Чо-Ойю – Милость богов - Тихи Герберт

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48

В день торжества вся Лукла была возбуждена. Несколько пожилых женщин побежали к соседу, чтобы сделать последние приготовления. В специально сделанном камине сжигали, как пожертвования, ароматические растения. Можно без преувеличения сказать, что все двадцать четыре дома Лукла были охвачены лихорадочным волнением.

Над нами сияло безоблачное небо Гималаев и их священное солнце. Мы вынули из рюкзаков флаги, поднятые Пазангом на вершине Чо-Ойю и еще несколько непальских и индийских. Они реяли по ветру и создавали очень торжественную обстановку.

Главная церемония «большой свадьбы» протекала следующим образом: Пазанг и «проводник» жениха должны были ехать верхом от нашего дома до дома Ним Дики. Шерпы и мы, в качестве самых близких, возглавили выезд. Расстояние между домами было всего восемьсот метров, но это, как сразу выяснилось, был далекий и трудный путь.

Вдоль тропы стояли жители Лукла и протягивали нам чаши с чангом и самогоном. В этом торжественном случае не было никакой возможности отказаться от угощения, и мы мужественно выполняли свой долг. Подвигались к цели очень медленно. Я удивился, что Пазанг, несмотря на многообещающую кривизну ног, оказался весьма плохим наездником. Сидя на лошади, он глотал одну за другой поздравительные чаши с чангом и самогоном.

Спутник Пазанга – «проводник» жениха был одним из самых красивых мужчин, которых мне когда-либо приходилось видеть. У него было гордое лицо римлянина, самоуверенное и наивно-забавное. Оно носило печать свободного возвышенного превосходства.

Брат Пазанга – Дарье, являющийся ламой Лукла, благословил жениха и нас каплями алкоголя, который он разбрызгивал колосом.

Нам, почетным гостям, хотя мы и шли пешком, тоже пришлось выпить не одну почетную чашу, и я еще и сегодня удивляюсь, как нам удалось сделать такое большое количество хороших ясных снимков.

Перед домом невесты торжественное шествие остановилось. Ним Дики, в окружении трех пожилых женщин, стояла перед домом и держала, как каждый человек в этот день, чашу чанга в руках. Из этой чаши Пазангу пришлось еще раз выпить, прежде чем он мог спуститься с коня и войти в дом, где гремели барабаны и произносились молитвы. В религиозной части свадьбы я принимал мало участия, так как лег спать на солнце. Когда я проснулся, у Пазанга уже была жена № 2; покорение Чо-Ойю имело, таким образом, обширные последствия. Это был действительно незабываемо красивый день.

После свадьбы мы продолжили свой путь в Катманду. Ним Дики шла с нами. Вернее она шла с Пазангом – на два шага сзади него. Он взял ее с собой в свой дом в Дарджилинге.

Жена Пазанга № 1 не могла ничего знать об этих событиях, и мы высказывали опасения, что она будет больше чем удивлена неожиданным увеличением семьи. Мы осторожно спрашивали Пазанга, не будет ли у него затруднений в связи с тем, что он берет с собой домой Ним Дики. Он смотрел на нас с удивлением.

– Нет, – говорил он, – дом достаточно большой, места хватит.

Да, таким должен быть мужчина, покоривший восьмитысячник.

Немного можно рассказать об обратном пути в Катманду – это было счастливое, героическое возвращение. Мы шли по «обычному экспедиционному пути», ведущему к Эвересту. Об этом пути уже написано очень много, и жители этих мест давно привыкли к путешественникам и иностранцам. Мы снова встретили селения и людей, с которыми познакомились несколько недель назад, и чувствовали себя почти как дома.

Вспоминая этот путь, я вижу перед собой отдельные картины: крестьянский дом, сплошь заросший красными цветами, ясное очертание высоких вершин на севере, поздний урожай риса на ровных полях, мирную, полную довольствия жизнь в этих маленьких населенных пунктах, чистосердечное гостеприимство, с каким нас всюду встречали.

В один прекрасный день мы пришли в Банепу. Завтра будем в Катманду. Наше путешествие заканчивалось. Возможно, что здесь нам удастся нанять машину, так как в сухое время года машины из столицы доходят до Банепу.

Это был грустный вечер, полный тоски и предчувствия расставания. Мы еще раз установили палатки, следующую ночь нам уже придется провести в гостинице.

Потом мы сидели за ужином, сервированном на ящиках. Вокруг нас, в темноте, собрались шерпы и носильщики. Они сидели на земле темной молчаливой массой и пристально смотрели на нас.

Снова последний вечер. Я был растроган.

– В будущем году, – сказал я, – мы придем опять. Попытаемся подняться на Канч.

Аджиба, участвовавший в последней английской разведке к этой вершине, сказал:

– Это вершина, которую можно взять.

Я тогда, конечно, не знал, что англичане уже дали заявку, не знал, что состояние моих рук не позволит мне в ближайшие годы ставить перед собой такие задачи.

Но в тот момент мне казалось, что я называю новую цель для себя и для шерпов. Мы не могли представить себе жизнь без того, что снова не будем вместе в пути.

– Канченджанга, – сказал один шерп второму.

– Канченджанга, – повторили носильщики. Мы казались себе великолепными парнями, и все высокие вершины мира должны принадлежать нам.

Шерпы начали петь свои песни. Тирольцы дополнили их. Затем шерпы построились в ряд для танца, и снова стал слышен уже знакомый нам ритм. Мы тоже включились в ряды танцующих. Может быть, мы последний раз находились среди наших друзей шерпов и участвовали в этих танцах. Жители Банепу с удивлением смотрели на это ночное представление. Для них шерпы такие же, как и мы, непонятные чуждые существа из другого мира, стремящиеся к непонятным целям.

На следующее утро нас действительно ожидала грузовая машина. Последние километры до Катманду нам было уже не нужно идти пешком. Мы сидели на ящиках тесно и не особенно удобно.

– Да здравствует Индия! Да здравствует Непал! – кричали наши сопровождающие и этими выкриками нарушали тишину спящих селений, по которым мы проезжали.

Иногда они кричали: «Да здравствует Австрия!» – и мы чувствовали себя польщенными. Маленькие флаги, которые реяли на вершине, были распущены, и Гиальцен держал победоносный ледоруб высоко над головой.

В середине дня мы уже сидели в гостинице; перед нами лежала гора телеграмм. Мы были удивлены размерами этой горы.

Еще до начала нашего восхождения я был убежден, что время восьмитысячников миновало. «Первый восьмитысячник» – Аннапурна был достигнут, высочайшая вершина мира – Эверест – покорена, «немецкая судьба» – Нанга-Парбат нашла своего победителя. Что значит очередной восьмитысячник? Просто личная цель, не больше.

После покорения вершины мы иногда обменивались мнениями о том, какое впечатление произвело наше достижение в Австрии.

– Зита, моя жена, очень обрадуется, – сказал Сепп. И я сказал:

– Мои друзья тоже будут рады.

Что радость выйдет дальше этого узкого круга близких людей, мы не смели надеяться. Иногда я мечтал, что сообщение о нашем восхождении будет напечатано на первой странице газеты. Но в этом я не был уверен. Сепп и я заключили несколько пари.

– Наше правительство не поздравило нас, – сказал я.

– Нет, поздравило, – настаивал Сепп.

– Посмотрим, – предложил я, – двести шиллингов.

– Хорошо, – сказал Сепп.

– Альпийский клуб нас поздравил, – сказал Сепп. – Спорим?

– Спорим, – нет, – возражал я.

В общей сложности я проиграл 600 шиллингов. Здесь были поздравительные телеграммы от австрийского правительства, от города Вены, от австрийского клуба и от многих друзей из Европы, Азии, Америки и Австралии.

Мы были ошеломлены, тронуты и бесконечно благодарны. Проигранные 600 шиллингов казались мне малой ценой за этот счастливый час. Между прочим, я до сих пор должен Сеппу эти 600 шиллингов.

В Катманду нас ожидали журналисты. Я боюсь, что мы были для них постоянным источником разочарования.

– Вы применяли какое-либо новое снаряжение для восхождения? – спросили они.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48