпуса.
На мгновение луч остановился на кучке фигур, прижатых к поручню, и Анна закричала:
— Сантэн!
Девушка была в середине группы, лицо повернуто к морю, густые волосы развевались на ветру. Она смотрела на темную пропасть под собой.
— Сантэн! — снова крикнула Анна. Девушка гибким движением вскочила на толстый медный поручень. Она высоко подобрала плотную шерстяную юбку и мгновение балансировала, как акробатка. Хрупкая, ее босые ноги — светлые, стройные и изящные. Когда Сантэн спрыгнула с поручня, юбка парашютом взвилась вокруг нее, и девушка в луче прожектора упала прямо во тьму.
— Сантэн! — в последний раз крикнула Анна с отчаянием в голосе, с заледеневшим сердцем. Она попыталась встать, чтобы лучше видеть падение маленького тела, но кто-то потянул ее вниз, потом луч погас. В темноте Анна слышала крики утопающих.
— Налегайте на весла! Надо отойти подальше, или судно утянет нас за собой, когда уйдет под воду!
Весла в шлюпке были спущены на воду, люди неслаженно гребли, мало-помалу удаляясь от умирающего лайнера.
— Идет ко дну! — истошно закричал кто-то. — О Господи, да посмотрите же!
Корма огромного судна задиралась все выше к ночному небу, гребцы перестали работать веслами и смотрели на корабль.
Достигнув вертикального положения, корабль на несколько секунд застыл. Моряки в шлюпке видели на фоне звезд силуэт его винтов, в рядах иллюминаторов все еще горел свет.
Потом корабль начал медленно уходить под воду носом вперед, и его огни еще горели под водой, как тонущие луны. Все быстрее уходил он в глубину, переборки начали трещать и лопаться от давления, вырывающийся воздух вспенил поверхность моря, и корабль исчез. Из черной воды по-прежнему поднимались огромные столбы воздуха и пены, но они постепенно оседали. Снова стали слышны одинокие крики плывущих.
— Гребите назад! Нужно подобрать как можно больше!
Всю ночь они работали под командованием первого помощника капитана, который стоял на корме у руля шлюпки. Вытаскивали из моря мокрых уцелевших и усаживали в лодку. Наконец шлюпка опасно осела и при каждой волне набирала воду через уключины; приходилось непрерывно вычерпывать ее.
— Больше нельзя! — крикнул офицер. — Вам, ребята, придется привязаться к спасательным леерам.
Пловцы скопились вокруг перегруженного суденышка, словно тонущие крысы. Анна сидела достаточно близко к корме, чтобы услышать, как помощник капитана пробормотал: «Эти бедолаги не дотянут до утра: холод убьет их, даже если до них не доберутся акулы».
Вокруг себя в ночи они слышали другие шлюпки, плеск весел и голоса на ветру.
— Течение проходит на норд-норд-ост со скоростью четырех узлов, — снова нечаянно подслушала Анна первого помощника, — к рассвету нас разбросает до горизонта. Надо попробовать держаться вместе. — Он поднялся на корму и крикнул: — Эй, на шлюпке! Мы — шлюпка номер шестнадцать!
— Шлюпка пять, — слабо откликнулся чей-то голос.
— Идем к вам!
Гребли в темноте, руководствуясь криками из другой шлюпки, а добравшись, привязали одну шлюпку к другой. За ночь собрали еще две шлюпки.
На рассвете, водянистом и сером, в полумиле обнаружилась еще одна шлюпка; все море между ними было усеяно обломками и испещрено головами пловцов, но все это были ничтожные точки на обширных просторах океана и неба.
В шлюпках люди жались друг к другу, как скот, который везут в фургоне на бойню, охваченные тупой усталостью и равнодушием, ни на что не реагируя, а те, что цеплялись за леера, поднимались и опускались в страшном танце смерти, потому что зеленая ледяная вода перехлестывала через их головы, высасывала тепло, и многие уже обмякли, бледные и лишенные жизни.
— Сядь, тетка! — опомнились соседи Анны, когда она попыталась встать на банку. — Ты нас всех утопишь, Господи помилуй!
Но Анна не обращала внимания на их протесты.
— Сантэн! — звала она. — Есть где-нибудь Сантэн?
На нее смотрели, не понимая, тогда она попыталась припомнить прозвище и, наконец, вспомнила его.
— Солнышко! — воскликнула она. — Het remand Sunshine gesien? Кто-нибудь видел Солнышко?
Ответом было пробуждение интереса и озабоченности.
— Солнышко! Она с вами? — передавали вопрос от одной шлюпки к другой.
— Я видел ее на палубе, сразу перед тем как корабль затонул. На ней был спасательный жилет.
— Она здесь?
— Нет, здесь ее нет. Я видел, как она прыгнула, но потом потерял.
— Ее нет ни здесь, ни на одной из шлюпок.
Анна снова села. Ее дитя исчезло. Она почувствовала, что ее начинает душить отчаяние. Посмотрела за борт, на людей в спасательных жилетах и представила себе Сантэн, убитую зелеными водами, погибшую от холода, и ребенка в ее чреве, тоже мертвого. Она громко застонала.
— Нет, — прошептала она. — Бог не может быть так жесток. Я в это не верю. И никогда не поверю.
Это отрицание придало ей сил и воли. «Есть и другие шлюпки. Сантэн где-нибудь, живая, — Анна взглянула на ветреный горизонт, — живая, и я ее найду. Пусть на это уйдет вся моя жизнь, я все равно буду ее искать».
Поиски пропавшей девушки разрушили тупое оцепенение, вызванное холодом и шоком, не отпускавшее людей всю ночь. Появились энтузиасты, которые помогали собраться с духом, распределяли загрузку шлюпок, пересчитывали и брали под контроль емкости с питьевой водой и неприкосновенным запасом еды, заботились о раненых. Веревки, привязывавшие мертвецов, обрезали и позволили беднягам уплыть прочь; установили смены гребцов. Наконец шлюпки взяли курс на материк, лежавший за сотню миль или дальше где-то на востоке.
Меняя гребцов на длинных веслах, начали понемногу плыть по бурному морю, но почти любое небольшое достижение сводила на нет очередная волна, которая отбрасывала шлюпки назад.
— Вот так, ребята, — призывал с кормы первый помощник капитана, — не засыпай, продолжай грести… — Надо было любым способом прогнать самого большого врага — уныние. — Давайте споем, а? Кто будет запевалой? Как насчет «Типперери»? Ну, тогда давайте.
Путь далекий до Типперери,
Путь далекий домой…
Но ветер крепчал, и море становилось все более бурным; оно подбрасывало шлюпки, так что весла не доставали до воды, и один за другим гребцы сдавались и молча обмякали. Песня затихла, все сидели и ждали. Немного погодя исчезло и ощущение ожидания, все просто сидели. Далеко за полдень сквозь низкие бегущие тучи на несколько минут пробилось солнце, и они подняли к нему лица, но потом его снова закрыли тучи, и все поникли, как дикие пустынные маргаритки на закате.
Тут в соседней шлюпке, рядом с той, в которой сидела Анна, чей-то почти равнодушный голос произнес:
— Смотрите, а это не корабль?
Сперва все молчали, словно людям нужно было время, чтобы понять смысл этого невероятного предположения, но потом другой голос, более живой и резкий, выкрикнул:
— Да, корабль!
— Где? Где?
Множество возбужденных голосов.
— Вон там, под самой темной тучей. За горизонтом, виден только верх…
— Это корабль!
— Корабль!
Люди пытались вставать, срывали бушлаты, лихорадочно размахивали ими и кричали так, что грозили разорваться легкие.
Анна, моргая, смотрела в ту сторону, куда все показывали. Немного погодя она увидела крошечный треугольный силуэт, более темный на темном горизонте.
