Проезжий - Ламур Луис

Мне хотелось одного: лечь на землю и отключиться, просто отдохнуть. Но я понимал: сон для меня равносилен смерти. Сколько осталось времени? Затянутое тучами небо не давало ответа. Скоро снова будет дождь. Теперь я мог двигаться быстрее, но не намного; я пробирался от дерева к дереву, от кустарника к. кустарнику, сантиметр за сантиметром приближаясь к горному кряжу. Несколько раз падал, и с каждым разом становилось труднее подняться.

Незадолго до того, как я достиг вершины, восточная часть горизонта начала сереть. Оставалось найти место, где спрятаться. На склонах скалы Мэгги, безусловно, имелись пещеры и ложбины, но у меня не было ни сил, ни времени их искать и уж тем более оспаривать права на них с горным львом. Идти дальше я уже не мог, силы оставляли меня. Я должен найти укрытие где-нибудь поблизости, а гора, на которой я очутился, пока не предлагала ничего подходящего. На юге она резко обрывалась, ее отвесные склоны достигали тридцати — сорока футов высоты, в других местах росли только кустарники и деревья, подобные тем, через которые мне пришлось подниматься. С севера обрывы, покрытые густыми зарослями пондеросы, были еще круче. Вдоль гребня неотчетливо виднелась тропинка. Возле нее лежали камни — небольшой прямоугольник, выстроенный из камней на земле. Кое-как я доковылял туда и заглянул внутрь. Яма представляла собой квадрат длиной немногим больше двух футов и глубиной примерно пять футов.

Я знал, что это такое. Индейцы использовали такие сооружения, чтобы подманивать орлов.

Индеец опускался в яму и сидел там, пригнувшись. Яму прикрывали ветками, а сверху привязывали живого кролика. Кролик старался высвободиться и этим привлекал внимание орла, а когда хищник опускался, чтобы подхватить кролика, индеец хватал его за лапы.

Не успел я понять, что это такое, как тут же начал сплетать между собой сосновые сучья. С трудом добравшись до ближайшего дерева, я срезал несколько веток и туго сплел их в прямоугольник, достаточный для того, чтобы накрыть яму. К свежим веткам я также добавил немного сухих сучьев и сверху набросал листьев. В случае необходимости это будет мое убежище. Затем, оставляя за собой след, я потащился дальше по едва различимой тропинке в сторону ранчо. К тому времени, когда я вернулся назад к своему убежищу, высоко в небе светило солнце и я был полностью изнурен.

Я залег на краю обрыва и из-за деревьев подглядывал за тем местом, где первоначально упал. Позади в двухстах ярдах от меня в расщелине Спринг-Галч паслась гнедая лошадь, а оседланную привязали к дереву.

На то, чтобы обнаружить ее владельца, мне понадобилось несколько минут. Он сидел на корточках и наблюдал за тем местом, где я упал в грязь неподалеку от лужи. О, я имел дело с предусмотрительным убийцей. Сейчас его интересовало одно: что сталось со мной и насколько далеко мне удалось уйти.

Мои лошади и снаряжение остались там же, как знак того, что я вышел из игры и они мне больше не понадобятся. Со своего места он видел, где я полз, и теперь взглядом прослеживал мой путь.

В какой-то миг я чуть не поддался искушению выстрелить, но вертикальный выстрел чаще всего не точен. Когда приходится стрелять строго вверх или вниз, случается, что пуля не долетает или перелетает, а мой выстрел должен его убить, или он убьет меня. Выстрелом я обнаружу себя, а я нахожусь совсем рядом, и он получит неоспоримое преимущество, поскольку сможет маневрировать, а я — нет. Единственное мое спасение — это яма. Осторожно ступая по камням, я подошел к яме и опустился в нее, хватая ртом воздух от боли, согнулся и накрылся сверху сплетенными ветками, надеясь, что скоро он заметит сучья и захочет взглянуть, что под ними. А если он подойдет, я пущу в ход оружие.

Держа винтовку в руках, я ждал. Медленно я закрыл глаза, но не для того, чтобы уснуть, а просто чтобы отдохнуть. Храп и тяжелое дыхание во сне могли выдать меня.

Это было долгое, томительное ожидание. Рана на спине горела, в голове по-прежнему стучала тупая, тяжелая боль, будто кто-то изо всех сил давил мне на затылок, а когда МНР приходилось поворачивать голову, я едва не терял сознание от боли.

Прошло несколько минут, а потом почти прямо над головой я услышал, как легонько чиркнул сапог о землю. Чтобы попасть в яму, Бичаму пришлось бы наступить на ветки, но такое вряд ли могло случиться, поскольку он мог выбрать любое другое направление.

Еще один шаг, и я услышал его дыхание и застыл.

Ствол моей винтовки находился в нескольких сантиметрах от веток, закрывавших яму, а палец лежал на спусковом крючке. Едва ли он станет искать меня в подобного рода укрытии. Такие ямы встречались редко и всегда высоко в горах, где летают орлы. Может, ему даже и неизвестно о старой уловке индейцев. Не многие о ней знают. Так пусть Догадается он в самую последнюю очередь.

Он будет искать меня среди скал и деревьев. Если он догадается о моем тайнике, ему останется только выстрелить, поскольку из ямы нет выхода, я заполнил собой почти весь ее объем. Единственный способ выбраться из ямы уже упущен.

Все было тихо. Сапоги шаркали по земле, удаляясь. Я снова закрыл глаза и слушал. Слава Богу, что у него нет собаки! Снова сапоги заскрежетали по камням, он вернулся, остановился рядом, несколько озадаченный.

Что подстрелил меня, убийца не сомневался, даже знал, что я тяжело ранен. Меткий стрелок всегда в курсе, куда летит его пуля, если бы я не нагнулся, был бы мертв. То, что я полз, он видел по следу, который я оставил за собой. Позже мне удалось подняться на ноги, но я падал снова и снова. Это не составляло для него тайны. Как я мог уйти? Я где-то здесь, поблизости. Очевидно, он беспокоился и вел себя очень осторожно. Если человек может двигаться, значит, он также может и стрелять. Вероятно, он не подозревал, что у меня с собой еще одно ружье, так как уже наверняка проверил седла и нашел другое ружье в чехле. Жаль, если он заподозрит, что у меня два ружья. Ведь я унаследовал снаряжение вместе с чалым. Он чиркнул спичкой о джинсы, закурил сигарету и швырнул сгоревшую спичку в кучу веток, укрывших меня. Время от времени его сапоги двигались.

Судорога свела мои ноги, а напряжение становилось невыносимым. Он отошел на несколько шагов, потом снова вернулся.

Мне пришла в голову ужасная мысль. Он знает, что я здесь! И развлекается, намеренно подвергая меня пыткам. Вдруг он надумает разжечь костер у меня над головой? Это смешно, поскольку ветки тонкие и свежие, они не загорятся. Если бы я только мог вытянуться, распрямить затекшие ноги!

А зачем я думаю о нем! Вдруг он каким-то образом чувствует мои мысли. Я не очень верю в такие вещи, хотя слышал об этом кое-что. Я отогнал от себя мысли о нем и задумался о лошади. Кто-то собирается украсть его лошадь. Кто-то задумал оставить его без лошади. Кто-то…

Пэн отошел, но недалеко. Наконец он грубо выругался, а затем его шаги начали удаляться вниз по тропинке. Я ждал. Медленно сосчитал до ста, но не услышал ни единого звука и снова начал считать, еще медленнее, чтобы определиться, сколько времени прошло. Я продолжал ждать.

Сколько уже я торчу в этой яме? Час? Два часа? У меня не было с собой часов. Вероятно, он залег где-то поблизости и выжидал, когда я выйду из своего укрытия.

Мои веки отяжелели, я смертельно устал. Все, чего я хотел, — это выбраться из ямы и уснуть. Если бы только мне удалось добраться до ранчо!

Не знаю, как это получилось, но я уснул. Когда проснулся, то понял, что спал долго. Пришла пора выбираться из ямы и уходить. Мне необходимо обработать рану, мне нужна вода, еда, отдых. Я начал двигаться, но потом остановился.

Что-то шевельнулось совсем рядом. Всего лишь легкое движение в кустах. А потом сухой кашель и голос. Он звучал тихо. Без сомнения, это был Пэн Бичам. Он разговаривал с самим собой.

— К счастью, у меня с собой мое ружье «боуви». Как раз кстати пригодилось. — Опять сухой кашель, а потом что-то упало на яму, где я сидел на корточках. Одна из щелей между ветками моего люка оказалась закрытой. Кто-то бросил мне на голову охапку веток. — Огонь, — балагурил он, — вот, что мне нужно. Огонь прольет свет… Ничто лучше огня не может вывести дело на чистую воду.