Подвалы твоего сердца (СИ) - "hazy forest"

— И все же… — Гермиона ощущала, что они все больше уклонялись от былого настроя, но по-прежнему пыталась держаться. — Почему ты не хочешь поверить в нас?

«Потому что я заставил тебя страдать»

«Потому что ты достойна куда лучшего, чем быть предметом одержимости поломанного убожества»

«Потому что завтра я умру»

Драко покачал головой, пытаясь скрыть тоску, рвущуюся через кожу. Доверчивые глаза замерли в ожидании, и было просто необходимо что-то ответить, но лгать и увиливать снова совершенно не хотелось.

— Я хочу, — практически беззвучно произнес он и улыбнулся ей настолько искренне, насколько позволяло рвущееся на кусочки сердце. — Но не могу.

Гермиона отпрянула, и горечь, вызванная обидой, захлестнула её с головой. Она смотрела в полупрозрачные глаза и просто не хотела верить, что у него нет никакого желания разделить эти чувства. Неужели Малфой так сильно закоренел в своих чистокровных понятиях? Вывод был идиотский, но Гермиона не находила больше ни одного препятствия, которое могло бы помешать их сближению.

— Это потому, что я нечистокровная? — вопрос слетел с языка прежде, чем она успела хорошо обдумать его. Детские комплексы оказались намного сильнее рассудка, и Гермиона тут же покраснела, стыдливо пряча взгляд.

— Это потому, что ты тупица, Грейнджер, — выразиться мягче значило бы выразиться недостаточно точно, поэтому Драко решил перестать церемониться с выражениями. Желание прикоснуться к ней наконец вырвалось за пределы выдержки, и пальцы ухватили маленький подбородок сильнее, чем следовало бы. — Как ты вообще… — он задыхался от возмущения, потому что ожидал обвинений в жестокости, эгоизме и прочих вещах, но не мог даже представить, что Грейнджер снова заикнется про свою кровь. Казалось, эта тема давно исчерпала себя и он избавился от предрассудков насчет крови. Ну, по крайней мере, её крови. Это было очевидным для всех, кроме, как оказалось, Гермионы. Попытки уклониться от правды привели к совершенно невероятному, уже осточертевшему тупику.

— Почему ты позволяешь себе… — вспылила волшебница, но, заметив взгляд, блуждающий по её губам, больше не смогла возмущаться.

— О, — он победно усмехнулся, приближаясь к замершей от восторга и ужаса Грейнджер. — Ты лучше всех остальных знаешь, как много я могу себе позволить, — Малфой медленно отбрасывал одну вопящую мысль за другой, чтобы полностью насладиться тихим трепетом Гермионы. Она была в его власти, и никакое мировое господство даже рядом не стояло с такой привилегией.

— Малфой, ты не ответил на мой вопрос, — она совершила последнюю попытку собраться с мыслями, но разум расслабился с ожидаемой обреченностью.

— Ответил, — отрезал он, почти не обращая внимания на её попытки сопротивляться этому болезненному притяжению. Слегка приподняв подбородок, он посмотрел в приоткрытый рот и заметил короткое движение влажного языка. Волна жара, родившись в районе солнечного сплетения, мгновенно распространилась по телу и фонтаном ударила вверх. Горячая испарина выступила на лбу, бледные скулы слегка порозовели.

— Обзывательство…

— Я повторю последний раз. Твоя кровь не имеет для меня значения. Даже если бы надо мной висело проклятье предков — что, кстати, весьма вероятно — я бы не прекратил желать тебя.

— Только желать? — Гермиона почти закрыла глаза, опрокидывая голову назад.

— Не заставляй меня говорить эту сопливую фразу, Грейнджер, иначе все это будет походить на тупой маггловский фильм, — Драко почувствовал, как ослабевшие ладони сползают с его щек на шею, и светло-серые глаза потемнели от бурь, образовавшихся глубоко внутри.

— Ты смотрел…

Неоконченный вопрос сиротливо повис в воздухе, потому что Гермиона, кажется, больше не могла говорить. Голова слегка закружилась от того, как резко её опрокинули на жестковатую подушку. Кудри сплелись в ореол, и Драко несколько секунд оценивал это удивительное зрелище, совсем не беспокоясь о том, что Гермиона практически задыхается от нахлынувших ощущений.

— Я могу тебя поцеловать?

— Тебя способен остановить мой отказ? — Гермиона даже не подозревала, что в ней способна проснуться эта непредсказуемая обольстительность. Кажется, она никогда не училась соблазнять мужчин, но Малфой практически ошалел от этих якобы невинных слов, сказанных робким полушепотом.

— Если ты играешь со мной, — глухо произнес он, прежде чем склониться совсем близко к её лицу. — То самое время остановиться.

— Иначе что? — она не понимала, откуда взялась эта наглость, но слова рождались сами, а тело с каждой секундой все больше полнилось горячими импульсами.

— Я мог бы взять тебя прямо здесь, — невинно прокомментировал он, кончиком носа проводя линию вдоль скул. Ощутив жар, приливший к щекам от последней фразы, Гермиона инстинктивно выгнулась, приподнимая таз и соприкасаясь с его бедрами. О, несомненно, он мог её взять. И… — И ты бы отдалась.

— Да, — сдавленно, смущенно пробормотала она и приоткрыла рот, чтобы глотнуть побольше воздуха. Казалось, своим присутствием Малфой уничтожил весь кислород в комнате, а потому стало жарко и влажно.

— Да, — эхом повторил он и уронил голову ей на плечо, заходясь в таком же тяжелом дыхании. В этой игре не было призовых мест. Каждый из них считал другого победителем, а себя — побежденным. Малфой хотел бы дожить до того момента, когда их обоюдное желание могло стать осуществимым, но с горечью понимал, что это невозможно. Если бы чары убили только его! Драко ни о чем бы не жалел. По крайней мере, тогда он мог умереть счастливым. — Спасибо.

Гермиона удивленно вскинула брови и слегка повернула голову. Его теплое дыхание ласкало шею, а пальцы ненавязчиво продвигались вдоль талии, изредка устремляясь к бедру.

— Я бы никогда не простил себя, а ты смогла, — приподнявшись на локтях, он внимательно окинул взглядом маленькое острое лицо, исполненное хмурости.

— Ты виноват, — все же произнесла она, сжимая ладонями ткань на рукавах его рубашки.

— Но не настолько, чтобы не заслуживать прощения.

— Я почти погубил магический мир.

— Почти, — пожала плечами Гермиона и ужаснулась безразличию, проскользнувшему в её голосе. — Я бы могла сейчас назвать много причин, оправдывающих твои поступки, но не стану. Когда-нибудь ты придешь к ним сам, и это будет в тысячу раз полезнее. Читать лекции уже поздно.

— Попробуй! Может, тогда я смогу почувствовать себя менее виноватым, — Драко усмехнулся, приподнимаясь. Холод, сквозивший в словах Гермионы, оскорблял его.

— Нет уж. Это будет твоим искуплением. Рано или поздно нам приходится отвечать за свои ошибки.

— Неужели и Гермиона Грейнджер когда-то оступалась? — фыркнул Малфой, опираясь спиной на стену. Его взгляд устремился в низкий потолок и там замер.

— Да, — она медленно приняла позу лотоса, всем корпусом поворачиваясь в сторону Драко.

— Я ошибалась в тебе. Думала, что могу исправить, как… Знаешь… — Гермиона недолго собиралась с мыслями. — Как неудавшееся зелье.

— Милое сравнение, — Малфой глухо рассмеялся, но его глаза сверкнули злостью. Правда была слишком болезненной, когда лилась из её уст.

— Я лишь говорю о своем дотошном перфекционизме. Это стало настоящим проклятием, и теперь я понимаю, что всю жизнь стремилась к чему-то несбыточному. Вместо того, чтобы быть счастливой, я постоянно бегу в пустоту, которая грезится мне абсолютным светом. Только вот ничего абсолютного нет, даже зла или добра.

— Ты читала слишком много маггловских книжек, — насмешливо прокомментировал Драко, склонив голову чуть набок. — В них все хорошо и прекрасно, даже если герой — последний злодей. Он переносит путь искупления и вдруг оказывается бедным ничтожеством, попавшим в водоворот событий. Только магглы могут придумать такие идиотские сказки. В настоящей жизни слабое зло умирает, а сильное продолжает править миром. Я много думал над тем, почему легенда о Силе до сих пор оставалась лишь сомнительным преданием, и теперь понял. Обряд требует принесения в жертву себя — это осуществимо. Бывают моменты, когда люди больше не способны выносить своей жизненной оболочки. Только вряд ли мы принадлежим только себе и никому больше. Часть нашей души, если она и есть, обитает в чужом теле, управляется чужими словами и взглядом. Эта последняя жертва, которую Сила требует за секреты её разрушительной магии, скрыта в людях, забравших в какой-то момент чужие сердца. Обряд — всего лишь фарс. Сила никогда не восстанет, потому что заключительная жертва неосуществима.