Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142

Я вернулся в палатку. Быстро темнело, мы забрались в спальные мешки и заснули с единственной мечтой о хорошей погоде на завтра.

Проснулся в шесть утра — ветер тот же. Я опять забрался в мешок и вынырнул из него уже одновременно с Уиллом, около 8 часов, и приготовил завтрак. На минуту нам показалось, что в голосе ветра стали появляться какие-то иные, жалобные нотки, да и палатка тряслась теперь уже не все время. Я выбрался наружу для выполнения своей, как записано у меня в дневнике, «леденящей душу процедуры». Мне показалось, что облачность стала немного повыше, хотя метель продолжалась и видимость оставалась плохой, но все-таки в характере погоды что-то неуловимо изменилось.

Во время завтрака в палатку заглянул Этьенн, одетый по-походному. «А почему, джентльмены, нам, собственно, не выйти, скажем, в 10 часов?» — «Действительно, почему?» — спросили мы с Уиллом друг друга, поскольку как раз в это время ветер сделал наиболее продолжительную паузу. Мы быстро собрали и упаковали все вещи, и я, одевшись, выбрался наружу. Увы, пауза оказалась всего лишь паузой! Опять задуло, поднялась поземка, и выход надо было откладывать.

Я решил откопать собак и посмотреть, как у них дела после такой суровой ночи. Осмотр произвел удручающее впечатление одновременное воздействие штормового ветра, низкой температуры и сильного снегопада привели к тому, что на собаках образовался чрезвычайно плотный и тяжелый снежный панцирь, совершенно смерзшийся с шерстью. Мои попытки снять этот панцирь руками, хотя бы по кускам, ни к чему не привели — панцирь не поддавался, не говоря уже о том, что вся эта процедура была для собак очень болезненной. Надо было что-то придумывать, поскольку двигаться в таком состоянии собаки, естественно, не могли, так что я покормил их и, на время оставив, вернулся домой.

На 11 часов было назначено совещание в нашей палатке. На повестке дня один вопрос: «Что делать?» Но митинг неожиданно начался с обсуждения вопроса эвакуации экспедиции из… Мирного! Каково?! Еще и четверти пути не прошли, а уже подумываем, шутка сказать, об эвакуации! Молодцы! Главная проблема с собаками: везти их на яхте вряд ли возможно — очень мало места, на самолете — проблематично, поскольку неясно, как их доставить на станцию Молодежная. Оставался только вариант отправки одним из судов САЭ, которые в ту пору еще и не выходили из Ленинграда, и было неизвестно, когда они будут в Мирном. Словом, вопросы, вопросы, вопросы. Затем разговор неожиданно перескочил на… Южный полюс и то, какое заявление мы сделаем оттуда для всего внимательно следящего за нашим переходом человечества. Складывалось такое впечатление, что участники митинга сознательно избегали говорить на более актуальные темы, связанные с нашим теперешним нелегким положением. Пока вдруг кто-то — не помню кто — не спросил: «Ребята, а сейчас-то что мы будем делать? Идти или продолжать обсуждать наши заманчивые перспективы?» После этого вопроса все вдруг сразу осознали, что обсуждение «заманчивых перспектив» имеет смысл только в том случае, если мы будем двигаться вперед, а не сидеть сложа руки в ожидании погоды. Решили выходить. Снег был чрезвычайно плотным, и поэтому раскопки заняли не менее полутора часов. Мы с Уиллом, уже до этого собравшие вещи, опередили всех с упаковкой нарт и даже первыми свернули палатку. Ветер продолжал задувать, но уже не так свирепо. Покончив со своим мини-лагерем, мы направились к собакам. Надо было как-то освобождать их от дополнительных снежных костюмов. Еще раз убедившись в том, что снять снежные панцири руками невозможно, решили использовать инструменты. Но какие?! Мы скалывали куски снега со спин собак с помощью топоров и ледорубов. Да, да, именно так! Понятно, что делали мы это с максимальной осторожностью и медленно, стараясь в первую очередь освободить от снега и льда места, соприкасающиеся с постромками, то есть грудь, подмышки и бока. За час нам удалось немного освободить собак от тяжелого снежного груза. При внимательном осмотре собак я обнаружил у Пэнды тоже потертости на груди, правда, к счастью, не такие сильные, как у Джуниора, но все-таки достаточные для освобождения его на некоторое время от работы, так что сегодня мы запрягли десять собак в упряжку, а Пэнду и Джуниора оставили бежать рядом с нартами.

Двинулись с места в два часа пополудни, причем до этого долго не удавалось стронуть нарты с места — они прочно вмерзли обоими полозьями, да и собаки после такого, с позволения сказать, отдыха не сразу пришли в себя и тянули вразнобой. Погода изменялась от очень плохой до просто плохой в такт с порывами ветра и снежными зарядами. Видимость то увеличивалась до 500 метров, то пропадала до 30–50, но след был виден хорошо, и поэтому мы шли практически без приключений до самой остановки в шесть часов. К этому времени небо немного прояснилось и солнце садилось за чистый горизонт, что вселяло в нас надежду на завтрашнюю хорошую погоду. Пэнда явно чувствовал себя не в своей тарелке и все время все-таки пытался тянуть нарты, несмотря на то что был привязан к ним только за ошейник. При этом все его мощное, длинное тело изгибалось, и он бежал как-то боком. Довольно часто приходилось останавливаться, помогать собакам очистить морды от постоянно намерзающего на них льда. Иногда они делали это сами, внезапно останавливаясь на бегу, и начинали ожесточенно тереться мордой о снег, иногда оставляя при этом отчетливые — на белом снегу — пятна крови.

За четыре часа хода прошли сегодня 10,5 мили, и, как будто в награду за этот переход, ветер стал ослабевать, поземка прекратилась, и настроение, соответственно, улучшилось. За время этой короткой, но интенсивной пробежки собакам удалось освободиться немного от своих снежных костюмов, но, конечно, не полностью. Поэтому, когда я вечером снимал с них постромки, вновь возникли некоторые трудности. Снег, забившийся глубоко в шерсть, от тепла разогретого бегом собачьего тела растаял, постромки подмокли, а сейчас, после остановки, замерзли и стали твердыми и негнущимися. Мне больших трудов, а собакам огромного терпения стоила вся эта операция по сниманию постромок, и все мы облегченно вздохнули, когда она завершилась. Я обколотил лед с отвердевших и хранивших форму собачьего тела постромок довесил их на стойки нарт. Заносить постромки в палатку для просушки не имело смысла из-за недостатка времени для полного их высыхания. Примус по ночам мы выключали, и постромки, оттаяв, к утру вновь затвердели бы. Решили выдать потерпевшим назавтра последние новые постромки из наших стратегических запасов. Лагерь в координатах: 72,9° ю. ш., 66,2° з. д.

Обнадеживающее начало — минус 34 градуса, ясно, видимость хорошая, небольшой ветерок с северо-востока. Правда, облачность на горизонте с той же северо-восточной стороны постепенно, за два часа наших сборов в палатках, затянула весь небосклон. Собаки шли сегодня хорошо, вчера мы их усиленно покормили, дав добавки к традиционному блюду в виде полукилограммовых кусков твердого как камень замерзшего мяса. Солнце так и не смогло пробиться через плотные облака, однако и рассеянный его свет был ярок настолько, что я впервые почувствовал необходимость надеть очки. Опустилась характерная для такой облачности «белая мгла», и порой мы вовсе теряли из виду идущую впереди метрах в двухстах упряжку Джефа. Опять скользили с Уиллом рядом с нартами, практически не разговаривая, думая каждый о своем, благо погода сегодня позволяла это делать без особенного ущерба для скорости передвижения. Чаще всего я мечтал о встрече в Мирном, о баньке, о возвращении домой, но все это казалось таким далеким и зыбким… Иногда вполголоса, чтобы не отвлекать Уилла, я напевал «походные» песни типа «Выхожу один я на дорогу» или насвистывал полюбившуюся Уиллу и давно любимую мной музыку Свиридова, написанную к пушкинской «Метели». А иногда вдруг ловил себя неожиданно на мысли, что не думаю ни о чем! То есть просто не могу вспомнить, о чем я думал вот только что. Совершенно пуст! Иду, переставляя лыжи, смотрю вокруг, воспринимая все окружающее как-то подсознательно, и все. Страшно? Нисколько! В нашей экспедиции, когда большую часть времени ты проводишь наедине с самим собой, такую возможность или, точнее говоря, способность идти, не думая ни о чем надо, по-моему, расценивать как благо.

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142