Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки) - "Kharizzmatik"

– Что такого смешного? – спросила Элис, на ее лице вспыхнула улыбка, когда она смотрела на меня.

Это была первая ее искренняя улыбка за последние дни – она постоянно была подавленной, угрюмо смотрела на нас с Эдвардом, как будто вот-вот заплачет. Я только сильнее рассмеялась, не в силах взять себя в руки, а Эдвард хихикнул, глядя на меня, в его глазах наконец-то появились счастливые искорки.

– Он похож, э-э… на гигантского дровосека, – выдавила я, пытаясь восстановить дыхание, но слезы все равно продолжали течь, в боках болело, а я хватала ртом воздух. – Ну, знаете, Пол Баньян (5). Эмметт – его копия.

Все они озадаченно повернулись к Эмметту, и вдруг тоже взорвались смехом.

– Так и есть, – с широкой улыбкой заметил Джаспер, а потом покосился на Розали. – Подождите, а как звали его закадычного друга? Ну, того голубого быка?

5. Сказочный дровосек, гигантского роста и с удивительной силой, он мог носить целые деревья, а от его смеха трещали стекла. Путешествовал вместе с Голубым Быком, его компаньоном. Вдвоем они, по легенде, выкопали Гранд Каньон. Посмотреть на их статуи можно по ссылке

ДН. Глава 73. Часть 4:

Я пожала плечами и глянула на Розали, а потом задохнулась от смеха, когда поняла, что она в голубой одежде. Розали тяжело выдохнула и скрестила руки на груди, она гневно обвела нас взглядом.

– Я знаю, что у вас, уродов, хватит ума не назвать меня быком, – выплюнула она.

– Ой, брось, это просто шутка, детка, – игриво сказал Эмметт.

Мы с Джаспером оба резко выдохнули, быстро переглянувшись.

– Детка! – одновременно закричали мы, вспомнив, что Голубого Быка называли именно так.

– Ну все, вы мне, на хер, заморочили голову, – в замешательстве пробормотал Эдвард, все еще хихикая. – Может, срубим это чертово дерево и поедем домой? Я замерз. Мой гребаный член скоро сморщится и отпадет, если мы еще тут поторчим.

– А может, тебе стоило надеть пальто, если ты мерзнешь, – резко ставила Розали, все еще раздраженная. – Вообще-то, сейчас зима. Какой идиот не носит пальто в зимнее время?

Я выдавила улыбку, покачав головой.

– Нет, ему не нужно пальто, – вставила я. – Он уверен.

– А может, хватит шуток, tesoro? – тихо спросил он, пока Эмметт рубил топором ствол дерева.

Лезвие легко вонзалось в древесину, его удары были сильными. После четвертого удара ель зашаталась, а на шестом – начала падать. Он протянул топор Джасперу и схватил дерево, глядя на нас.

– А теперь потащили эту хрень домой, – сказал он, гордо улыбаясь, пока тянул ель к машине.

Эдвард снова взял меня за руку, его пальцы были холодными, у меня по коже побежали мурашки. Мы шли позади всех, и я с изумлением увидела, как Эмметт с Джаспером легко перебросили дерево через забор, как будто это была сущая ерунда.

– Ой, подожди, – сказал Эдвард, отпуская меня и доставая из кармана кошелек.

Он открыл его и достал несколько банкнот, а потом побежал к дому и положил деньги под дверь. Я улыбнулась ему, когда он возвращался, а он расплылся в улыбке в ответ, довольный, что додумался заплатить за дерево, хотя и не должен был. Потом он снова подал мне руку, чтобы помочь перебраться через ограду.

Дорога домой прошла в расслабленной атмосфере, а остаток утра пролетел за одно мгновение. Настроение Розали несколько изменилось, ее гнев и раздраженность превратились в тихую грусть, на лице постоянно появлялось хмурое выражение. Точно не знаю, что изменилось, но когда мы приехали домой, все казались какими-то печальными. Эдвард вел себя отстраненно, а когда мы украшали Рождественское дерево, он нервно осматривал остальных. Я несколько раз замечала, как он бросал на людей гневные взгляды; иногда, когда он не видел, что я смотрю, он перебрасывался с другими парой слов, но говорил шепотом, и я его не слышала. Меня это озадачивало, я постоянно спрашивала, что происходит, но он лишь натянуто улыбался и говорил, что не о чем переживать.

Потом мы смотрели рождественские фильмы, а ранним вечером обменялись подарками в ожидании ужина. Я получила несколько книг и рисовальных принадлежностей, а еще одежду от девочек и новую пару «Найк» от Эдварда. Когда еда была готова, мы расселись за столом, Эдвард посадил меня рядом с собой, а Алек с Эсме сидели напротив нас. Доктор Каллен прочистил горло, и тогда Эдвард взял меня за правую руку, а Алек медленно придвинулся к столу и протянул мне свою ладонь. Я нерешительно посмотрела на него, а потом осторожно потянулась к нему. Я аккуратно положила свою руку в его и опустила голову, сердце бешено билось в груди. А доктор Каллен тем временем начал молиться.

– Господи, спасибо что благословил наш стол, и спасибо тебе за всех людей, собравшихся тут. Мы просим тебя дать нам силы быть внимательными к тяготам других, и не лишай нас своей любви и прощения, счастья и мира; и больше всего мы просим тебя помочь невинным среди нас найти свободу, которую они заслуживают. Во имя Иисуса.

– Аминь, – пробормотали все мы, а потом разомкнули руки и подняли головы.

Я повернулась к доктору Каллену и с любопытством глянула на него, его слова не давали мне покоя, но он лишь мягко улыбнулся мне.

– Dai nemici mi guardo io dagli amici mi guardi iddio (6), – тихо сказал Алек, поднимая вилку.

– Аминь этому дерьму, – с сухим смешком сказал Эдвард.

Мы начали ужин, но я лишь ковыряла вилкой в тарелке, в комнате зависла напряженная тишина, все вокруг бросали друг на друга странные взгляды. Они как будто хранили общий секрет, в который меня не посвящали, а Эдвард очень нервничал по этому поводу. Я дергалась, прислушиваясь к звону столовых приборов, аппетит окончательно исчез, а от волнения меня трясло. Иногда я замечала, как на меня смотрят, это внимание было некомфортным, я уже даже думала в панике убежать из комнаты. Но прежде чем я решилась, Джаспер прочистил горло.

– Трудно поверить, что прошло уже десять лет, – тихо сказал он.

Я увидела, как Эдвард рядом со мной выпрямился, его вилка застыла в воздухе. Я поняла, что Джаспер заговорил о смерти матери, и внимательно обвела всех взглядом, переживая, как они отреагируют. Доктор Каллен держался напряженно, он уставился в тарелку и закрыл глаза. Мои руки задрожали, я ждала, что он сейчас сорвется, сердце пустилось в галоп, в глазах потемнело. Я отложила вилку, а он резко выдохнул; у меня тряслись руки.

– Так и есть, – наконец заговорил доктор Каллен. – Такое ощущение, что мы потеряли ее только вчера.

– Мы ее не теряли, – остро сказал Эдвард. – Это звучит так, будто мы, на хер, были небрежны, или она, б…ь, заслужила это. Это не наша вина, что так случилось, мы ее не теряли. Она была, черт побери, забрана у нас… у нас всех.

– Ты прав, – ответил доктор Каллен. – Ее несправедливо забрали у нас.

– Да, и это стыд, потому что я бы очень хотел, чтобы она была тут в этот момент, – сказал Эмметт, качая головой, пока он поднимался со стула.

Он встал и засунул руку в карман, мои глаза расширились от шока, когда он достал маленькую черную коробочку, оббитую вельветом. Элис взвизгнула, а Розали застыла, когда Эмметт опустился возле нее на колено и показал золотое кольцо.

– Я знаю, что мы молоды, но если я что-то и выучил в жизни, так это то, что ничто нельзя воспринимать как должное. Мы теряем людей, разные события происходят, когда мы того не ждем, а правда в том, что ни одному из нас не гарантирован завтрашний день. И я не знаю, сколько проживу, на каком моменте оборвется моя жизнь, но одно я знаю точно – я хочу, чтобы ты была рядом. Что скажешь, Рози? Ты выйдешь за меня?

Я увидела как по ее щеке скользнула слезинка, и она с трудом выдавила улыбку.

– Ты знаешь, что выйду, Эмметт Каллен, – сказала она ломающимся от эмоций голосом. – Бог мне в помощь, но по какой-то чертовой причине я тебя люблю.

Он ухмыльнулся и с энтузиазмом надел кольцо ей на палец, а потом сел на место. Мы принялись поздравлять их, я улыбалась, наслаждаясь обожанием, которое появлялось на их лицах, когда ребята смотрели друг на друга. Атмосфера стала легкой, все беззаботно болтали, смеялись и рассказывали разные истории. Я слушала, как Эмметт и Джаспер смеялись над своими детскими проделками, а Эдвард встрял, говоря, что помнит многое из жизни братьев совсем иначе. Они много говорили о матери, и я все ждала, когда возникнет напряжение, которое всегда сопровождало эти воспоминания, но вместо этого доктор Каллен сам начал рассказывать про нее разные вещи. Они говорили о поездках, в которых побывали, о том, чему она их научила, о книгах, которые она им читала, и каждое воспоминание вызывало у них улыбки, а не слезы. Это было трогательно до боли, их любовь к ней была сильна, как никогда, и трудно было поверить, что этой женщины нет уже десять лет.