Оборотни Индии - Баширов Андрей Львович

Я, конечно же, предупредил его об опасности встречи с грабителями и тхагами по пути в Нагпур, красочно рассказав ему пару известных мне случаев ужасных убийств и насилий, и сказал, что путешествую вместе со своими друзьями-паломниками туда же, куда и он, то есть в Нагпур. Я еще сказал, что мы нарочно выступили в путь в большом числе, чтобы устрашить всякого злодея, и что мы всегда останавливаемся на ночлег за пределами городов и деревень, жителям которых, увы, лучше тоже не доверять. Мое предложение присоединиться к нам он принял весьма охотно, и мне удалось убедить его как можно скорее оставить город. Я оставил с ним Гопала, чтобы показать дорогу и помочь собрать вещи. Думаю, что еще до заката они будут здесь.

— Аллах велик! — набожно воскликнул отец и с удовольствием похвалил: — Воистину, твое лицо удивительно белое, Бадринатх! Я уверен, что у этого старого мутсадди с собой полно денег и драгоценностей, которые помогут нам безбедно жить до самого Нагпура. Ежели он не захочет все-таки отправиться с нами, то придется устроить ему засаду, не откладывая этого дела. Вскоре все решится — если он не придет, то могильщики должны немедленно отправиться в путь, чтобы приготовить ему могилу рядом с дорогой там, где я укажу.

К счастью, нам удалось избежать всех этих хлопот, поскольку мутсадди явился, как и обещал, в наш лагерь, где его встретили отец и два других джемадара. Благородство его облика произвело на меня сильнейшее впечатление: его отличали великолепные манеры и разговор, которые он, без всякого сомнения, приобрел при дворе в обществе раджей, визирей и других высокопоставленных особ. Отдав распоряжение приготовить свою повозку для ночлега для сопровождавших его женщин, то есть со всех сторон обтянуть ее пологом, он и его красивый молодой сын подошли к тому месту, где отец и джемадары расстелили ковры, и начали приличный случаю разговор, то есть познакомились и обсудили наши ближайшие планы.

Если бы этот старик только мог знать, кто сидит рядом с ним! Все происходящее казалось мне весьма странным — мы уже решили расправиться с мутсадди этой ночью и уже приготовили могилу для него и его сопровождающих, а он, как ни в чем не бывало и не подозревая ни о чем, мирно покуривал кальян и дружески беседовал с отцом, Хуссейном и Гхаус Ханом. Старик был явно доволен нашим обществом.

— Спасибо тебе, — обратился он к Бадринатху, — что ты уговорил меня оставить город и приехать сюда, где я наслаждаюсь теперь беседой с людьми, повидавшими свет. Там, в городе, я не сомкнул бы глаз всю ночь, опасаясь грабителей, а тут я могу чувствовать себя совершенно спокойно и не беспокоиться за себя и своих близких, которым вы готовы оказать защиту и покровительство.

Ага! — согласно прошептал старый тхаг, который сидел позади меня. — Мы уж окажем ему покровительство, я лично об этом позабочусь.

Каким образом? — спросил я его, и он подал мне знак, говоривший, что именно он назначен уничтожить старика. Тхаг поднялся со своего места и сел рядом с мутсадди, который удивленно взглянул на него.

— Не беспокойтесь! — сказал отец. — Он один из наших попутчиков и, как и любой другой, может посидеть немного в нашем тесном кругу и послушать истории, которые мы рассказываем друг другу, чтобы скоротать время до отхода ко сну.

Старый тхаг остался сидеть, где сидел, а я наблюдал за тем, как, слушая разговор, он играл со своим платком, обматывая его то вокруг одной руки, то вокруг другой. Во мне росло возбуждение — вот напротив меня сидит старый мутсадди, вот его сын, оба ни о чем не подозревают, вот их убийцы и мой отец, который в приятном, спокойном тоне, как ни в чем не бывало, говорит с людьми, им же приговоренными к гибели через несколько минут. Мне стало страшно и жалко этих двух несчастных. Я отводил в сторону глаза, но безуспешно: мой взгляд опять возвращался к старику и его сыну. Всем своим существом я хотел подать им сигнал — спасайтесь, бегите! — однако так и не отважился, зная, что тогда меня ждет неминуемая смерть. Каждое движение тхагов, сидевших рядом с мутсадди, казалось мне началом страшной развязки. Я больше не мог смотреть на это и, не выдержав напряжения, встал и отошел подальше в сторону.

Меня догнал мой отец.

— Куда ты пошел? — спросил он. — Ты должен оставаться на месте и увидеть все своими глазами, если хочешь стать приобщенным к нашему делу. Ты меня понял?

— Сейчас вернусь, — ответил я. — Я только немного пройдусь, подышу — мне что-то нездоровится.

— Ты просто малодушный! — упрекнул меня отец. — Немедленно возвращайся! Я намерен совсем скоро покончить с ними.

Пройдя еще несколько шагов, я все же пришел в себя, вернулся и сел на свое прежнее место. Я не мог теперь отвести своего взора от старика и его сына и буквально таращился на них, как кролик, завороженный коброй. Удивительно, что они не заметили, не придали этому никакого значения и, слава Богу, не спросили, почему я так на них смотрю. Старик продолжал неторопливо рассказывать об известных ему намерениях его хозяина, владыки Нагпура, заключить какой-то договор с англичанами, направленный против других раджей, и осуждал его за это. Найдя в нашем лице благодарных слушателей, он был готов говорить до бесконечности, но тут наконец-то мой отец подал сигнал к нападению, крикнув: «Подайте табак!». В мгновение ока старый тхаг захлестнул румаль вокруг шеи мутсадди, а другой набросился на сына. Оба несчастных оказались на земле и забились и отчаянной агонии, пытаясь освободиться. Все это произошло почти в полной тишине, не считая хрипа, который издали жертвы. Тхаги-душители ослабили свою хватку и оставили тела лежать на земле — через минуту могильщики забрали их и унесли в темноту.

— Теперь покончим с остальными! — приказал мой отец. — Дружно нападите на слуг и не дайте никому из них уйти.

Несколько наших человек ринулись к месту, выбранному мутсадди для своего ночлега, и после ожесточенной, но безмолвной схватки покончили с погонщиком волов и другими слугами мутсадди, а затем и с женщинами.

— Пойдем! — сказал отец и, взяв меня за руку, повел, а вернее, потащил меня за собой. — Ты должен посмотреть, как сейчас от них избавятся.

Еле переставляя ноги, я последовал за ним на дальний край нашего лагеря, где был небольшой овраг. На его дне уже была выкопана яма, рядом с которой лежала груда скрюченных, раздетых тел — мутсадди с сыном, обе его жены, погонщик волов и двое других слуг, старая женщина и еще один слуга.

— Они все здесь? — спросил отец.

— Да, господин! — ответил один из могильщиков.

— Тогда в яму их! — скомандовал отец.

Я не стал смотреть, а тихо и незаметно ускользнул с этого места. Отойдя в сторону, я со стоном опустился на землю. Мое воображение рисовало мне одну и ту же картину: сын мутсадди, неотрывно и с упреком смотрящий на меня, его старик отец, беззаботно рассказывающий очередную историю, старый тхаг, многозначительно поигрывающий своим платком, мой отец, согласно кивающий головой в знак одобрения услышанного… Все это было так ужасно! Стоило только мне закрыть глаза, как эта сцена вновь и вновь вставала перед моим мысленным взором. Я никак не мог заснуть и просидел бы так всю ночь, но тут начался дождь, который загнал меня в палатку. Я устроился рядом с отцом, который мирно спал, и вскоре сам, вопреки чаянию, заснул крепко и глубоко, без всяких сновидений.

Наступило утро. Отец разбудил меня, и мы приступили к молитве, однако думал я не о Боге, а о несчастном старике и его сыне.

Сразу же после молитвы были оседланы кони, и мы немедленно отправились в путь, стараясь отойти как можно дальше в сторону от Ганешпура, с тем, чтобы на нас не пало подозрение в исчезновении мутсадди, будь оно обнаружено.

Когда мы наконец расположились на привал, отец дал одному из тхагов рупию и велел ему купить в ближайшем городишке гур. Я спросил отца, зачем ему понадобился гур, раз у нас есть обычный, очищенный сахар, и тот охотно пояснил мне.

— Мы обязаны совершить обряд подношения даров, называемый тупани, — сказал он. Он совершенно необходим и должен быть совершен по наказу Кали после каждого дела, вроде того, что ты видел вчера вечером.