В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович

— А вот и конец забавной истории: после громкого процесса— каторжный приговор, вмешательство бывших фронтовиков, освобождение… Но я стал лишним человеком на своей родине. Когда от гамбургской пристани отвалил пароход, направлявшийся в Южную Америку, на его палубе боязливо жался будущий наемник любой армии, ландскнехт, гладиатор и профессиональный убийца, теперешний жирный сержант Сиф!

— Крепко сказано, герр Реминг! Но неужели фигура Сифа — чисто отрицательная? Без единого светлогб пятнышка?

Никоим образом. Достоинства у него, конечно, тоже есть. Главное из них — цельность характера. А таких людей в наши дни мало! Сиф не любил сидеть на двух стульях, как, например, пытался сделать сей юноша.

Пальцем, похожим на кусок колбасы, доктор философии ткнул за спину.

— Была ли у убитого руководящая идея? — серьезно спросил Реминг. — Нарушая присягу и долг офицера, этот мальчик отпускал всех выявленных мною агитаторов! Отпустил даже пробравшегося сюда из Алжира араба-коммуниста с пачкой брошюр. Я их берегу у себя… Он погиб, потому что не нашел в себе сил сделать последний логический шаг, как и я когда-то в Берлине. Реминг из трусости стал Сифом, а д'Антрэг из слабости — трупом! Хо-хо!

— Да, девизом убитого было одно слово — культура.

— Хи-хи-хи, — вдруг тоненько засмеялся Реминг.

— Чему это вы? — удивился Гай.

— Ой, не смешите, достопочтенный! Колониальный офицер — и культура!

— Но все равно — намерения у него были хорошие…

— Кой черт нам до добрых намерений! Ими вымощена дорога в ад!

Герр Реминг поднял к небу волосатую лапу, как бы присягая, и торжественно провозгласил:

— Сиф — законченный негодяй! Опаснейший подлец, которому нет места в порядочном обществе! Мерзавец — откровенный и безжалостный!

Гай сделал вид, что не понял угрозы. «К чему он клонит? Неужели между нами станет Тэллюа?» Голос рассудка требовал отступить — зачем ему похмелье в чужом пиру? Но радость жизни, молодость и сознание своей силы влекли его в гущу опасностей. «Нужно заставить его сказать, наконец, главное, и тогда будет видно, что мне делать».

— Вижу, что вы — новый Заратустра! — сказал он, подзадоривая Реминга. Философ уже расправился с рыбой и вытряхнул из банки здоровенный кусок мяса. На слова Гая он ответил брезгливой гримасой.

— Заратустра сыплет на головы не меньше запретов, чем сам Иисус. Что же касается Сифа, — тут герр Реминг сделал энергичное движение рукой, — то этот веселый толстячок любит чужую собственность, он так и шныряет глазами в поисках того, что плохо лежит. Великий расточитель, Сиф по необходимости должен быть и великим стяжателем.

Герр Реминг сгреб с тарелки кусок мяса и, держа его за косточку, стал обгладывать мякоть.

— Вот почему, мсье ван Эгмонд, вас нисколько не удивит и мой маленький вопросик.

Доктор философии поднял глаза к темнеющему вечернему небу и закончил мягко, невинно, как дитя:

— Скажите, где лежит золото?

Так и есть… Сердце Гая опять тревожно дрогнуло. Никакого успокоения от тяжести пистолета в кармане… Неужели по милости Сифа он обзаведется дырой в груди?

По возможности спокойнее и обстоятельнее Гай рассказал о последних минутах жизни профессора.

— Итак, вы ничего не знаете? Это точно?

— Герр доктор…

— Простите! В пустыне начинаешь становиться неучтивым.

Опустив руки на колени, Реминг некоторое время задумчиво рассматривал Гая. Гай понимал, что в эти минуты решается его судьба. Солнце краем уже спустилось на гребень горы, голубые тени перекинулись через поле — одна непомерно широкая и короткая, другая тонкая и прямая…

На лице Реминга Гай прочел сомнение.

Он поглядел на часы. Герр Реминг заметил это движение.

— Не спешите. У меня имеется еще один вопрос, герр ван Эгмонд.

— К вашим услугам.

— Каковы ваши планы на ближайшее будущее?

— Зачем вам они? — спросил холодно Гай.

— Да, видите ли, сейчас здесь старший начальник я. Мне нужно решить, как поступить с вами…

Инстинктивно Гай повернулся и посмотрел на верблюдов, груженных оружием. Проклятье, пройдоха опять перехватил его взгляд! Подперев голову рукой, он сидел и медово улыбался.

— Ох уж и надоел мне этот железный скарб! Но здесь он необходим — тут все решает сила, а она на моей стороне. Если я не властен уберечь свою жизнь, то всегда могу укоротить вашу. Милейший гость и друг, здесь не Париж!

«Или я, или он. Времени терять нельзя. Он еще не принял решения. Сейчас стемнеет, африканская ночь покроет все тайны, нужно спешить! Но как подойти к этому носорогу? Он сейчас сильнее… Но вернее пули его сразит блеф. Да, да… Только блеф, больше у меня ничего нет…»

— Вы напрасно понимаете силу только в ее физическом аспекте. Силой, герр доктор, может быть и знание. — Гай скромно отхлебнул глоток вина и вяло продолжал: — Вы надеетесь дать своей комбинации выгодный разворот только потому, что обладаете крупицей кое-какой информации. Она страшнее пулеметов и командует ими.

Реминг вздрогнул. Ему очень хотелось посмотреть на Гая, забросать вопросами. Но он овладел собой; взяв банку, он заглянул в нее, выбирая кусочек пожирнее.

— Что же это за крупица?

— Мне известно, что Аллар был недавно использозан в качестве письмоносца.

Глаза герра Реминга перестали источать елей и мед.

— О какой комбинации вы говорите, герр ван Эгмонд?

— О той самой, о которой давеча упоминали вы. Вы, герр Реминг! Я знаю все до мелочей. Слышите? Все!

Секунду толстяк колебался. Потом успокоился и взялся за банку.

— Да, туземцы иногда употребляются нами для связи, — с усилием выдавил он из себя.

— Вами?! — спросил Гай строго. — Вами?! Значит, я должен понять, что вы сознательно поддерживали преступную связь с одним лицом, которое находится сейчас у крепости?

Герр Реминг оставил банку и оторопело взглянул на Гая выпученными глазами. Лицо его медленно побагровело. Он сел, как мешок, словно невидимая рука трахнула его по макушке и слегка вбила в землю.

— Аллар находился на скрещении нескольких оперативных линий… Я хорошо платил… И он показал пакет… Клянусь, что я никогда…

— Жаль, что туземцы ненадежны, — перебил Гай, — мне тоже хотелось передать с ними в крепость срочный пакет.

— Как вы сказали?

Не отвечая, Гай медленно закурил, умышленно затягивая молчание. По лбу толстяка поползли капли пота.

— Что же вы не кушаете, герр Реминг? Время идет!

— Да, да! Нужно торопиться! — волосатая лапа неуверенно потянулась к банке. — Поступайте как знаете, моя голова занята другим. — Он продолжал есть без всякого аппетита.

— Знаю, знаю — разворотом комбинации, — усмехнулся Гай. — Хотите использовать Аллара как главного свидетеля и как громоотвод? Не поздно ли вы решили выполнить воинский долг, сержант № 606?

Герр Реминг побледнел. Загорелое лицо стало грязно-зеленым. Машинально сунул он палец себе за ворот и обвел им вокруг шеи.

— Я своевременно докладывал лейтенанту д'Антрэгу, — почти крикнул он в лицо Гаю. — Я не знаю, почему он повел патруль прямо сюда! Я ни при чем! Я докажу!.. Я…

— Малый, вина! — скомандовал Гай через плечо. — Выпьем еще по стакану, и пора кончать разговор, любезный герр доктор. Меня не интересует разворот вашей комбинации, потому что со следующей машиной я уезжаю из этих мест навсегда. Турист я или нет — неважно, думайте что хотите, возможно, что и не турист… Но не забывайте одного: я не участник в драке за золото и в борьбе за коммуникации в Хоггаре.

Гай добавил с едва заметным английским акцентом:

— Сахара — только часть Африки, а Африка — только часть света.

Потом, нагнувшись, взял Реминга за плечо и небрежно закончил:

— Оставляю вам доску с партией, розыгрыш которой уже начат. Делайте мат и получите приз королевы Ранавалоны!

— Занятный вы человек, герр ван Эгмонд, очень занятный! Герр Реминг был похож на больного, перенесшего приступ лихорадки. Он сидел, обмахиваясь грязным, засаленным шлемом, как веером.