Возле нашего общежития мы простились.
— Может, все же возьмешь пару хвостов, а? — напоследок предложил рыбак, но я опять твердо отказался.
«Да, — думал я, сидя на ступеньках нашего крыльца, — а ведь вполне бы мог и шлепнуть он меня из мелкашки, не вступая ни в какие переговоры, ищи-свищи потом. А стреляют здесь люди хорошо».
Наши уж встали. Более того, Наташа сервировала завтрак, и за столом сидел весь экипаж «нашего» «Ми-4», а с ними какой-то незнакомый мне летчик в кожаной куртке. Ребята принесли с собой бутылку водки — похмелиться (а может, это принес тот, новый летчик, не знаю), но сами пить не стали — у них вылет; мы не стали пить тоже, новый летчик отказался пить наотрез (может, из солидарности — не пить же одному!). Быстро (и основательно) заправившись, ребята ушли. Наташа убрала со стола. И тут выползли из «своей» комнаты бедные солдатики.
— Чайку у вас нету крепенького? — жалобно спросил бас-гитарист, с видимым трудом подавив приступ тошноты.
— Да вам, поди, не чаю сейчас надо, — хохотнул Лев Васильевич, — а покрепче чего-нибудь.
И только он сказал это, как распахнулась дверь и к солдатам вошел их замполит и торжественно заявил, поставив на стол бутылку питьевого спирта:
— Вот, лекарство принес. Лечитесь, сукины дети! — и уселся за стол, дав тем самым понять, что будет лечиться вместе с подчиненными.
Солдаты весело загремели стаканами. Услыхав призывный звон (акустика здесь, к сожалению, превосходная), явился завгар Валера, который жил по соседству за стенкой. Он спокойно прошел к нам на кухню и уселся за стол, совершенно убежденный, что и ему нальют тоже (на Севере в похмельной стопке не отказывают и смертному врагу).
— Силантьев! — скомандовал замполит щуплому бас-гитаристу, сидевшему с края, — проводи товарища!
— Как это, «проводи»? — вытаращил глаза завгар. — Ты что же мне пятьдесят грамм на опохмел пожалеешь?
Наступила тяжелая пауза. Завгар Валера встал во весь свой прекрасный рост; против него, шатаясь с похмелья, как тростинка под ветром, стоял несчастный бас-гитарист. В глазах его был ужас: как человек военный, он был обязан выполнить приказ-командира, но простой здравый смысл подсказывал ему, что делать этого не следует. Мы с большим интересом наблюдали за этой сценой, не вмешиваясь ни во что. Замполит вышел из-за стола на середину кухни; навстречу ему вышел завгар. Замполит, встав на цыпочки (он едва доставал Валере до плеча), схватил завгара за рубашку и закричал визгливым голосом:
— Партия вас чему учит, а? Что пьянство — зло, и пьяницы тянут нас назад, в другую сторону от коммунизма. А ты, сволочь, похмеляться пришел?! Партию не уважаешь, скотина?!
Тут завгар схватил замполита за портупею, поднял его в воздух так, что их головы оказались на одном уровне, и сказал ему, глядя прямо в глаза:
— Партия?! Да ты само слово это, пьяная сука, с третьего раза выговорил... Партия! — И с этими словами завгар швырнул несчастного замполита к стенке, туда, где сидели съежившиеся от страха солдаты.
Замполит с хрустом шмякнулся об стенку и, обмякнув, сполз по ней на скамейку. Солдаты вскочили со своих мест, но по всему было видно, что они не знают, как себя вести. Замполит пришел в себя, утер с лица кровь:
— Это он мне мстит, что я с его женой танцевал, — криво усмехнувшись, пояснил он своим солдатам, — ревнует.
— Я?! Тебя?! — задохнулся от негодования завгар. — Да вы посмотрите на этого мозгляка, ребята! — обратился он к нам. — Да на него приличная баба высморкаться побрезгует!
Оскорбленный в своих лучших чувствах замполит, прихватив с собой бутылку «лекарства» и каравай хлеба с нашего стола, ушел в комнату к солдатам и увел их за собой. Я открыл бутылку водки (ту самую, что принес незнакомый летчик), налил завгару похмелиться, угостил завтраком. За эту сцену мы разом простили Валере все наши прошлые обиды, и с этого момента установились у нас самые теплые, самые дружеские отношения.
— Кстати, — вкрадчиво спросил Лев Васильевич, когда Валерин завтрак подходил уже к концу (решив, по-видимому, ковать железо, пока оно горячо), — а тот вездеход, который, судя по всему, не меньше трех сезонов стоит на приколе возле мастерских, он чей?
— Наш, портовский, — ответил Валера.
— А он кому-нибудь тут нужен? — продолжал гнуть свою линию наш начальник.
— Да нет, — махнул рукой Валера, — по поселку ездим на машине, в тундру на тракторе...
— Так продайте его нам, а? Или с баланса на баланс передайте.
— Я-то бы с радостью, — сказал Валера, — пользы нам от него — шиш, только морока лишняя. Но это нам с авиаотрядом связаться надо, хозяева-то они. Они и решают.
— Ну, так пойдемте, свяжемся, — сказал Лев.
Мы все встали из-за стола и пошли в аэропорт.
Пока мы отсутствовали, солдаты быстренько собрали свои вещички и вместе со своим мерзким капитаном на военном вертолете улетели в бухту Кожевникова. Боже, в каком виде они оставили комнату (может, в отместку?!). Нагажено, наплевано, кругом окурки, объедки, стекло битых бутылок, и, что самое обидное, в банки со специями, с зеленым луком и укропом, которыми я очень гордился и дорожил, они тоже наплевали, напихали окурков, стекол, объедков. (В той комнате, куда мы пустили переночевать солдат, у нас помещался теплый склад.) Ну что за свиньи!
В магазине я встретил завхоза геодезистов. Он, приподняв шляпу, вежливо поздоровался со мной.
— Наш «Ми-4», — сладким голосом пропел он, — нынче в Хатангу уходит. Кончилась у него месячная саннорма, так что мы расстаемся...
— Да, — подтвердил я, — ребята говорили нам, что нынче идут домой, и пообещали взять нас с собой.
— Они не смогут этого сделать, — еще слаще сказал завхоз, теперь голос его истощал сплошной мед и сахар, — поскольку будут загружены, как говорится, под завязку. Очень много груза нам с ними в Хатангу отправить надо.
— И что за груз, если не секрет?
— Какие от вас секреты, — улыбнулся завхоз, — тара: пустые бочки и ящики. — И еще раз приподняв шляпу (на этот раз в знак прощания), он величественно удалился.
В обед наши летчики вернулись и привезли нам обещанный подарок: мешок крупной краснобрюхой семги, то есть озерного таймырского гольца. Я пересказал наш с завхозом диалог у магазина. Радист Саня грязно выругался (и тут же извинился перед Наташей), а Олег просто сказал:
— Да шел бы он и плясал, завхоз этот! Конечно, раз мы по его заданию работаем, то должны ему подчиняться и просто так, внаглую, взять вас не сможем. Так что давайте сделаем так: вы свои вещички к нам в машину куда-нибудь в угол забросьте, а сами идите в тундру, за поселок. Мы километрах в двух отсюда присядем да и подберем вас.
— Да зачем? — возразил Лев Васильевич. — К чему это вам из-за нас неприятности себе на шею искать? Не дай бог, узнает он, так вы вони не оберетесь. Завтра «Ан-2» до Хатанги должен быть, вот мы и улетим на нем. Вещей у нас всего ничего — килограммов пятьдесят на троих.
На том и порешили.
Провожать «наш» вертолет мы все вместе пришли на поле. Его действительно грузят пустыми бочками и ящиками (странно, этой тарой завален весь поселок, и никто никогда ее прежде отсюда не вывозил). За погрузкой лично наблюдает завхоз, хотя особой необходимости в том нет.
И вот наш родной «Ми-4» закладывает над Косистым прощальный круг (это, конечно, для нас!) и уходит на юг. Мы провожали его глазами до той поры, пока он не исчез совершенно, и грустные возвратились к себе в общежитие. Словно что-то дорогое и близкое ушло вдруг из нашей жизни. Мы же ведь его, наш вертолет, узнавали даже по звуку!
Весь вечер потрошили подаренную рыбу, а я солил семужью икру (пригодился мой курильский опыт!). В разгар работы к нам явились неожиданные гости: тетки-поварихи из столовой (для храбрости они маленько выпили). Пришли они мириться и в знак примирения просили прийти всех нас завтра к ним в столовую на обед, где они постараются показать все, на что способны. Я пообещал им, что мы придем.
