Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Я знал, что прощаюсь со всем этим навсегда, даже в том случае, если мне суждено побывать еще раз в Гималаях. Этот пейзаж я больше никогда не увижу. Второй раз мне уже не придется спускаться от вселенной к Крыше Мира. Теперь это станет только далеким, несбыточным желанием.
Аджиба прервал ход моих мыслей. Он покинул палатку и бросился ко мне навстречу. Он прижимает меня к себе, говорить он может только одно слово: «Сагиб», повторяя его снова и снова. Было уже темно, но я замечаю его влажные от радости глаза.
Он снял с огня кастрюлю и передал ее мне. В течение всего дня нам пришлось довольствоваться только несколькими глотками кофе, и сухой воздух так высушил горло, что я едва могу выдавить из себя пару слов. Наконец-то жидкость, и главное теплая.
Большими глотками я выпил кастрюлю до конца. Аджиба смотрел на меня с такой гордостью и торжественностью, как будто он выполнил чрезвычайно важное дело. Оказалось, что это была горячая рисовая водка, которая сразу разогнала усталость и вернула меня из величественных холодных просторов к теплу жизни. Я влез в палатку. Пазанг уже спал. Подошли Сепп и Гельмут. Мы снова лежали без сна, но на этот раз нам не давал уснуть избыток счастья. Все снова мы спрашивали друг друга: «а ты помнишь…?»
Счастливый день, подаривший нам покорение вершины, окончился.
Чтобы подняться на вершину, потребовалось большое физическое и душевное напряжение.
Я изложил здесь только свои личные переживания и чувства. Чтобы дать читателю полную картину впечатлений всей группы, я приведу рассказы Сеппа и Гельмута о том, что они перенесли в этот день. Мне очень хотелось бы передать здесь и впечатление Пазанга, но он уже снова, с другой экспедицией штурмует «очень высокую вершину» – Дхаулагири.
Теперь рассказывает Сепп.
«Наконец, я снова чувствую в себе подъем. Последние три дня и три ночи, проведенные нами в пещере, где мы находились, как пленники, неумолимый ледяной ветер и безуспешная попытка выйти в лагерь IV сделали меня вялым. Я давно знаю, что победить восьмитысячник одной силой нельзя. Прежде всего нужно, чтобы боги, господствующие над высочайшими вершинами, благосклонно относились к человеку, который осмелился вторгнуться в их мир и приблизиться к их престолу. Сегодня я отчетливо чувствую – настроение богов изменилось. Хотя сильный ветер все еще проносится над нашим лагерем IV, грозя сорвать крепления палаток, я тихо лежу с открытыми глазами и мысленно готовлюсь к испытаниям следующего дня. Я чувствую себя а этот момент почти так же, как перед восхождением по сложному стенному маршруту в Западных Альпах: сначала я боюсь – мне страшно подумать о предстоящих опасностях, потом появляется смелость, и все это не дает мне уснуть.
Нам нужно преодолеть до вершины 1300 метров по высоте. Я вспоминаю невероятное достижение Германа Буля на Нанга-Парбат и сомневаюсь, что мы благополучно спустимся. Но Пазанг убежден, что все пройдет нормально. Он в такой отличной спортивной форме, что я уже ясно себе представляю, как мне будет трудно поспевать за ним. Но одно ценно – Герберт, несмотря на свои тяжелые обморожения, тоже решил подниматься с нами на вершину. Во время нашего длительного подхода я часто мечтал, что мы двое и Пазанг достигнем цели. Может быть, мои мечты превратятся в действительность?
Во второй палатке лежат Герберт, Гельмут и Гиальцен. То здесь, то там слышатся стоны и кашель – никто не спит, как следует.
В три часа утра в нашей угнетающе тесной палатке пробуждается жизнь. Аджиба, эта золотая душа, начинает варить завтрак, а Пазанг, со стонами, пытается надеть замерзшие ботинки. Я пока обречен на бездействие. Можно себе представить: в двухместной палатке три тяжело одетых человека, три рюкзака и два больших свертка – естественно, что мы не можем двигаться все одновременно. Я наблюдаю, как Аджиба с железным спокойствием и хладнокровием варит кашу из овсяных хлопьев. Все шерпы изумительные и прекрасные люди, умеющие добросовестно и радостно выполнять свою работу в любых условиях.
В шесть часов утра покидаем палатку. Еще темно и очень холодно. Я прощаюсь с Гельмутом, который желает всем нам счастья. Понятно, что я еще раз иду к своему другу Аджибе. Он пожимает мне руку и совсем, совсем тихо говорит: «Хочу Вам большого счастья, сагиб, большого счастья». Потом он находит в своей штормовке несколько таблеток глюкозы и кладет их мне в карман. По его лицу я вижу, что эти пожелания идут от самого сердца. Меня так трогает его чистосердечность, что я оставляю ему свои двенадцатизубые кошки, так как он оставил свои в лагере III, и иду на вершину в оковках [15].
Мы взяли с собой две веревки, крючья, карабины, молоток, палатку, мешок, продукты и два термоса с кофе. Сразу же за палатками переходим по снежному мосту широкую трещину и поднимаемся по крутому, жесткому фирновому склону. Медленно, но непрерывно движутся закутанные фигурки в мире вечного снега. Воздух уже «жидкий», и дышать трудно. Высокие вершины, окружающие нас, тонут в золоте восходящего солнца, и свет медленно наполняет широкое, таинственное Тибетское нагорье.
При виде однообразных цветов этой страны меня всегда охватывает тоска. И сегодня тоже. Но скоро я отворачиваюсь от этого величественного вида, так как ходьба по крутым склонам, покрытым спрессованным снегом, требует особого внимания. Мы поднялись по тенистому холодному склону уже высоко и стараемся как можно быстрее выйти на солнце. Правда, это будет еще не скоро, ведь мы находимся на северо-западных склонах горы. Холод проходит сквозь одежду. С некоторого момента я переставал чувствовать пальцы на ногах и вскоре перестаю чувствовать ступню правой ноги.
Герберт советует мне вернуться. Должен ли я в последний день трехнедельной борьбы отказаться от восхождения на вершину, отказаться от всего? Я пытаюсь найти правильное решение. Ради восьмитысячника я не хочу жертвовать ногами. Счастье победы и несчастье обморожения я уже испытал на северной стене Эйгера. Пазанг и Герберт идут своей дорогой. Полуобмороженными руками я ослабляю фитили оковок, глотаю горсть таблеток, ускоряющих кровообращение, и продолжаю подъем. Я все же не могу отказаться от покорения вершины.
Пазанг, который идет первым, смело прокладывает путь к единственному уязвимому месту каменного пояса. Он поднимается по довольно крутым скалам пояса. Герберта, которому трудно лезть из-за обмороженных рук, Пазанг поднимает на веревке.
Теперь мы стоим на солнце. Оно не греет, но все же поднимает настроение. Мои глаза все время ищут слева гребень: он все еще выше нас. Вдруг, к своему ужасу, я понимаю, что мы поднимаемся очень медленно, на мой взгляд – слишком медленно. Я спрашиваю Пазанга – дойдем ли мы сегодня до вершины. Его «да, сагиб» звучит очень убедительно, и мои сомнения рассеиваются. Теперь перед нами траверс направо вверх по крутому, местами сорокапятиградусному, ледяному склону. Для преодоления восьмисот или девятисот метров по этому склону нам потребовалось более трех часов, и в полном изнеможении мы вышли на пологую часть. Ходьба с оковками требует больших усилий и неприятна, так как опасность соскальзывания в них больше, чем в двенадцатизубых кошках. На высоте 7500 метров довольно трудно рубить ступени и сохранять равновесие. Герберту тоже очень тяжело на этом участке, и мы оба с трудом выходим на плечо, где в свое время хотели установить лагерь V. Гельмут и Аджиба имеют задание подняться сюда с палаткой для того, чтобы избежать холодной ночевки, если мы поздно достигнем вершины. Дойдут ли они до этого места?
Глоток кофе, кусочек шоколада – и напряженная ходьба продолжается. Но теперь это прекрасная ходьба. Все окружающие нас вершины тонут в прозрачной синей дымке. Сказочный горный мир лежит у наших ног. Я не жалею, что нахожусь здесь и поднялся так высоко. Я чувствую себя сверхсчастливым среди моих гор, которые так много значат для меня. Здесь все так странно и свято.
