Симфония боли (СИ) - "Ramster"

На самом деле его никто никогда не любил. Потому что любви не существует для него, потому что род Болтонов стоит на крови и страхе, а страх всегда будет сильнее любой привязанности. И единственный шанс заполучить жалкое подобие любви, этой хвалёной иллюзии, – это заставить страх и привязанность играть в одной команде.

- Ты любишь меня, Вонючка? – негромко осведомился Рамси, свесив руку с кровати.

Пальцев коснулось тёплое дыхание и – невесомо, едва ощутимо – мягкие губы его игрушки для пыток.

- Да, конечно, мой лорд, – убеждённо произнёс Вонючка, приподняв голову и преданно глядя хозяину в глаза.

====== 5. Беглость минут (1) ======

Услышав шаги у двери, Рамси дал подзатыльника мурчащему Вонючке, и тот послушно отпрянул от кровати – в угол, на свою лежанку.

- Не переоделся даже, так и валяешься. Быдло быдлом, – процедил сквозь зубы отец, войдя в комнату. – Удивительно, что хоть ботинки снял.

Рамси сел на кровати и тяжело вздохнул – растрёпанный, в помятом шикарном костюме.

- Девица Хорнвуд меня заморила.

- Действительно? Чем же?

- Я выгуливал её весь вечер, а она чуть ли не на руки лезла, – неохотно поделился паренёк. – Одна радость – придурок Старк исходил на говно от того, как она его динамила.

- Это неплохо. О них и пойдёт речь.

Отец окинул взглядом комнату, будто ища, куда сесть, – презрительно скривился и остался стоять. Сколько ни убирайся – для него тут всегда будет помойка, свинарник и «Вонючкин вертеп».

- Я весь внимание, – напомнил о себе Рамси.

- Тогда слушай. От старшего Хорнвуда я узнал, что дочурку свою они привезли в невесты Роббу Старку. – Русе говорил бесстрастно и строго, будто письмо надиктовывал, глядя на сидящего сына сверху вниз. – Намечается крупный совместный контракт, деньги приезжих укрепят позицию Старков. Но у нас есть шанс этому помешать. Переманишь у Робба соплюху Хорнвуд – контракту не бывать, господа Хранители Севера останутся с голым задом.

- То есть как переманю? – нахмурился Рамси, чуя неладное.

- Как минимум – нужно расстроить её помолвку со Старком и сорвать заключение контракта. Как максимум – перехватить контракт. Даже если тебе придётся жениться на этой девице вместо Робба.

- Ты серьёзно? – На первом слове Рамси повысил голос, но быстро совладал с собой и даже иронично, хоть и нервно, усмехнулся. – Не слишком ли дорогая цена за одну шутку? И не рановато ли мне связывать себя священными узами брака? – Тон его стал почти язвительным. – Я слишком мало пожил и недостаточно нагрешил, чтобы меня окольцевали уже в восемнадцать. – Рамси скрестил на груди руки. – Любое другое задание – пожалуйста: наехать, склонить к сотрудничеству, запугать, убить… Но это – нет!

- Не хочешь? – удивился отец, приподняв бровь. – Тебе показалось, может быть, будто кто-то спрашивает твоего желания? Я смотрю, ты начинаешь забывать, что ты Болтон исключительно по моей милости. И что документы на усыновление при желании легко аннулируются. Лучше бы тебе не вызывать этого желания, деревенский ты ублюдок, и делать что велено.

Смерив притихшего сына тяжёлым взглядом, Русе хмыкнул и вышел из комнаты.

«Дерьмо», – беззвучно произнёс Рамси сквозь зубы. Глубоко вдохнул и выдохнул – сжавшиеся сами собой кулаки стремительно слабели от противной мелкой дрожи; внутри, клокоча, закипала ярость. За какую-то грёбаную минуту удобный беспроблемный мирок Рамси Болтона очутился на краю пропасти и теперь опасно покачивался там. Вверх-вниз, вверх-вниз. Дредфорт, власть, деньги, благополучное будущее, собственный отряд, послушный Вонючка, в конце-то концов, – или ничто. Позор, бесправие, полнейшее убожество и сгоревшая мельница в деревне. Ещё одна вспышка отцовского недовольства – и Рамси никто и звать его никак.

Из-за малейшей прихоти отца! Какой же, мать твою, был ловкий ход – не признать официально отцовство, а просто усыновить, будто постороннего ребёнка! И вертеть полученной марионеткой как заблагорассудится под угрозой аннулировать документы… Как же он, сука, мешает – самим своим существованием! Вот бы его как-то…

НЕТ!!!

Ярость сменилась ужасом. Резко, будто переключатель щёлкнул – вспышкой боли, расколовшей голову. Темнота сдавила со всех сторон – темнота и страх, страх, страх! Страх застрял в горле комом, мешая дышать, пронзительно впился иглами в кончики пальцев… Немотивированный и неодолимый. Панический.

Таращась в темноту перед собой, Рамси порывисто заметался по комнате – туда и обратно, как хищник по тесной клетке. Что-то сшиб, обо что-то споткнулся, отшвырнул – аж пока стены не перестали давить душной тяжестью, нависая со всех сторон. Остановился, тяжело дыша, возле Вонючкиного угла: дизайнерская лежанка для крупных собак, тёмно-синий вельвет в оплётке из досок с выжженным именем питомца – там было пусто. И когда только успел улизнуть?

- Вонючка! Вылезай! – коротко рыкнул Рамси, не оборачиваясь; со стороны кровати, у самого пола, тут же послышалась тихая обречённая возня.

Вонючка прятался под кровать только в крайних случаях: в первый раз – когда Рамси в четырнадцать лет избил его до полусмерти, а после этого – всего несколько раз, когда имел повод думать, что такое вот-вот повторится. Выходил, конечно, по первому же приказу, но прятки под кроватью у него были, видимо, чем-то вроде SOS-сигнала, способом показать крайнее отчаяние и ужас.

На этот раз бедняга даже не вылез полностью, только высунулся: бледная физиономия, поджатые от ужаса губы, округлившиеся широко расставленные глазищи – Рамси видел Вонючку таким сотни раз, но всё равно стоял и смотрел. Сверху вниз, угрюмым тяжёлым взглядом, без единой мысли в голове.

Протянул руку – Вонючка вздрогнул и зажмурился, не смея податься назад, – пригладил пыльные встрёпанные волосы… Дождался нерешительного прерывистого выдоха, дождался, пока страх на беззащитной открытой мордашке уступит место робкой признательности – и второй рукой бесцеремонно выволок Вонючку за ошейник из-под кровати.

В другое время Рамси обязательно улыбнулся бы удовлетворённо в ответ на этот болезненный стон, увлечённо облизнулся бы от контраста эмоций, таких ярких и вкусных, и непременно захотел бы впитать эту беспомощную дрожь… Но сейчас ему было просто тревожно и муторно, особенно от мысли, что увидит отец, реши он вдруг вернуться. Нервно трястись, сгребя в охапку дрожащего Вонючку и чутко ловя звуки шагов за дверью, – жалко и смешно. Опасность, опасность, опасность – это чувство не даст ни успокоиться, ни заснуть, не даст даже с удовольствием помучить послушную игрушку для пыток. Надо что-то делать, куда-то идти. Надо основательно проветрить голову…

- Идём гулять, – скомандовал Рамси, подняв обречённо замершего Вонючку с колен. – Ты куда дел мою нормальную одежду?

Выходить за территорию Дредфорта можно было и не пытаться: за натыканными повсюду камерами круглосуточно следила охрана, и о сбежавшем без телохранителей хозяйском сынке будет тут же доложено отцу. Исключением была разве что ближайшая военная часть – к болтонским молодцам Рамси мог беспрепятственно ходить в любое время суток.

В казарме Второго Отряда горел свет. Несколько секунд юный Болтон просто стоял перед новой, но уже заляпанной дверью («Высокое напряжение», «Электрощит, опасно для жизни», «Радиоактивное излучение», «Посторонним вход воспрещён» – наклейки для неё тащили отовсюду), осознавая неожиданно острую непричастность к шумному весёлому миру по ту сторону.

Он – титулованный пацанёнок, уже десять лет вроде как второй по значимости человек в Дредфорте – отлично представлял, как выглядит со стороны, в насмешливых глазах своих бойцов. Зависимый от милости вечно недовольного отца, неплохо так двинутый мозгами и – будто в убогой попытке отыграться на ком-то – всюду таскающий зашуганного раба в ошейнике.

Сколько бы ни было совместных шуточек, поездок на джипах и карательных операций – господин Рамси, он же шеф, всегда будет другого сорта и «не отсюда». А если отцу взбредёт-таки в голову аннулировать документы на усыновление, то он вообще станет абсолютно чужим, окончательно и бесповоротно, без права на возвращение. Просто потеряет этот безбашенный галдящий мирок, частью которого можно себя почувствовать хотя бы иногда, пока все ржут над общей шуткой.