Матату вел Пумулу обратно в лагерь Чивеве уверенной рысью. Они продолжали бежать ночью и на следующий день остановились, чтобы наполнить фляги в болоте. Пумула хотел отдохнуть. Матату не собирался спорить с ним. Он повернул на запад и пошел прочь покачивающейся походкой, аккуратно переступая тощими полусогнутыми ногами, и Пумуле волей-неволей пришлось последовать за ним. Они пересекли границу между Мозамбиком и Зимбабве в темное время суток и прибежали в охотничий лагерь в середине следующего дня.
Их появление вызвало просто потрясающий переполох. Повар, выбежавший из хижины, чтобы приветствовать их и узнать новости о мамбо, второпях даже забыл надеть свой колпак и белоснежный фартук.
Матату предоставил Пумуле вручать послание Шона и отвечать на множество вопросов. Он прошел к своей хижине и клубочком свернулся на кровати, представляющей собой древний железный каркас с бугорчатым матрасом из кокосовых волокон — подарком Шона и являющейся самой драгоценной собственностью Матату. Он проспал всю последовавшую суматоху. Даже голос повара, ревущего в микрофон ультракоротковолнового радио и пытающегося за счет одной громкости голоса докричаться до Римы, находящейся в Хараре почти за три сотни миль, не разбудил его.
Когда Матату проснулся, оказалось, что он проспал пять часов. Лагерь был темен и тих. Матату упаковал маленький кожаный мешок, бывший его единственным багажом, восполнил запас драгоценного табака, достав его из-под матраса и наполнив висевший на шее рог.
Он тихо выбрался из спящего лагеря. Только оказавшись на безопасном расстоянии, Матату выпрямился и повернул на восток.
— Маленький глупый ублюдок! — радостно прошептал он и побежал обратно, туда, где было его место, к человеку, которого он любил больше отца.
