От Каира до Стамбула. Путешествие по Ближнему Востоку - Мортон Генри Воллам

В Конье, куда гости, особенно иностранцы, приезжают далеко не каждый день, наше появление вызвало большой интерес. Всякий раз, как я попадался на глаза полицейскому, мне приходилось, к большому удовольствию Хасана, предъявлять документы.

У нас возникли трудности с отелем. В том, куда мы сначала отправились, был граммофон, из него непрерывно лились турецкие танцевальные мелодии, что нас вовсе не прельщало. Наконец мы нашли скромный отель под названием «Сельджукский дворец». Он стоял в стороне от дороги, в маленьком садике. Мне сказали, что хозяева — русские.

Люди оказались очаровательные. Они поспешно внесли наш багаж, быстренько завладели нашими паспортами и, без сомнения, сразу же побежали с ними в полицию.

Мне отвели маленькую спальню с платяным шкафом, стулом и кроватью. На безукоризненно чистом дощатом полу лежали два потертых коврика. Коротенькие, куцые занавески на окнах не позволяли рассчитывать на полное уединение. Самым важным, как я понял позже, предметом обстановки была печка с большой черной, ползущей до потолка, а потом по нему, трубой, выходящей затем наверх, на крышу. В Конье, высота которой над уровнем моря наполовину меньше высоты горы Бен Невис, случаются жаркие дни, но ночью температура может быть чуть выше нуля. Стоит затопить русскую печку — и в комнате становится тепло уже через десять минут.

За обедом улыбающийся официант без галстука принес мне отбитый и зажаренный кусок мяса с картошкой, которую сначала аккуратно нарезали соломкой, затем, судя по всему, вымочили в каком-то отвратительном масле, а потом уже подвергли термической обработке. По выражению страстного ожидания на лицах официанта, хозяина гостиницы и его жены я понял, что это либо их фирменное блюдо, либо смертный приговор мне. Я опасливо отправил в рот первую порцию кушанья. Официант изогнулся в поклоне, улыбаясь до ушей, а хозяин подошел и, тоже поклонившись, указывая на мою тарелку, с некоторым затруднением произнес: «Ростбиф!»

И я понял, что так эти люди со свойственной им добротой, преодолевающей всякие барьеры между народами, показывают свое уважение к Англии. Я встал и знаками дал им понять, что мясо великолепно. Они рассмеялись счастливым смехом и еще раз почтительно поклонились. А когда комната на какое-то время опустела, голодный пес, прятавшийся под столом, оказал мне неоценимую услугу.

Тишина опустилась на Конью. И вдруг ночь прорезал скорбный свист. Засвистели еще, и еще раз. Словно в Конье одновременно закричало множество сов. Казалось, свистят прямо у меня под окном. Я на цыпочках подкрался к окну и выглянул. Кто-то большой вышел из тени противоположной стены на залитую звездным светом улицу.

Человек был в меховой шапке и огромной овечьей шубе шерстью наружу. В руках он держал толстую палку, а на поясе у него висел револьвер. Через определенные промежутки времени он подносил свисток к губам, издавая длинный, печальный зов. Вскоре послышался ответный свист. Человек пошел дальше. Эта странная нелепая фигура ассоциировалась у меня с бивачными кострами Чингиз-хана.

Так я впервые услышал свист ночных сторожей, охраняющих Конью.

3

Всякого, кто бывал в Турции в прежние времена, современная Конья очень удивит. Женщины, которые прежде ходили закутанными с головы до пят, теперь носят европейскую одежду и даже останавливаются на улице поговорить со знакомыми мужчинами. Они читают модные журналы и старательно копируют последние парижские фасоны.

Старомодная внушительная матрона, растолстевшая от сладостей и безделья, — теперь пережиток прошлого. Современный турок предпочитает женщин стройных, и на любой рекламе сигарет или другого товара, являющегося поводом для изображения хорошенькой девушки, мы увидим даму с изящной фигурой, одетую по последней моде. Частенько она еще и курит сигарету с независимым видом в духе эмансипе.

Серьезная примета нового времени — большая начальная школа, которую я вижу из своего окна, — самое лучшее и современное здание в городе. За полчаса до того, как сторож отопрет ворота, перед входом начинают собираться шумные мальчишки и девочки с книгами подмышкой. Им явно не терпится войти. Как только ворота открываются, дети, пробежав через площадку для игр, скрываются в здании. Стайки молодых девушек-турчанок лет восемнадцати проходят мимо моего дома с портфелями или папками. Они в темно-синих пиджачках и юбках и в кокетливых «фуражках» с золотистым кантом. В прежние времена на них уже надели бы чадры и отправили в гарем.

Чем дольше наблюдаю турецкую жизнь, тем больше восхищаюсь достижениями Гази и офицеров его штаба в Анкаре. Десять мирных лет — и вот перед нами новая и очень интересная страна.

Нынешнему правительству Турции досталось государство-банкрот, погрязшее в безделье и коррупции, которые, к тому же, были освящены традициями и обычаями. Ататюрк сумел изменить его: бросил вызов дедовским обычаям, выгнал иностранцев из экономики, заново запустил государственную машину.

Кемаль Ататюрк отчасти напоминает Альфреда Великого, который изгнал датчан из своего королевства, и теперь, отложив меч, вырабатывает новые законы для своего народа.

В основе политики Кемаля лежит, безусловно, национальная идея. Турки веками подчинялись то грекам, то армянам, то евреям, то другим иностранцам, прибиравшим к рукам всю торговлю. Арабские слова наводнили турецкий язык. Гази создал новую, турецкую Турцию и, чтобы сделать это, разбил множество идолов. Иностранному капиталу пришлось убраться из Турции.

Удивительно, с каким спокойствием этот народ воспринял разрушение вековых традиций, исчезновение султана и халифа, социальные перемены, освобождение женщин, запрет на ношение национальной одежды, фактический запрет на религию.

Даже те европейцы, которые с циничной усмешкой наблюдают, как в Турции входят в моду коктейли, фокстрот, шляпы, не могут не признать огромной энергии и смелости Гази, решившего во что бы то ни стало придать Турции статус европейской страны. Он даже переписывает историю Турции, чтобы дать своим соотечественникам возможность взглянуть на нее с европейской точки зрения.

Из всех достижений нового правительства самым интересным является, пожалуй, система образования.

Когда я сказал Хасану, что хотел бы посетить ту самую большую начальную школу в Конье, он, к моему удивлению, ответил:

— Пожалуй, вам следует отправиться туда одному. Если я пойду с вами, боюсь, я не выдержу и заплачу.

Я изумленно посмотрел на него. И это тот самый неустрашимый военный, который хвастался сожженными фермами, убитыми повстанцами, тем, как он крушил греков и роялистов?

— Вы не понимаете! — воскликнул он. — Вы из страны, где образование получить нетрудно, где школа — вещь совершенно обычная. Но только представьте себе — мальчиком я сидел на грязном полу в здании за мечетью, а старик читал нам Коран, и ему было совершенно все равно, слушаем мы его или нет. Такова была Турция моей юности. Но сейчас все по-другому. Каждый маленький турок, будь то мальчик или девочка, имеет возможность учиться. Обучение в этой стране теперь бесплатное, как вода. Везде — бесплатно! Говорю же, вам этого не понять. Когда я смотрю на этих детей, я… я…

И лихой кавалерист Хасан звучно высморкался.

Тем не менее мы отправились в школу вместе. Это было просторное здание, построенное по современным стандартам. В вестибюле стоял бюст Ататюрка.

Директор сказал, что классы смешанные — мальчики и девочки учатся вместе. Есть учителя-мужчины, есть женщины. Старый арабский алфавит запрещен. В школе говорят и читают на новом турецком языке, пишут латинскими буквами. Религиозного воспитания дети не получают.

Мы вошли в класс. Пятьдесят маленьких мальчиков и девочек встали, приветствуя нас. Такую классную комнату можно было бы увидеть в любой школе любого английского графства. У каждого ученика — своя парта. Молодая учительница что-то пишет на доске. В задней части класса стоит большой поддон с песком — приблизительно шесть на три фута. Совсем маленькие дети осваивают алфавит приятным и оригинальным способом — набирают песок в маленькие трубочки и, подобно тому, как кондитер украшает кремом торт, выдавливают очертания букв, приложив палец к отверстию трубочки и таким образом регулируя толщину струйки.