Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe"

Снейп засучил рукава, обнажив по локоть худые жилистые руки, достал из шкафа нужные ингредиенты и отнёс их к столу. В момент, когда под котлом вспыхнул огонь, все его переживания отошли на задний план. Снейп сосредоточился и полностью отдался процессу. Он провёл в лаборатории несколько часов и вернулся в спальню глубокой ночью. Ему хотелось только одного — спать. И лишь когда Снейп без сил рухнул на постель и закрыл глаза, пришло понимание, что это не единственное, чего он хочет. Самым большим, страстным и горячим желанием Северуса в этот момент было ощутить руки Луны, крепко сжавшие его в объятиях, прижать её к себе изо всех сил и жадно впиться губами в её призывно полуоткрытые горячие губы.

В Хогвартсе, рисуя в своём воображении картины предстоящего убийства и всего, что за этим последует, Снейп отдавал себе отчёт, как трудно ему будет переносить разлуку с его любимой девочкой. Он готовил себя к этому и думал, что сумеет выдержать её отсутствие рядом. Однако он и представить себе не мог, насколько это будет тяжело. Процесс приготовления зелья помог справиться со всем, что мучило его, притупить боль и гнев, но не смог избавить Снейпа от тоски по Луне. Желание оказаться рядом с ней было таким острым и невыносимым, что это походило на ломку — ту, что он испытал когда-то в ходе экспериментов с Охранным зельем.

Невозможность вырваться из-под контроля Хозяина и выпить хоть несколько капель этого зелья, чтобы почувствовать себя Луной, ощутить её, как себя, узнать, как она переживает разлуку, будила в душе Снейпа такую ненависть к Волдеморту, что он готов был лично перерезать ему глотку собственными руками. Если бы это, конечно, помогло ему вырваться из проклятого малфоевского замка, похожего, скорее, на склеп. Но вместо этого приходилось мириться с вынужденным домашним арестом и отдаваться на волю воображения, рисовавшего перед его мысленным взором картины сладостные и мучительные одновременно.

Как тебе живётся, родная, любимая моя девочка? Как ты там без меня?

Комментарий к Глава 57 https://vk.com/photo238810296_457241470?rev=1

====== Глава 58 ======

EvanescenceLost In Paradise (Instrumental)

EvanescenceImperfection

Вернувшись домой, Ксенофилиус Лавгуд тут же засел за статью о похоронах Дамблдора. Он очень соскучился по дочери, и поначалу его грызло чувство вины за то, что он не уделил ей должного внимания, не поговорил, не расспросил обо всём… Но, вскоре, увлёкшись, он так погрузился в материал, что перестал ощущать что-либо, кроме «журналистского зуда» в руках, когда хочется как можно скорее выплеснуть всё, что скопилось внутри и просится на бумагу. Тем более что писалось легко, слова сами выстраивались в предложения, окрашенные именно так, как и хотелось автору. В статье органично переплетались восхищение Ксенофилиуса перед величием личности Дамблдора, его скорбь по поводу гибели этого замечательного человека и суровое осуждение того, кто его убил. Ксенофилиус воодушевлённо описывал церемонию прощания, иногда отвлекаясь на то, чтобы поведать читателям кое-какие интересные факты об участниках этой церемонии.

Луна не мешала отцу, понимая всю важность его работы. Она поднялась к себе, неторопливо разобрала чемодан и уселась за стол, задумчиво глядя в окно. Все её движения были замедленными и какими-то рассеянными. Луна вспоминала похороны Дамблдора, плач феникса звучал в её ушах, а душу разъедала тоска и беспокойство о Северусе. Хотелось плакать.

Луна взяла карандаш и стала машинально водить им по лежавшему на столе чистому пергаменту. Вскоре процесс рисования увлёк её точно так же, как написание статьи увлекло отца. Рисование всегда помогало Луне успокоиться и облегчить душу. Время до ужина пролетело незаметно. Луна очнулась от своих мыслей лишь тогда, когда услышала голос отца, зовущий её:

— Капелька! Спускайся, будем ужинать.

— Иду! — отозвалась Луна, рассматривая то, что нарисовала, бессознательно, будто в трансе водя карандашом по пергаменту.

Конечно, это был Северус. Выражение его лица на рисунке казалось непроницаемым, а в глазах застыли усталость и боль. Сердце Луны сжалось. Ей так нужно было сейчас обнять Северуса! Жизненно необходимо — прижаться к нему, ощутить его тепло, вдохнуть запах и почувствовать, как от её прикосновений его боль постепенно уходит, уменьшается, тает, как снег под лучами солнца…

Луна кончиками пальцев погладила любимое лицо и спрятала рисунок подальше в стол. Что бы сказал ей папа, если бы обнаружил, что она рисует портрет убийцы, которого сейчас ненавидят все честные маги? Луна вздохнула и спустилась вниз.

Ксенофилиус сидел за накрытым столом. Вид у него был усталым, но довольным. Когда Луна вошла, он поднялся из-за стола, обнял дочь, отстранился и внимательно взглянул на неё:

— Как же ты выросла, капелька! И похорошела…

Он хотел добавить: «Ты всё больше становишься похожей на маму», но промолчал, чтобы не расстраивать свою девочку. Не нужно грустить. В жизни и так много грустного. Сегодня они будут радоваться — встрече после долгой разлуки, вкусному ужину, удачной статье.

— Садись, — Ксенофилиус легонько подтолкнул дочь к столу. — Хочешь, я прочту тебе статью?

— Конечно, хочу, — улыбнулась Луна. — Только ты поешь сначала, ладно?

Ксенофилиус кивнул и принялся торопливо есть, как ребёнок, который спешит поскорее расправиться с нелюбимой едой, чтобы получить за это обещанную конфету. Луна ужинала с удовольствием — только сейчас она почувствовала, как сильно проголодалась.

Быстро покончив с едой, Ксенофилиус взял рукопись и стал громко и с выражением читать написанное. Луна внимательно слушала, и в голове у неё снова всплывали воспоминания о сегодняшнем печальном дне. И о тех событиях, которые ему предшествовали.

Пассажи отца в сторону Снейпа отдавались в сердце Луны острой болью. Не было сил выносить гнев и ярость, направленные на любимого человека, тем более что все обвинения в его адрес были так несправедливы. Но ведь папа ничего не знал об истинных мотивах Северуса. Он видел лишь внешнюю сторону событий. А если бы он знал, что происходило на самом деле? Как бы он тогда отнёсся к нему?

— Ну, как? — спросил Ксенофилиус, дочитав статью. В его голосе явственно слышалась гордость. И гордость эта была вполне обоснованной — статья и впрямь удалась. Отец сумел в ней передать все эмоции и настроение прошедшего дня и не упустить ни одного важного момента церемонии прощания.

— Замечательно, папочка! — воскликнула Луна, улыбнувшись отцу. — Прекрасная статья. Только…

Она замялась.

— Что «только»? — Ксенофилиус внимательно взглянул на дочь.

— Только… Не слишком ли много ты ругаешь в ней Снейпа? Это выбивается из общего настроения статьи. Как будто что-то лишнее. Ну-у… как это сказать? Это нарушает гармонию — вот.

— Да? — Ксенофилиус недоверчиво смотрел на Луну. Косящий глаз придавал его взгляду странную ироничность. — Но ведь по его вине и случилась вся эта церемония. Он — убийца и заслуживает всяческого осуждения. Разве нет?

— Он не убийца! — в голосе Луны звучали слёзы. — Вернее… Да, он убил… Но… Дамблдор сам приказал ему! Это убийство было спланировано и согласовано. А он… он не хотел убивать. Он убил по приказу! Понимаешь, папа?

Луна всё же не смогла сдержать слёз, и они крупными горошинами покатились по её щекам. Ксенофилиус смотрел на дочь в полном недоумении. Что она несёт?

— Откуда ты это взяла?

В голосе Ксенофилиуса в равных частях слышались недоверие и изумление. Он ощутил неприятный холодок в груди. Утверждение его дочери не было похоже на детскую выдумку. Было в нём что-то страшное, какая-то неясная, но ощутимая угроза. Предчувствие беды кольнуло сердце. Но ещё оставалась надежда, что Луна одумается, улыбнётся и скажет: «Я пошутила, папа. Не обращай внимания». Поэтому Ксенофилиус продолжал смотреть на дочь в тревожном ожидании, а его косящий взгляд выискивал у неё на лице признаки того, что это была всего лишь фантазия его «капельки».