Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки) - "Kharizzmatik"

Он покачал головой. – Я должен подготовиться к поездке в Чикаго, – сказал он, и нотки раздражения вновь зазвучали в его голосе. Мои глаза слегка расширились от удивления.

– Сейчас? – спросил я в недоумении. Он кивнул. – Я не знал, что тебе нужно быть в Чикаго в эти выходные.

Он пожал плечами. – Также как и я, до тех пор, пока не позвонил твой крестный, примерно двадцать минут назад. Я должен был лететь в следующие выходные, чтобы мы могли принять к нам нескольких человек, но, видимо, возникла проблема с русскими, поэтому перенесли на эти выходные, чтобы переговорить с некоторыми из них.

Я поморщился от удивления. – У тебя проблемы с русскими?

Он кивнул. – Они весьма жестокие подонки. Они работают по принципу «каждый сам за себя», и совершенно никому не доверяют. Это позорище, что они претендуют на то, чтобы называть себя организованной преступностью, так как нет абсолютно никакой организации ни в чем из того, что они делают. Они не имеют иерархии власти и постоянно борются друг против друга. За бабки они сделают все и они реально не имеют уважения ни к кому, с чем, как ты знаешь, oрганизация не может смириться, и позволить этому и дальше происходить на наших улицах. Они действительно не лучше, чем обычные уличные отморозки.

С минуту я просто смотрел, немного удивленный, поскольку я достаточно давно не слышал, чтобы у них были серьезные проблемы с конкурирующими группировками. Люди имеют обыкновение не переходить дорогу Компании по очевидным причинам, так как у нее довольно длинные руки, и они не размениваются на пустяки, так что злить их было довольно глупо. – Ну, желаю удачи и какого-нибудь дерьма, – сказал я, не зная, что, блядь, еще сказать на все это. Он засмеялся над моим тухлым ответом и покачал головой.

– Да, спасибо. Надеюсь, что вернусь в воскресенье вечером, – сказал он. Я кивнул, подтверждая, что услышал его, и он на секунду задумался. Посмотрел на меня с любопытством, и открыл было рот, будто собирался что-то сказать, но тут же его захлопнул. Потом вздохнул и покачал головой. – Хороших тебе выходных, сынок, – пробормотал он, поворачиваясь и торопливо выходя из кухни, прежде чем я мог хоть что-то сказать.

Я остался там на некоторое время, и, нахмурив лоб таращился на то место, где он только что стоял, недоумевая, что за херней мы только что обменялись. Через секунду я вздохнул, озадаченный, но мой отец всегда приводил меня в замешательство, так что это не было чем-то очень уж новым. Я снова поднес стакан к губам, жадно допил остатки сока и поставил стакан в раковину. Выйдя из кухни, я отправился наверх. Поднявшись на второй этаж, увидел, что дверь в спальню моего отца открыта и в ней включен свет. Я слышал оттуда его голос, он был ворчливым и звучал раздраженно, но разобрать слов я не смог. Я направился на третий этаж и тихо открыл дверь в спальню, быстро проскользнув внутрь. Закрыв дверь, я постоял минуту, уставившись на кровать. Изабелла лежала на спине, и ее обнаженная грудь оказалась абсолютно неприкрытой, так как одеяло полностью сползло с нее. Продолжая стоять и смотреть на нее, я начал чувствовать себя эдаким чертовым любителем подсматривать в окна, но я был заворожен этим зрелищем. Ее соски торчали, и были усеяны мурашками, танцующими на ее теле, а я вдруг понял, что невольно облизываю губы, желая сосать их, языком рисовать окружности вокруг них. Мой член дернулся на этот мысленный образ, так как кровь прилила к этому месту, и в моих брюках образовалась выпуклость. Я застонал про себя и покачал головой, зная, черт побери, что раз уж он начал пульсировать, значит я никак не смогу просто забраться обратно в кровать и заснуть. Мой член вопил на меня, раздражаясь из-за гребаного отсутствия внимания, которое он привык получать, так как он был эгоистичной сволочью и не любил, когда им пренебрегали.

Я прошел в ванную, скользнул внутрь и тихо прикрыл дверь. Замок громко щелкнул в дьявольски тихой комнате, и я замер, испытав страх, что это дерьмо разбудит Изабеллу. Я прислушался и, не услышав звуков из спальни, слегка расслабился, мысленно ругая себя за то, что был таким гребаным трусом. Я оглядел ванную, размышляя. Я подумывал о принятии душа, но беспокоился, что шум льющейся воды разбудит Изабеллу, и она будет гадать, какого черта мне понадобилось мыться в 2 часа ночи. Где-то через минуту я выругался, и просто прислонился к двери, полагая, что это вполне подходящее место, так как мне, блядь, хотелось сделать это по-быстрому.

Я оперся на дверь всем телом и, опустив руку, приспустил штаны и боксеры. Мой член немедленно высвободился, стоя прямо в воздухе, твердый как ад. Я обернул вокруг него свою правую руку, сжав его у самого основания и застонал от этого ощущения. Он набух и пульсировал до такой степени, что адски болел. Было видно, как он трепыхается в моей руке, нуждающийся в том, что его потерли и освободили. Я провел рукой по члену, потрогав ладонью набухшую головку, и зашипел, поскольку она была чертовски чувствительной. Сперма текла из нее, как никогда прежде, и я подставил руку, чтобы собирать ее в ладонь. Я побежал рукой вниз по стволу, слегка смазав его своим уже вытекшим семенем, и несколько раз провел рукой по всей длине своего члена. Через некоторое время я убрал руку и поднес ее ко рту, прочистил горло и сплюнул в ладонь. Было отвратительно чувствовать этот гребаный плевок на своей руке, но вся имеющаяся у меня смазка находилась в спальне и не было ни одного способа, благодаря которому я мог зайти туда и забрать ее, не ощущая себя даже еще хуже, чем сейчас. Моя девочка мирно спала в нескольких шагах от меня, а я дрочил как все эти сраные извращенцы.

Я снова опустил свою руку и плотно обернул ею свой член, несколько раз погладив его, чтобы распространить смазку. Я прислонился спиной к двери, и стал водить рукой вверх и вниз по всей длине ствола моего члена, выкручивая руку, когда добирался до его вершины, чтобы помассировать головку. Я тихо стонал и продолжал поглаживать его, увеличивая темп и сжимая сильнее через каждую секунду. Мое дыхание участилось, частота биения сердца возрастала, пока я массировал свою разбухшую плоть рукой, крепко зажатой в кулаке. Он бился в моих руках, и я чувствовал неистовый прилив крови под кожей. Я водил рукой вперед и назад, тихо постанывая от удовольствия, начавшего пробегать по моим жилам. Я закрыл глаза и представил свою девушку, лежащей на моей скомканной простынe, ее мягкие каштановые волосы разбросаны по всей подушке. Я думал о том, как ее тело извивалось от моего прикосновения, о том, как вибрировали ее ноги, когда я прижимал пальцы к ее клитору, как она практически отступила от своих моральных принципов и оттаяла ради меня. Как она покачивала бедрами, крайне возбужденная, ее тело чертовски отчаянно жаждало, чтобы я доставил ей удовольствие, она хотела очень многого. Я думал о том, как она закричала, когда была готова, как она выгнула спину, и все ее тело окрасилось в такой офигительный великолепный розовый цвет. Как ее лицо исказилось от наслаждения, какой чертовски влажной была она из-за меня. Как сладостно она пахла, как нектар, и как какой-то проклятый запретный плод, который я отчаянно жаждал вкусить. Я был чертовски голоден, а она была наилучшей из деликатесов, и я нуждался в ней. Я, блядь, жаждал ее, как я никогда не жаждал ничего раньше.

Я застонал и убыстрил темп поглаживаний, сжимая свои бедра в такт с движением руки. Я представил себе ее грудь, вообразил себе эти торчащие соски, и как я жадно обхватываю их своим ртом и слегка покусываю зубами. Я думал о тех первобытных звуках, которые срывались с ее губ, о тех гортанных стонах и мычаниях и том гребаном страстном горловом вскрике, которому она позволила вырваться, когда взорвалась под моей рукой. Я думал о том, какой влажной она была, как ее сладкое тепло просачивалось в мою руку, когда я потирал ее.

Я чувствовал в себе все возрастающее напряжение, мои мышцы сжимались из-за приближения моего освобождения. Я сжал руку еще крепче и сделал свои потирания более осознанными, продолжая водить рукой и бережно проводя ладонью по разбухшей пурпурной головке. Я чувствовал, как он забурлил под моей кожи, как мурашки охватили все мое тело, а мое дыхание сбилось. Я откинул голову назад, ударившись ею об дверь, и крепче зажмурил глаза. Я яростно работал рукой и почувствовал теплоту, распространявшуюся по моим венам. Все мое тело напряглось, так как наслаждение стремительно поднималось в моем организме, и я стиснул зубы, а мой член начал пульсировать. Я замычал – звуки раздражали, так как застревали у меня в горле – и крепко схватился свободной рукой за дверной наличник, так как мое освобождение уже подступало. Моя нога дрожала от интенсивности, с которой я двигался, чаще всего это происходило в тот момент, когда я массировал головку моего члена. Она была липкой и просто чертовски увесистой в руке, но я не хотел забрызгать этим дерьмом весь пол, и не мог собрать все это в темноте, а утром Изабелла войдет, чтобы пописать или еще за чем-нибудь и обнаружит это. Она хоть, блядь, и не будет знать, что это такое, но все же, это дерьмо было неправильно.