Медленно, почти незаметно, часть его вытянутой руки начала крошиться.
Первые крупинки кристалла отделились от его тела и упали на землю, как падающие звезды. Это движение оживило демона, и он, опустив руку, взглянул на неё. У него не было глаз, но каждый разлом и трещина были очевидны. Вместо них была пустота, глубокая и бесконечная, из которой не исходило ни света, ни жизни. На месте пальцев, где некогда была целая рука, теперь зияли пустоты, обнажая острые, нерегулярные края кристалла. Не хватало трёх пальцев и части предплечья, и всё это медленно осыпалось вниз.
Красный кристалл, из которого состояло его тело, постепенно превращался в лунные песчинки.
Он посмотрел на свои руки, словно пытаясь осознать свою скорую гибель. Последний раз он поднял голову, взглянув на голубую планету, висящую в безмолвном небе, как напоминание о мире, от которого его отделяла бесконечность. Его ноги, словно ослабленные не только временем, но и внутренней борьбой, подломились. Тело, некогда столь мощное и незыблемое, рухнуло на землю. От удара о землю оно начало раскалываться, теряя свою форму и силу. И в тот же миг, как красный кристалл коснулся лунного грунта, он рассыпался на мелкие яркие песчинки, которые, словно потерянные мечты, медленно развеялись по ветру, исчезая в мраке разрушенного города.
Эпилог
***
Двенадцать лет спустя
Солнечные лучи, лениво пробиваясь сквозь редкие, почти прозрачные облака, осыпали мир тёплыми золотистыми бликами, словно рассыпая драгоценную пыль. Поляна возле школы утопала в сочной зелени: свежая трава, ещё влажная от недавнего дождя, переливалась всеми оттенками изумруда, отражая свет, как полированный камень. Каждый стебелёк, напитанный влагой, тянулся к солнцу, будто стремясь уловить его тепло и сохранить в себе. Лёгкий ветерок, мягкий и тёплый, играл с листьями деревьев, что окружали поляну, шепча свои неуловимые секреты. Их кроны колыхались, отбрасывая танцующие тени на землю, а аромат цветущих кустарников – сладкий, с нотками морской соли – наполнял воздух ощущением умиротворения. Вдалеке, над кромкой леса, слышался приглушённый щебет птиц, их голоса звучали как робкая попытка подбодрить тех, кто утратил свою мелодию жизни.
Фосфофиллит сидела на коленях посреди этой пасторали, словно отрезанная от мира, окружённая невидимой стеной из воспоминаний и боли. Двенадцать долгих лет прошло с того дня, как Ребис был похищен селенитами, и каждый из этих лет оставил в её душе глубокий след, словно трещину в хрупком кристалле. Горечь, копившаяся внутри, превратилась в тяжкое бремя, которое она несла молча, не позволяя ему сломить себя. Мягкая трава, холодящая её кристаллическое тело, была влажной от утренней росы, и её стебельки, цепляясь за её кожу, словно пытались утешить, смягчить бурю эмоций, что бушевала в её сердце. Но даже эта нежная ласка природы не могла заглушить боль, что жила в ней, как неугасимый огонь.
Перед Фос, на зелёной лужайке, лежало тело из красного кристалла, его поверхность отражала солнечные лучи, вспыхивая, как раскалённые угли. Черты лица, выточенные с неестественной точностью, сохраняли отголоски той силы и живости, что когда-то наполняли Ребиса. Но теперь они были неподвижны, холодны, лишены искры, которая делала его тем, кем он был. Каждый блик на его гладкой поверхности казался насмешкой, напоминая о разлуке, о годах, проведённых в ожидании, о боли, что засела в душе Фос, как заноза. Она смотрела на него, и её глаза – сияющие, но полные тоски – отражали это алое свечение, будто впитывая его тепло в надежде оживить воспоминания.
В руках Фос сжимала старый тренировочный меч – потемневший, покрытый царапинами и вмятинами, словно карта их общего прошлого. Этот меч был больше, чем оружие: он был символом надежды, которую она цепко держала в себе все эти годы, несмотря на одиночество и сомнения. Каждый изгиб лезвия, каждая трещина хранили память о днях, когда Ребис был рядом – о тренировках под палящим солнцем, о смехе, что раздавался над поляной, о тех редких моментах покоя, когда мир казался простым и понятным. Теперь, сидя у его безжизненного тела, Фос цеплялась за меч, как за якорь, надеясь, что солнечные лучи, ласкающие кристалл, смогут вернуть Ребиса, как это случалось прежде. Но реальность была жестокой: тело перед ней было лишь оболочкой, лишённой его души.
Ребис был восстановлен из бесчисленных осколков, собранных с маниакальной тщательностью. Учитель Конго соединил каждый фрагмент, даже те, что остались после работы над глазами Ребиса – крошечные кусочки, хранившие слабый отблеск его былой силы. Но даже мастерство Конго не могло вернуть его сущность. Кристаллическое тело, лежащее перед Фос, было пустым, как покинутый храм, и каждый его шов, каждая трещина кричали о страданиях, через которые прошёл Ребис. Фос чувствовала, как внутри неё натянулась тонкая струна, связывающая надежду и отчаяние, готовая лопнуть под тяжестью этих лет.
Время словно застыло, растянувшись в бесконечный миг.
Солнце поднималось выше, заливая поляну светом, но для Фос оно было лишь фоном к её внутренней борьбе. Она не теряла надежды, цеплялась за неё с упрямством, что было сильнее её хрупкого тела. Она убеждала себя, что Ребис, её рыцарь, способен одолеть любого врага, даже селенитов, и однажды вернётся. Но воспоминания о той последней встрече, когда она, подчинившись его приказу, оставила его одного в пелене тумана, терзали её, как острые когти. С каждым годом эта рана в её душе росла, никогда не затягиваясь, и каждый взгляд на его безжизненное тело был как новый удар.
В этот момент что-то внутри Фос надломилось. Годы сдерживаемого горя, отчаяния и одиночества хлынули наружу, как вода, прорвавшая плотину. Сначала она подумала, что это дождь – холодные капли коснулись её лица, скользя по её щекам. Но мгновение спустя она поняла, что это её слёзы. Впервые её кристаллическое тело отреагировало так, будто стало почти человеческим. Одна слеза, за ней другая, и вскоре поток горячих, прозрачных капель тёк по её лицу, падая на меч, который она сжимала так сильно, что её пальцы дрожали. Слёзы смывали минеральную пудру с её правой руки, обнажая алый кристалл магистерия, скрытый под ней, – яркий, как кровь, как напоминание о Ребисе. Она склонилась над мечом, её плечи дрожали, а тихие всхлипы разрывали тишину поляны.
И вдруг, среди этой гнетущей тишины, раздался голос – тихий, хриплый, но до боли знакомый:
— Фос, ты… плачешь?
Фос резко вскинула голову, её сердце – или то, что заменяло его в её теле – замерло. Она не смела поверить своим ушам, но её взгляд встретился с его. Ребис открыл глаза – глубокие, сияющие, как раскалённые рубины, – и смотрел на неё с той самой мягкой, понимающей улыбкой, которую она берегла в памяти все эти годы. Улыбкой, что появлялась, когда она делала что-то нелепое, но бесконечно дорогое его сердцу.
— Признавайся, кто обидел? — спросил он слабым, но тёплым голосом, в котором звучали знакомые нотки заботы и лёгкой насмешки.
— Нет, я… — начала Фос, пытаясь скрыть свою слабость, но голос предательски дрогнул, и слова застряли в горле.
Все её сомнения, все страхи растворились в этот миг. Она отбросила меч, который с глухим звоном упал на траву, и бросилась к Ребису, обнимая его так крепко, словно боялась, что он снова исчезнет, что всё это – лишь жестокий мираж. Её руки обвились вокруг его холодного кристаллического тела, но под пальцами она ощутила слабый, но живой пульс – биение энергии, что текла в его магистерии. Слёзы текли свободно, смешиваясь с её тихими рыданиями, а боль и радость сплелись в одно неразделимое чувство. Впервые за двенадцать долгих лет Фос была рядом с ним, и в этот момент ничто другое – ни селениты, ни война, ни время – не имело значения.
