По следу Сезанна - Мейл Питер

– Нет, – нахмурилась Люси. – Нет, не могу. Я всю неделю занята. Не знаю когда. Послушай, меня ждут. Да, я помню твой номер. Да. И тебе того же.

Она повесила трубку, покачала головой и устало вздохнула. Андре удовлетворенно ухмыльнулся.

– Надеюсь, я не помешал, – сказал он, отлично зная, что помешал. – Это, случайно, не наш приятель в полосатой рубашке?

Люси состроила гримаску, но потом рассмеялась.

– Лучше бы я удрала с тобой, пока была такая возможность. Ну и вечер! А я-то было подумала, что он ничего. – Она запустила пальцы в свои кудряшки. – Бывал когда-нибудь в сигарном баре?

Андре отрицательно покачал головой.

– И не ходи!

– Слишком много дыма?

– Слишком много полосатых рубашек.

– И алых подтяжек?

– Алых, – кивнула Люси, – полосатых, в цветочек, с монограммами, с быками и медведями, с рецептами коктейлей. У одного парня были даже с индексом Доу-Джонса. Они, когда напиваются, снимают пиджаки. – Она поежилась. – А откуда ты знаешь про подтяжки?

– На Уолл-стрит без них случился бы обвал. Большинство штанов свалились бы с владельцев. Он ведь с Уолл-стрит?

– Да уж не фотограф. – Она подсела к нему на диван и взяла папку с фотографиями. – Это из Франции?

– Угу. Хочу попросить тебя переправить их Камилле. Я спешу на самолет.

– Очень неожиданная новость. – Люси рассматривала слайды, и ее лицо постепенно светлело. – Как хорошо. И какая чудесная старая леди. Похожа на мою бабушку, только без загара. Это ее дом?

– Да, перестроенная старая мельница. Тебе бы понравилось во Франции, Лулу.

– Очень красиво. – Люси вернула диапозитивы в папку, и ее голос опять стал деловым: – Куда на этот раз?

Андре рассказал ей о звонке на Багамы, и по мере рассказа сам понимал, что, возможно, преувеличил значение ответов Денуайе, его тона и пауз в разговоре. В конце концов, француз не сказал ничего подозрительного, почти не удивился и вообще не проявил к полученной новости никакого интереса, пока не были упомянуты фотографии. И все-таки что-то тут нечисто. Андре в этом не сомневался. Почти. Наверное, именно поэтому, убеждая Люси, он, как заговорщик, наклонился к ней и говорил полушепотом.

Она слушала его, откинувшись на спинку дивана, и лишь изредка улыбалась, когда Андре начинал чересчур горячо жестикулировать. Когда разговор задевал его за живое, французская сторона натуры брала верх, и он использовал пальцы вместо восклицательных знаков, а взмахами рук подчеркивал любую фразу и каждый нюанс. Закончил Андре в классической галльской стойке: брови и плечи воздеты к небу, локти прижаты к бокам, ладони раскинуты, нижняя губа выдвинута вперед – все тело, кроме ступней, свидетельствует о неопровержимой логичности сделанных выводов. Старый профессор из Сорбонны мог бы гордиться им.

– Я ведь только спросила, куда ты едешь, – улыбнулась Люси.

Люди, улетающие на Багамы, так радовались предстоящему теплу, что заранее сменили оперение на тропическое – они явились на посадку в соломенных шляпах, солнечных очках, ярких пляжных нарядах, а некоторые, самые смелые, – даже в шортах. И разговоры в очереди велись уже отпускные: о подводном плавании, развеселых ночных клубах Нассау и о коктейлях с экзотическими названиями, которые можно будет потягивать в баре прямо на пляже. Всех пассажиров объединяла общая неуемная жажда удовольствий. Уже через сутки, думал Андре, большинство из них будет страдать от типичной островной лихорадки – смеси солнечных ожогов и похмелья.

Его собственные отношения с Карибами складывались не слишком удачно. Несколько лет назад, еще в первую нью-йоркскую зиму, Андре, соблазненный близостью тепла и белых песчаных пляжей, занял денег и купил недельный тур на один из малых Виргинских островов. Уже на четвертый день он готов был оттуда сбежать. Цены оказались до невозможности вздутыми, еда – пережаренной, тяжелой и невкусной, а те местные жители, с которыми он успел познакомиться, интересовались только джином и сплетнями. Все последующие, уже рабочие, визиты на другие жемчужины Карибского бассейна не заставили его изменить это мнение. Вероятно, причина заключалась в том, что небольшие острова и Андре не были созданы друг для друга. Они вызывали у него приступы клаустрофобии и несварения.

Вот потому-то в отличие от остальных пассажиров Андре не испытывал радостного предвкушения, когда пристегивался к креслу и прослушивал обращение пилота. Интересно, почему у всех летчиков всегда такие глубокие, уверенные, бархатные голоса? Может, это обязательное требование при приеме на работу, наряду с умением управлять самолетом и нормальным артериальным давлением? Или дикция и владение голосом входит в программу курсов усовершенствования? Самолет тем временем набрал высоту и летел по безупречно синему небу. Андре расстегнул ремни и попытался вытянуть ноги, насквозь промокшие после форсирования нью-йоркских луж. Хотя бы от этого он будет избавлен на ближайшую пару дней.

От солнечного света, заливавшего аэропорт Нассау, сразу же заболели глаза. Полуденная жара облепила его, как мокрое полотенце, и зимняя одежда моментально пристала к спине и груди. Андре попытался найти среди пожилых «шевроле» такси с кондиционером, потерпел неудачу и всю дорогу до Купер-Кей, будто собака, сидел, высунув голову наружу и жадно глотая встречный ветер.

По предложению Денуайе он собирался остановиться в здании клуба, но выяснилось, что, прежде чем попасть в это роскошное и строго охраняемое гетто для богачей, необходимо пройти некоторые формальности. Остановившись у бело-зеленого шлагбаума, шофер посигналил, и скоро грузный человек в кепи, военной форме и отполированных до зеркального блеска ботинках появился из будки и не спеша побрел к воротам. С таксистом они встретились как старые друзья, причем друзья, которым совершенно нечего делать и некуда спешить в этот приятный солнечный день. Только обменявшись всеми последними новостями, они вспомнили об Андре, потеющем на заднем сиденье. Охранник приблизился и поинтересовался, к кому он прибыл. Услышав ответ, он так же неторопливо вернулся в будку и начал куда-то звонить. Видимо получив благоприятный ответ, он кивнул, и шлагбаум медленно двинулся вверх. Такси еще раз посигналило и въехало на территорию заповедника, предназначенного только для тех, чей ВВП превышает десять миллионов долларов.

От широкого, с двух сторон обрамленного высокими кокосовыми пальмами проспекта то и дело ответвлялись узкие дорожки, ведущие к огромным, белым или розовым особнякам. В ветвях цветущей бугенвиллеи прятались аккуратные указатели, на которых эти замки скромно именовались коттеджами: Розовым, Коралловым, Хвойным, Пальмовым (а как же без него) и даже Казуариновым. К каждому примыкал безукоризненно ухоженный сад, а все ставни были плотно прикрыты от солнца. Андре мысленно сравнил этот оазис с другим обиталищем Денуайе – Кап-Ферра. Несмотря на разницу в растительности, климате и архитектуре, они были удивительно похожи: их роднил общий дух спокойного, дремотного благополучия и возникающее тут ощущение, что весь остальной мир находится где-то далеко-далеко. Обычным смертным доступ закрыт.

Дорога изогнулась, огибая неизбежное изумрудное поле для гольфа. По нему никто не ходил пешком: от лунки к лунке игроки передвигались на маленьких электрических карах, тоже окрашенных в зеленый и белый – традиционные цвета Купер-Кей. Пассажиры вылезали, делали взмах клюшкой и снова садились в кар. Физические усилия были сведены к минимуму.

Остановив автомобиль у широких каменных ступеней клуба, таксист вдруг проявил необычайную активность, видимо вспомнив про чаевые. Он выскочил из машины и вырвал из рук у Андре сумку, но тут же вынужден был уступить ее одному из служащих клуба – гиганту со сверкающими зубами, одетому в бело-зеленую полосатую жилетку. Андре сунул влажные от пота купюры в протянутые руки и зашел в прохладный, с высоким потолком холл.

Его проводили в комнату с окнами, выходящими на бассейн, и освободили еще от некоторого количества сырых денег. На ходу сбрасывая одежду, Андре отправился в ванную, минут пять постоял под холодным душем и только после этого, не вытираясь, босиком подошел к окну, чтобы полюбоваться видом. Бирюзовый овальный бассейн был пуст, но вдоль одной его стороны в шезлонгах на предвечернем солнце загорали несколько обитателей клуба: немолодые загорелые мужчины, располневшие от хорошей жизни, и несколько более молодых и более стройных женщин, одетых в основном в пляжные украшения. Ни детей, ни шума, никаких признаков жизни. Андре отвернулся от окна.