На Новую Землю! - Ушаков Павел Владимирович

Буруны на береговых рифах у входа в Маточкин Шар (фот. автора).

ЧАСТЬ II.

Становище в Поморской губе.

12 сентября. — Долина Розмыслова. С раннего утра готовимся к переходу в Поморскую губу. На этот раз сборы к переходу отняли очень немного времени, так как постоянная практика за последние дни приучила нас делать все очень скоро и быстро: каждый знал свою роль и обязанность и был занят лишь ею. Обычно двое складывали палатку и убирали имущество, а третий в это время по установленной системе нагружал карбас. Несмотря на то, что вещей оставалось столько же, сколько и раньше (убывающее продовольствие заменялось новыми научными коллекциями), в карбасе все же теперь казалось более удобно и свободнее, и нужную вещь теперь всегда было легко достать в любое время. Мы настолько сроднились с нашим багажом, что каждый ящик имел свое собственное название — „кухонный“, „охотничий“, „зоологический“, „химический“ и т. д., один почему-то назывался „мыльным“, хотя в нем никогда не было ни одного кусочка мыла, а по своей тяжести никак не мог давать повода к сравнению с мыльным пузырем. „Консервный“ ящик назывался своим именем до конца своей жизни, хотя очень скоро в нем не было ни одной консервной банки. К некоторым ящикам почему-то относились с уважением, в то время как содержимое их совершенно не заслуживало этого. В карбасе каждый ящик знал свое место.

При отходе с последней стоянки всегда оставляли какой-нибудь знак. На этот раз был сложен небольшой гурий [26] и воткнут шест. Отплытие сопровождалось обычным троекратным — гип ура.

Тихий день. Идем на веслах. Льда нет в помине, как будто его здесь не было и вовсе, и только кое-где на мелких местах сохранились последние остатки былого величия. Проходим промысловую сторожку на северном берегу. Вблизи приземистого домика несколько одиночных серых крестов. На берегу пустые бочки из-под тюленьего сала. В домике кое-какая ветхая домашняя утварь.

Северный берег Маточкина Шара, напротив Поморской губы (фот. автора).

Идем быстро и, пройдя камни Егорова, взяли курс на Поморскую губу. Вскоре в глубине залива засерели постройки и показался дымок из крыши главного дома. Подойдя ближе к становищу, первым делом услышали яростный собачий лай. Но сначала в становище не было заметно никакого движения, и оно казалось совершенно заброшенным. На берегу несколько вытащенных карбасов и промысловых лодченок. Влево от становища куча выгруженных с „Декрета“ балансов — годовой запас топлива. Пробуем войти в речку Маточка, но в отлив здесь сильный сувой [27], который чуть не опрокидывает карбас. Идем обратно и пристаем против главного дома. На берег выходят самоеды и матросы гидрографической промерной партии, которая за два дня до нас пришла с работ на Сухом Носу. Теперь эта партия выжидала подходящего ветра и затем собиралась идти с описными работами на юг от Столбового мыса. Их карбас, значительно больше нашего, стоит на якоре против становища. Короткий расспрос, и в сопровождении самоедов и окруженные со всех сторон собаками, отправляемся к дому. Перед домом на шестах, для просушивания развешено несколько шкур белого медведя, а к стене дома с той же целью гвоздями приколочены нерпичьи, шерстью внутрь. Специфический запах становища. Собаки боязливо знакомятся с новыми пришельцами. Вид у них очень жалкий и никогда не подумаешь, что они способны тянуть нарты (самоедские сани). Впоследствии мы их видели в самоедской упряжке и, конечно, свое мнение должны были изменить. Для пополнения убыли из Архангельска ежегодно привозят собак всевозможных пород; более нежные и слабые, с короткой шерстью, не выдерживают суровых условий и вскоре вымирают; остаются лишь более крепкие и с густой мохнатой шерстью, которая их предохраняет от сильных холодов. Вскоре все эти собаки постепенно принимают один общий новоземельский тип, даже один и тот же серо-желтый цвет. Собак обычно запрягают в один ряд [28]. Одна запряжка состоит из 8—10 собак. На нартах надо сидеть умеючи, иначе легко выскочить. Собаки стоят смирно до тех пор, пока хозяин не возьмет в руки длинную палку — хорей и не гикнет. Тогда собаки сразу срываются с места и яростно бегут за вожаком. Летняя езда на нартах очень мучительна — нарты высоко подпрыгивают на камнях и получается беспрерывная тряска, но летом самоеды и не ездят, так как в этом нет особой нужды. Зимой собаки первое время везут нарты со скоростью 20 верст в час. Самоед без собак то же, что крестьянин без лошади.

Для отдыха устраиваемся в комнате Коношенко, старого промышленника и агента Госторга (Госуд. Акц. Общ. по внутр. и внешн. торг.). Но самого Коношенко в данное время нет. Он вместе со своим работником Степаном промышляет у Карского моря и думает вернуться обратно лишь к последнему рейсу „Декрета“.

Изба промышленника Князева в Поморской губе (фот. автора).

Главный дом становища построен художником А. Борисовым, во время его экспедиции в 1900 г. на яхте „Мечта“ [29]. Этот дом сложен из очень толстых бревен и по сие время выглядит новым. До Борисова здесь было всего два небольших домика, один из которых теперь принадлежит русскому промышленнику Князеву. Кроме того, здесь имеется сарай и крохотная церковь, которая в настоящее время превращена в склад Госторга. Само становище обосновалось около полвека тому назад, а с 1890 г. сюда ежегодно заходят суда для снабжения местного населения всем необходимым на целую зиму. Ежегодно бывает два рейса — один в конце июля или начале августа, как только берега Новой Земли освободятся ото льда, и второй — в начале октября. На западном берегу Новой Земли целый ряд небольших становищ (на восточной стороне постоянных поселений нет) — Петуховский Шар, Черная губа, Белушья губа, Малые Кармакулы, Крестовая губа. В каждом становище есть свой склад и агент Госторга, и местное население, по мере надобности, получает нужные вещи: всякого рода продовольствие, порох, дробь, мыло, спички, мануфактуру и пр. Все продукты отпускаются без акциза. Взамен привезенных продуктов Госторг монопольно вывозит весь годовой промысел самоедов и русских по определенной расценке. Главные виды промысла — белый медведь, песец, морской зверь, голец.

Белый медведь.

Белый медведь (Thallassarctus maritimus), является наиболее красивым и величественным и в то же время наиболее сильным и могучим обитателем арктической области. От бурого медведя, кроме окраски, он отличается целым рядом признаков: более вытянутым туловищем и шеей, сравнительно небольшой и узкой головой, сильными и толстыми лапами, а также присутствием между пальцами толстой плавательной перепонки. Вес его достигает 500 килограмм.

Белый медведь широко распространен в арктической области и встречается повсюду, где море большую часть года или совершенно или частично покрыто льдом. Будучи хорошим пловцом, он одинаково прекрасно себя чувствует, как в воде, так и на суше. Он в высшей степени вынослив, и никакие холода и ветра не вредят ему. Движения его неуклюжи, но, несмотря на это, в случае надобности, он быстро бегает и ловко карабкается по кручам. По воде он проплывает огромные пространства и может подолгу оставаться в ней.

Питается белый медведь всеми теми более или менее крупными животными, которых ему удается поймать в море или на суше. Любимой его пищей служат тюлень и рыба. Для того, чтобы поймать тюленя белый медведь или подолгу караулит его на льдине, выжидая, когда он вынырнет, или, наоборот, охотится с воды, когда последний сам отдыхает на льдине. При этом он осторожно подплывает к льдине с подветренной стороны, а затем, очень быстро выныривая у самого ее края, яростно хватает добычу. Для ловли рыбы он загоняет ее в расщелины льдин или просто ныряет за ней. На наземных животных — на оленя, песца и птиц — он нападает только тогда, когда ему не хватает пищи в море. Падаль ест так же охотно, как и свежее мясо, но никогда не дотрагивается до трупа другого белого медведя. В голодное время питается травой и мхом и часто нападает на продовольственные склады полярных экспедиций. В последнем случае он не брезгает ни чем и уничтожает все. Никакие меры предосторожности — груды камней, толстые стенки ящиков и т. д., ничто не предохраняет от лап медведя.