My December (СИ) - "Nina16"

Он схватился руками за голову, не переставая освещать дорогу своей сверкающей улыбкой. А затем — слишком стремительно — подлетел и коснулся влажными губами ее рта. И так нежно провел рукой по лицу, наклоняя ее тело вниз. Придерживая, при этом делая с ней все, что хотел.

А она мертво стояла, чувствуя, как ее клонят вниз, держа за талию, как в типичных мелодрамах. Чувствуя не родной вкус на губах. Чувствуя эту-не-ту руку на куртке. Этот запах одеколона, который врезался в нос.

И вообще. Это же был не Драко. Тогда какого?..

Какого лешего?!

И вдруг удар по плечу. Так резко, что руки, болтавшиеся до этого по воздуху, с силой хватают Ленни за спину, чтобы не упасть. И он дергает ее на место, отрываясь.

Она изумленно смотрит на него, опустив взгляд на слегка красные губы от ее помады. На довольные глаза и легкую улыбку.

Черт. Она же только стала хорошо к тебе относиться.

— Кто это был? — тяжело дыша, спрашивает он, всматриваясь куда-то за ее спину.

И до нее сразу же доходит, как только глаза видят темную фигуру, скрывающуюся за снежинками. И паром, закрывавшим его платиновые волосы.

— Черт…

— М? Что? — Ленни настороженно смотрит на нее.

— Ничего. Эм, Ленни, — она нетерпеливо отталкивает его от себя. — Договорим завтра.

— Но…

И она бежит следом. Спотыкаясь о сугробы, камни и бугры. Не видя ничего из-за волос, которые лезли в глаза.

— Гермиона!

И она продолжала идти, чувствуя, как кровь приливает к голове. Не думая ни о чем, кроме того, что Драко шел впереди.

Просто подожди. Остановись хоть на секунду.

— Герм!

— Потом! — орет она в ответ, не оборачиваясь к Ленни.

Да пошел ты!

Идти на бал — одно, а все эти поцелуи.

Да пошел нахрен!

Ветер дул ей в лицо, отталкивая назад. Заставляя падать в снег и чуть ли не кричать от боли, когда в колени врезались палки.

— Драко! — кричит она.

И фигура, которая мерцала вдали, даже не останавливается. Продолжает туманом покачиваться.

— Прошу тебя! Остановись!

И он замирает. Оборачивается.

И девушка поднимается, хватаясь руками за ближайшее дерево. Быстрым шагом идя к нему, не обращая внимания на дырки в колготках, замерзшие и промокшие ноги. На зубы, которые стучали друг о друга. И сердце, которое почти выпрыгивало из груди.

— Драко…

Она приближается к нему. И в страхе смотрит на двое сжатых пальцев, в которых виднеется сигарета.

Он молча заносит ее, вдыхает дым и отправляет его в воздух, почти скрываясь за туманом.

— Драко, ты что делаешь?

— Тебя ебет?

Вновь подносит тонкую “веточку” смерти. И вдыхает почти с блаженством.

— Зачем ты это делаешь?

— Ты морали мне читать будешь? Иди к своему дружку.

— Ты куришь?

Ее рука сильно хватает за его запястье, почти вырывая белую сигарету, которая дымилась. А взгляд в стопоре уперся в раскрытую ладонь, на которой под порывами ветра колыхалась трубочка.

— А тебе какое дело?

Он с ожесточением ударяет ее пальцы, и сигарета с большой скоростью летит вниз, зарываясь в снег. И, не посмотрев на ее удивленное лицо, закрылся в мантии, как летучая мышь. И попытался скрыться в метели, пока тяжелая рука вновь с силой сжала его плечо.

— Драко! Ты теперь все время мне так отвечать будешь?

Смешок. Уголки губ влезают вверх.

— Какая тебе разница, что я делаю, Грейнджер?

Фырканье.

И он презрительно убирает ее руку, вновь отряхивая грязь с куртки.

— А то ты не знаешь!

Она уже злится. И быстрым взглядом окидывает его одежду, будто из кармана должна торчать упаковка с сигаретами. Или что-то, что могло бы действительно подтвердить его новое “увлечение”.

— Знаешь что, — он с яростью шипит, — пускай тебя Страцкий твой волнует! Уебок конченный!

— Не надо кидаться на людей с оскорбления, не зная их!

— Даже так? Защищаешь его уже? — он гневно покосился назад, словно надеясь взглядом найти Ленни и убить его. — Пошла тогда нахер к нему!

— Да что ты раскомандывался?

И беспомощный вздох вырывается из груди, когда он вновь поворачивается спиной и быстрыми шагами идет прямо. Скрываясь за метелью, которая становилась стеной между ними.

— Ну Драко! — беспомощно и устало.

Это уже стало пожизненно: он обижается, она извиняется. Нормой дней.

Но все это сидело у нее в печенках. Как и то, что она, ни в чем не виноватая, бежала вслед за ним, еле поспевая за скрывающейся фигурой. Беспомощно блымкая глазами, смотря за тем, как пары вылетают из его рта.

И когда он стал курить? Новое увлечение аристократа? Или это считается престижно — пыхтеть, как паровоз?

Она бы поинтересовалась, но кто соизволит дать ответ на все это?

Грязнокровкам не понять.

Действительно: куда ей? Зачем вообще ей что-то объяснять?

Один орет, психует, потом вдруг становится чуточку милее, затем его словно огревает чем-то тяжелым, и все по кругу. Другой пол года извиняется за свое поведение, а потом затем за одну минуту все рушит. То поцелуями, то словами.

Отличный месяц, нечего и говорить. Что будет дальше — она даже представить боялась.

Тяжелая дверь с грохотом отворилась, пропуская мрачную фигуру вовнутрь, а затем тихо закрылась, словно принимать кого-то другого не хотела. Однако Гермиона с напором дернула за ручку, и та поддалась, скрипнувши при этом.

Приглушенный стук каблуков, которые отдалялись от нее, быстрым шагом поднимаясь по ступенькам. Длинная мантия, волочащаяся после хозяина, который небрежно снял ее и перебросил через плечо. Платиновые волосы, подскакивающие на его голове на каждом шагу.

Ей стало совсем не по себе. Как только они зайдут в комнату — она в этом уверена, — начнется долгая ссора, которая явно не закончится миром. И пойдет все сначала: она будет извиняться, а он обижаться. Конечно, может быть и другое развитие событий, но это было вряд ли.

Вся ругань ей уже настолько надоела, что хотелось один раз плюнуть на все и забыть этого человека. Потому что каждый день приносил все больше разочарования и боли, которая выедала всю плоть и въедалась в душу. Настолько сильно, что не было место для других чувств.

Дружба, преданность, любовь. Она, кажется, забыла, что это такое. Лишь отдаленное напоминание об этом вертелось у нее в голове — когда-то ты дружила так, что готова была отдать жизнь. Когда-то ты была настолько предана школе, друзьям, что не могла и представить, что существует кто-то или что-то, способное затмить это. А любовь…

Может, она испытывала ее сейчас. Но за страхом, утратой и вечной суетой не могла уследить это чувство.

Когда еще одна дверь, мягко коснувшись стены, открыла проход в знакомую гостиную, она еле слышно вздохнула и проследовала за ним. Прикрыла глаза. Насладилась минутной тишиной. И приготовилась слушать.

Однако ничего не последовало. Лишь скребущая тишина, которая царапала перепонки.

Он обошел кресло, сел на диван. Спокойно, не торопясь, достал пачку сигарет в белой упаковке из кармана мантии, открывая ее. Пальцы ухватились за длинный папирус. Губы коснулись убийственной палочки, и зубы раскусили маленький кристаллик.

Затянулся, выдохнул струю пара. Так, словно курил уже с десяток лет. И совсем не заботился о вреде табака.

Его глаза холодно остановились на ее лице. Он выдержано, будто ему не доставляло особых усилий контролировать себя, выдохнул еще раз и сказал:

— Мне просто интересно, — с прохладой обычного прохожего, спрашивающего у незнакомой дамы время, — все заучки такие? Или ты… — он выдержал паузу, — особенная?

Она сковано поерзала на месте.

Он пугал ее. Своим внезапным спокойствием. Лучше бы наорал, стукнул кулаком об стену. Так нет — сидел, выражая полнейшее равнодушие. И курил эту сигарету, которая уменьшалась в худых пальцах.

Он не был похожим на себя. Каким-то другим.

Растрепанные волосы, подрагивающие губы, шмыгающий нос. Порванная сверху рубаха и грязная мантия. Темные пятна на руках и одежде. И эта сигарета, что совсем убивала в нем Малфоя.