Слово - Алексеев Сергей Трофимович

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110

— Нет СС, нет СС! — вдруг возбужденно заговорил перебежчик. — Не стреляйте! Замок артиллерия стрельять нельзя! Снаряд — нельзя! Бомба — нельзя!

— Эк, какие вы! Нельзя! — возмутился комбат. — Я что, калачом вас оттуда выманивать буду? Сдавайтесь, стрелять не будем.

— Я говориль, я… я приказываль… — немец окончательно разволновался и стал забывать русский язык. — Меня не слушаль…

— Что-то я не пойму… — Глотов прислушался к пулеметному треску. — Ты зачем пришел? Сдаться в плен? Или на переговоры?

— Плен, плен, — закивал перебежчик. — Переговор…

— Так в плен или на переговоры? — злясь, спросил комбат.

— Я пришель предупредить: стрельять нельзя, — опять заладил немец. — Бомба — нельзя…

— Тьфу ты! — рассердился комбат. — Во бестолочь!.. — На войне, господин учитель-командир, стреляют! Войну не мы начали — вы! А теперь хотите жить — прекратите стрельбу и сдавайтесь. Нет — свое получите. Сейчас подойдет батарея, и через полчаса мы будем в замке.

— Батарея — нельзя! — немец замахал руками. — Взрыв, огонь!.. Я дать ценный сведений! Замок — дети, много детей! Они не слушаль…

— Что за дети?

— Мальчик, киндер… Гитлерюгенд! Стрелять нельзя!

— Вот оно что! — Глотов крутанул ручку полевого телефона. — То-то, гляжу, палят, гаденыши!..

— В замке ценность, дети — не понимать, — забормотал перебежчик. — Огонь; взрыв!.. Я приказываль! Нихт шиссен!..

Похоже, немец окончательно забыл русский язык и теперь сыпал по-своему, размахивая руками. Глотов связался со штабом полка, намереваясь доложить о перебежчике, и, ожидая, когда командир подойдет к телефону, грустно слушал немца. Тот, как заведенный, повторял по-русски одни и те же слова — «не стреляйте», «дети», «ценные сведения» — и с мольбой глядел на комбата.

— Товарищ капитан! Батарея прибыла! — доложил связной. — Орудия разворачивают.

Через несколько минут в окоп втиснулся знакомый Глотову командир батареи Лихота.

— Ну и местечко у вас, — проворчал он, снимая каску. — Из парка я стрелять не могу. С опушки — решетка мешает. Мне что, на площадь пушки вывозить? Нас же там порубят из пулеметов!

— Вдарь по решетке, — посоветовал Глотов. — Снеси ее, а потом по замку.

— Тогда отводи бойцов, — сказал Лихота. — Забор-то — чугунина сплошная. Своих побьем… А это кто здесь?

— Перебежчик, — бросил комбат, прижимая телефонную трубку к уху. — Да только какой-то ненормальный.

— Нихт шиссен! Не стрельять! — затараторил немец, видимо, принимая Лихоту за большого начальника. — Я дать ценный сведенья! Киндер, мальчик, гитлерюгенд…

Глотов услыхал знакомый бас командира полка в телефонной трубке и стал докладывать…

Начальник особого отдела полковник Муханов выехал в батальон Глотова уже потемну. Мощный трофейный «Мерседес-Бенц», взятый недавно из какого-то музея (будто бы на нем когда-то катался сам Гитлер), шел с потушенными фарами по шоссе, обгоняя колонны войск второго эшелона, дымящие кухни и грузовики с боеприпасами. Муханов сидел впереди, развернув на коленях карту, а на заднем сиденье, размером с хороший диван, спал переводчик Зайцев, немолодой, грузный лейтенант, бывший учитель немецкого языка. Страдая от «безработицы» на Волге, Зайцев теперь никак не мог выспаться, поскольку в Германии страдал от обилия работы. Тем более что уже вторую неделю шло стремительное наступление, и штаб дивизии был постоянно на колесах. Спать приходилось редко и где придется. Утром Муханов узнал, что штаб должен разместиться в старом замке под Виттенбергом, в одной из резиденций потомков саксонских курфюрстов, однако замок оказался сильно укрепленным. Его можно, конечно, взять и с ходу, но близился конец войны, и был приказ — беречь людей. Муханов с переводчиком выехали на передовую, чтобы на месте разобраться со странным перебежчиком, и вот уже час пробирались вдоль линии фронта к огромному парку, за которым стоял замок.

Наконец «мерседес» свернул с шоссе к темному лесному массиву и поехал по изъеденной танковыми гусеницами асфальтовой дорожке. Муханов услышал близкий пулеметный треск, редкий грохот орудий и, приказав загнать машину в безопасное место, разбудил Зайцева.

Замок было видно из глубины парка. Десятки осветительных ракет беспрестанно взлетали над площадью перед замком, и его черная тень металась по земле куском рваного полотнища. Пули шлепали по мягкой, наливающейся соком древесине стволов, отшибали ветки с клейкой вязью лопнувших почек. Зарывшиеся в землю роты не отвечали. Только изредка постукивал танковый пулемет. На опушке парка стояли орудия, готовые к стрельбе прямой наводкой.

Муханов разыскал КП батальона и вызвал комбата. КП помещался в каком-то погребе с искусно выложенным, но продырявленным в нескольких местах сводом. Из дыры свешивался провод, идущий от аккумулятора: тускло горела лампочка. Другой провод тянулся к телефону. В углу на куче камней сидел старик в форме без погон и ремня. При появлении Муханова он вскочил и, прижимая стальную каску к груди, заговорил по-немецки, быстро и с жаром. Зайцев начал было переводить, но в это время появились комбат Глотов и артиллерист Лихота. Немец замолчал на полуслове.

— Что здесь у тебя, Глотов? — спросил Муханов. — Рассказывай…

— А вот, товарищ полковник, из замка прибежал, — комбат кивнул на немца. — По пути нашего обгорелого танкиста подобрал. Ну, одним словом, без переводчика его не понять.

Муханов подозвал Зайцева и начал допрос. Все сначала: откуда, кто такой, почему оказался здесь? Работать с Зайцевым было хорошо. Он усвоил круг обязательных вопросов и, по сути, допрашивал сам, переводя содержание ответов. Если Муханов был не удовлетворен ответами, то начинал сам задавать вопросы. Немцы в Германии стали словоохотливей, чем были в России, и сами старались выложить все, что знают.

Зайцев перебросился с перебежчиком несколькими фразами, перевел его ответы и неожиданно выругался.

— Коллега нашелся… Видели его! Он меня коллегой называет, угадал во мне учителя.

Немец, поглядывая на Муханова, выдал длинную трескучую фразу. Зайцев пожал плечами.

— Он спрашивает, вы, товарищ полковник, человек военный или до войны были гражданским?

— Спросите, зачем это ему?

— Ему нужно поговорить с человеком, который до войны был гражданским. Он не любит военных и не доверяет им, — перевел Зайцев ответ немца. — Он пришел, чтобы решить очень сложный и важный вопрос с русскими…

Зайцев умолк, хотя перебежчик продолжал что-то говорить, затем неожиданно шагнул к немцу и стал ругаться с ним. Через минуту они попросту кричали друг на друга.

Муханов услышал несколько раз повторенное по-русски слово — не стреляйте.

— Вы не забывайте переводить, — напомнил Муханов Зайцеву. — Нам некогда разводить дискуссии…

— Он говорит, чтобы мы не вздумали бомбить или обстреливать замок из орудий, — возмущенно сказал Зайцев. — Видите ли, замок обороняют мальчики, гитлерюгенд, обманутые фюрером дети. Они не могут представить себе ценности этого замка. Он построен в шестнадцатом веке, это гордость нации, памятник архитектуры…

Немец прислушивался к русским словам, будто проверял точность перевода. Потом заговорил — тихо, с трудом разлепляя губы. Муханову показалось, что на лице старика выступил пот.

— В верхних этажах находится огромная коллекция произведений живописи, — переводил Зайцев, и голос его звучал обиженно. — А также памятники славянской культуры, вывезенные из России, Польши, Чехословакии и Югославии. Владелец замка, генерал, скупал это у фронтовых офицеров и специально ездил по районам, где прошли боевые действия… По оккупированным районам. От бомбежки или артобстрела все это может погибнуть, потому что весь нижний этаж превращен в бастион, там огромные запасы снарядов. Ящики стоят в залах, возле орудий… Штабеля ящиков на втором и третьем этажах. Замок должен был стать подобием русской Брестской крепости. Но войска ушли оборонять Берлин, и задержать русских приказано роте гитлерюгенда…

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110