– Ты помнишь, Эдвард, я говорил тебе, что случается с крысами? – спросил Алек своим адски спокойным голосом. – Что мы делаем с паразитами, теми, кто позорит нас и называет все, чему мы служим, предательским и бесчестным?
– Да, – ответил я дрогнувшим голосом.
И сжался от воспоминаний о том инциденте на складе. С тех пор предупреждение о том, как поступают с предателями, преследует меня каждый день. Среди членов организации это было чем-то вроде городской легенды, историей, которую знали все, и о которой перешептывались, но не было никаких доказательств о том, что когда-нибудь это происходило на самом деле.
– Крысам – крысиная смерть.
Алек кивнул, на несколько шагов приблизился к Аро и пнул его прямо в нос. Аро закричал, и я вздрогнул, а Алек ударил его несколько раз подряд, пока лицо того не залило кровью.
– Это место прямо кишит крысами. Если прислушаться, можно услышать их, ползающих между стенами, царапающихся и суетящихся. Пройдет совсем немного времени, когда они учуют запах крови, и как только поймут, что где-то поблизости есть свежее мясо, они тут же примчатся. Быть съеденным заживо – это жестокая смерть, – сказал он.
Живот скрутило, потому что образа, возникшего у меня в голове, было достаточно, чтобы меня затошнило. Алек повернулся посмотреть на меня, и его лицо ничего не выражало. От его взгляда холодок пробежал по спине, видеть эту сторону Алека было дьявольски страшно. Он почти потерял человеческий облик.
– Ему это известно, потому что именно по этой причине он и выбрал это место для нашей встречи, Эдвард. Он просто не ожидал, что окажется тем, кто останется здесь подыхать, один на один с этим ужасом.
Алек сунул пистолет обратно за пояс, игнорируя вопли Аро. Он сосредоточил свое внимание на револьвере, который забрал у него, вытряхнул пули и положил их в карман. Крутанув барабан, он повернулся и направился к двери, там он остановился и опустил пистолет на пол.
– Я оставил в патроннике одну пулю, – сказал он, поворачиваясь к Аро. – Тебе понадобится время, чтобы доползти сюда и взять его, но я уверен, что ты будешь очень стараться, если захочешь положить конец своим страданиям. Выбор за тобой.
– Ты – гребаный предатель! – плевался словами Аро. – За это ты будешь гореть в аду!
Алек горько усмехнулся.
– Я наверняка буду гореть в аду за многое из того, что совершил в жизни, но этот поступок – один из немногих, который стоит того.
Он повернулся и без лишних слов вышел, и в тот же миг, услышав его шаги на лестнице, я вскочил на ноги. И выбежал из комнаты вслед за ним, спотыкаясь о свободно валяющиеся доски и почти кувыркнувшись с лестницы из-за своей поспешности. Когда мы выходили из дома, я еще слышал, как кричал Аро, но Алека это, похоже, ничуть не смущало, и он спокойно направился к машине.
Я открыл дверь, чтобы забраться на пассажирское сиденье, когда меня накрыло, и я, сгорбившись, стал блевать на дорогу. Слезы текли по щекам, меня по-прежнему лихорадило, и я едва держался на ногах. Не мог поверить, что выжил, ведь был, на хер, абсолютно уверен, что все это затевалось для меня.
Ничего не говоря, Алек сел в машину и терпеливо ждал, когда я возьму себя в руки. Через минуту я поднялся, и он отъехал от обочины.
– А люди не услышат его крики? – спросил я, вытирая слезы, но это, б…ь, было бесполезно, потому что они все текли и текли.
– Возможно, но это не имеет значения, – ответил он. – Как ты сам сказал, появление в этой части города ни к чему хорошему не приводит. Никто не станет звонить в полицию.
Некоторое время он ехал молча, атмосфера в салоне была напряженной. Мои мысли лихорадочно скакали, пока я пытался все осмыслить, страх лишиться жизни был слишком сильным, чтобы я мог с ним справиться. Я почти дошел до точки, у меня был гребаный нервный срыв, и я цеплялся за остатки здравого смысла.
– Зачем ты это сделал? – прохрипел я, наконец, и прочистил горло, чтобы восстановить голос.
Он взглянул на меня, явно не ожидая, что я стану спрашивать его о чем-нибудь.
– Ты предпочел бы оказаться на его месте?
– Я не об Аро, – сказал я, мотну головой, так как слезы продолжали течь из глаз.
Все это давило на меня, картинки в голове мелькали одна за другой.
– Мой отец. Зачем ты это сделал?
Он ответил не сразу, и я уже начал думать, что он и не собирается отвечать, но через какое-то время он раздраженно выдохнул:
– Он умер бы в любом случае.
– Почему? – спросил я, действительно не понимая. – Я не догоняю, зачем он сделал это в первый раз. Почему он выбрал смерть?
– Для него это было наилучшим выходом. Он не собирался идти в тюрьму.
– А разве ему бы пришлось? – спросил я, качая головой. – Алек, он, мать твою, 'переметнулся'. Он заключил сделку с федералами, чтобы не пойти в тюрьму, ему это не грозило.
– Ты ошибаешься, грозило, – твердо сказал он. – Твой отец заключил сделку не ради себя, Эдвард. Он пошел к федералам не для того, чтобы оградить себя от неприятностей. Он принял свою судьбу. Твой отец сотрудничал с ними из-за тебя. Он связался с ними для того, чтобы помочь Изабелле и всем остальным, кого ты любишь. Он дал федералам то, что им было нужно, чтобы они оставили его семью в покое.
Он остановился, чтобы собраться с мыслями, и продолжил.
– Он принял решение, но я не мог позволить ему лишить себя жизни по одной простой причине – я не верю, что, сделав это, он бы нашел покой, к которому так стремился. Я убил много людей, Эдвард, но никогда не вмешивался в чье-то решение уйти из жизни, как сделал это с твоим отцом. Это был первый раз, когда я убил кого-то, в действительности заботясь о его будущем, и есть в этом какая-то злая ирония, ведь именно 'поэтому' я его и убил. Я знаю, что, наверное, странно слышать это от меня, но для того, чтобы получить прощение за собственные грехи, ты должен сам раскаиваться. Ты должен покаяться. В свои последние дни твой отец потратил много времени на покаяние и примирился со всем, что уже сделал и еще сделает, и я не хотел, чтобы в порыве отчаяния он все это загубил. Я считаю, самоубийство – непростительный грех. Он хотел воссоединиться с твоей мамой. Я сделал так, чтобы для него это было возможно.
Прокручивая в голове его слова, я был в шоке, совершенно не ожидая такого ответа.
– Ты поэтому попросил у него прощения?
Он покачал головой.
– Я просил не 'у него'.
Я ждал, что он пояснит, гадая, у кого он, на хер, мог просить прощения, но так и не получил ответа, потому что зазвонил его телефон и прервал нас.
– Они все там? – спросил он у кого-то на другом конце, и добавил. – Хорошо, – повесив трубку, он посмотрел на меня. – Есть еще кое-что, с чем мы должны разобраться сегодня, так что приходи в себя.
Он снова проехал через весь город – в стриптиз-клуб, в котором однажды я уже бывал с ним, когда он убил ирландца за пособничество Джеймсу. Стоянка была забита до отказа, в заднем ряду стоял знакомый черный «Мерседес». Алек подъехал прямо к входной двери и припарковал машину перед зданием, вылез из нее и осторожно огляделся.
– Ты уже получил право голоса? – спросил он, когда я вышел.
– Э, нет, – ответил я, не понимая, что за хрень он спрашивает.
Он кивнул, как будто мой ответ ничуть его не удивил, и жестом пригласил меня следовать за ним внутрь. Клуб был переполнен, в воздухе висел густой дым, от которого глаза стало жечь, они заслезились, а зрение затуманилось. Алек скользнул мимо охраны, не говоря ни слова, и я последовал его примеру, внимательно следя за ним, когда он направился к служебному входу.
– Право голоса очень важно, – тихо сказал он, останавливаясь у двери в подвал и глядя на меня. – Людям нравится ощущение сопричастности, как будто они на самом деле способны влиять на то, что происходит, даже если это всего лишь иллюзия.
Я не знал, что на это сказать, совершенно не видя смысла, но это, видимо, было и не важно, потому что он все равно не стал дожидаться моего ответа. Открыл дверь в подвал, и я тут же услышал голоса, но они затихли сразу, как их обладатели поняли, что мы идем.
