Александр Степанович Грин
Сокровище африканских гор
I. Стэнли отправляется в глубь Африки
16 октября 1869 года в Мадриде жильцу гостиницы «Валенсия», американскому гражданину, эсквайру, мистеру Генри Стэнли, путешественнику, корреспонденту, была вручена телеграмма:
«Приезжайте в Париж по важному делу.
Гордон Беннет».
Гордон Беннет, энергичный американец, был собственник американской газеты «Нью-йоркский глашатай».
Через два дня Стэнли сел в экстренный поезд, прибывший в Париж ночью следующего дня. Прямо с вокзала он отправился в «Гранд-Отель» и постучал в дверь комнаты Гордона Беннета.
Открылась и вновь закрылась эта ничем не замечательная дверь, но за нею в тишине уснувшего города произошел замечательный разговор двух американцев, по быстроте, сжатости и решительности напоминавший фортепианную трель в нижнем регистре.
Дело заключалось в том, что знаменитый путешественник, доктор Давид Ливингстон, уехавший в Центральную Африку в 1866 году, с 1869 года считался погибшим или же находившимся в безвыходном положении, требующим неотложной помощи.
С чрезвычайной простотой, отличающей представителей заатлантической нации, когда они решают дела, Беннет дал Стэнли поручение отыскать Ливингстона, не стесняясь издержками.
Стэнли удивился — если можно назвать удивлением некоторое сомнение в обдуманности затеи, — но, подавив это не свойственное ему чувство, выразил согласие, и тотчас они занялись практической стороной дела.
— Одна моя газета стоит больше всех капиталов Нью-Йорка, — сказал Беннет. — За расходами я не постою, но в газете должно быть все самое интересное.
И он подкрепил эту мысль рядом мелких поручений, высказанных тоном глубочайшего неуважения к размерам нашей планеты:
1) присутствовать при открытии Суэцкого канала; 2) подняться вверх по Нилу, собрав сведения о путешествии Самуила Беккера в Верхний Египет; 3) побывать в Иерусалиме; 4) завернуть в Константинополь для политической информации; 5) осмотреть в Крыму исторические поля битв; 6) прокатиться через Кавказ на Каспий; 7) через Персию — в Индию, а из Индии 8) отправиться разыскивать Ливингстона.
Вот скромная задача, какую на рассвете парижского утра, зевая от усталости и дымя драгоценной сигарой, Гордон Беннет предложил Генри Стэнли.
Свершив начертанный издателем круг дел, Стэнли 6 января 1871 года прибыл на остров Занзибар на палубе американского китобоя, организовал экспедицию и отправился разыскивать знаменитого путешественника.
Он составил в Занзибаре пять караванов.
Четыре были отправлены внутрь страны несколько раньше пятого, которым непосредственно руководил сам Стэнли, и с таким расчетом, чтобы они находились в расстоянии нескольких переходов друг от друга. Кроме оружия, охотничьих припасов, двух парусных ботов (на случай водного путешествия), палаток, седел, кухонной утвари и провизии, караваны эти, состоявшие из проводников туземного конвоя, носильщиков и вьючных животных, были нагружены товаром для обмена по дороге на провизию. Негры несли на голове продолговатые тюки с американским холстом, синим индийским полотном, кисеей, цветной бумазеей, бусами и медной проволокой, играющей у дикарей роль монеты.
6 февраля 1871 года экспедиция прибыла в Багамойо [1].
18-го — отправился первый караван с двадцатью четырьмя носильщиками и тремя солдатами.
21-го — второй, с двадцатью восемью носильщиками, двумя надсмотрщиками и двумя солдатами.
23-го — третий, здесь было двадцать два носильщика, десять ослов, белый человек Фаркугар — моряк, повар и три конвоира.
11 марта — четвертый, из пятидесяти пяти носильщиков, двух проводников и трех конвоиров.
21 марта, в пятом караване, с двенадцатью солдатами, выступил Стэнли, взяв с собой Шау — белого, тоже моряка, портного, повара, переводчика, семнадцать ослов, двух лошадей, подарок Занзибарского султана, и собаку.
Так началась эта экваториальная одиссея, одна из удачнейших в истории изучения Африки.
II. Стэнли и Гент
Караван медленно двигался среди дикой заросли колючих кустарников. Повозка, путаясь колесами в иглистых вьюнках, часто приостанавливалась. Изнемогающие носильщики садились на свою ношу, обматывая тряпками израненные ноги. Там, где заросль становилась непроходимой, пускали в ход сталь американского топора.
Отборные проклятия оглашали пустыню. Всеобщее раздражение и усталость, вызванные этой частью пути, достигли крайнего напряжения. Но было все-таки необходимо пробиваться к недалекой полосе леса, где предполагался ночлег.
Носильщики ругали музунгу [2], ослов, друг друга; охали, хватаясь за животы, почти не обращая внимания на окрики главарей каравана. Солнце опускалось за лес. Туманный воздух, полный зловония от гниющих растений и тяжелого запаха от мокрых цветов, странные формы и краски которых вызывали у европейцев причудливые ощущения, был воздух тропической Африки. Наступал период дождей, страшная обильными болезнями мазика [3]. Весь день лил отвесный, отвратительный теплый дождь; к вечеру он затих, вздув болота и покрыв размытую почву скользкими лужами, отразившими далекие облака.
Непрерывные усилия привели измученный караван к опушке леса.
Здесь разбили палатки. Над кострами в больших котлах закипел ужин. Негры, собравшись к огням, толковали о приключениях дня, сплетничали и рассказывали наивные небылицы о стране белых людей, откуда пришел тот, кто нанял и повел их в сердце Черной Земли.
В палатке предводителя экспедиции горела свеча, сквозь мутно освещенное полотно проступали две тени: оригиналом одной из них был Бомбэй, капитан негров, солдат. У входа сидел черный босоногий воин, напевая монотонную песню и щелкая пальцами по курку карабина.
Специальный корреспондент американской газеты, мистер Генри Стэнли, помещался у походного столика. Перед ним стояла тарелка с остатками мяса, приправленного бобами на свином сале, кофейник и горячий кофе в стакане. Стэнли курил, занося в дневник подробности последнего перехода. Бомбэй сидел на распакованном тюке, скрестив ноги и чистя старые серебряные ножны.
Это был пожилой маленький араб с мускулистым нервным лицом, хитрыми губами и глазами, отличающимися той ложной тупостью, которая искусно маскирует характер.
— Галиб Джемаль [4] делал лекарства, господин, — говорил Бомбэй тоном упрямого повторения. — Он набрал черепов вагензи [5] и увез их. Из черепов он делал лекарства.
— Это глупость, — сказал Стэнли. — Ты мне мешаешь писать.
Бомбэй хитро улыбнулся, затем, помолчав, рискнул высказаться еще раз по тому же вопросу:
— Он стукнул по черепу, он ковырял в дырке…
— Бомбэй, — оборвал Стэнли, — завтра, если хочешь, я расскажу тебе о черепах Буртона [6], но сегодня, прошу, помолчи. Сходи посмотреть, сыта ли моя лошадь, и дай Сарбоко порошок хины.
Бомбэй вышел. Некоторое время Стэнли писал, затем, положив перо, отхлебнул кофе и задумался. Множество путевых забот волновало его. В лесу слышался зловещий плач гиен, шорохи ночных птиц и те неопределенные звуки, вздохи лесных дебрей, какие своим получеловеческим-полутаинственным характером вызывают сказочные образы детства.
Было свежо. Стэнли допил кофе и, быстро приписав в тетрадь несколько строк, закрыл ее; затем, набив трубку табаком, спрятал голову в облаках дыма.
У палатки раздались быстрые шаги карангози [7]. Он вошел, степенно поклонился и доложил, что неизвестный человек, пришедший из леса, хочет видеть музунгу. Незнакомец тоже белый. У него большая борода и хорошее ружье. Он сидит у костра.
