Копия верна (СИ) - "inatami"

- Да остановись ты! - зарычал Шерлок, вскакивая и перекрывая путь. - Джон… - Шерлок уперся ладонью в дверь прямо перед лицом Уотсона, не давая тому покинуть комнату. - Что ты хочешь от меня?

Джон медленно развернулся, делая шаг назад, чтобы прижаться спиной к двери, ощущая ее поддержку - сил на осанку уже оставалось маловато. Шерлок стоял так близко, что пришлось немного запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза. Никогда еще Джон так остро не ощущал их разницу в росте.

- Я не знаю, Шерлок, честно, не знаю, - прошептал Джон, опять не найдя в себе огня, чтобы возненавидеть Холмса. - Я вообще не понимаю, что происходит между нами, но я знаю, что не могу заставить тебя сделать выбор между мной и твоими… друзьями. Никто не вправе принуждать человека к такому выбору, тем более, кто я тебе, ты меня едва знаешь.

- Это неправда, - так же шепотом ответил Шерлок. - Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты можешь себе представить.

Джон горько улыбнулся:

- Тогда это еще хуже, Шерлок, еще больнее. Ты не мог не заметить, какие чувства я к тебе испытываю, но ты по каким-то причинам не можешь ответить на них. Я все понимаю, насильно мил не будешь. Но, быть может, вся эта наша псевдодружба - одна огромная ошибка. Мне будет легче, если тебя не будет рядом: видеть тебя каждый день так близко и не иметь права прикоснуться, знать, что ты не будешь моим… что кто-то другой, возможно, подлый… он же ударил тебя!.. это сводит меня с ума, Шерлок, по-настоящему, хотя я никогда не был излишне романтичным. А тебе никто не будет читать нудных нотаций про твоих друзей, так что ты тоже в выигрыше, - Джон пытался ободряюще усмехнуться, но у него не вышло - губы задрожали.

Шерлок сжал челюсти так сильно, что скрипнули зубы, и вдруг ударил кулаком в дверь - рядом с головой Уотсона:

- Зачем ты все портишь, Джон?! Неужели тебе было мало того, что я могу тебе дать? Секс все только усложняет, я уже прошел через это с Себастьяном, посмотри, чем все закончилось! Секс тянет за собой отношения, обязательства, никчемные ссоры, ревность, собственничество - ты начнешь устраивать мне сцены, ты захочешь взять меня под контроль, ты станешь как он! - Джон был готов поклясться, что в глазах Шерлока блеснули слезы. Впрочем, такая непривычная эмоциональность вполне объяснялась количеством выпитого. Джону до судорог хотелось обнять Шерлока, целовать его в лоб, глупого, и до самого утра убеждать, что он никогда, никогда не станет таким, как Себастьян, - просто потому, что он уже не Себастьян.

Все, на что Джон решился, это поднять руку и легко-легко провести кончиками пальцев по горячей щеке:

- Но я - не он, Шерлок. Может, когда-нибудь ты это поймешь.

От этой незатейливой ласки Шерлок застонал - настолько тихо, что это могло быть просто выдохом. Чуть подавшись к ладони Джона, он на мгновение прикрыл глаза.

- Джон… Давай оставим все, как есть… Я впервые подумал, что у меня могут быть другие друзья, не те, которых мне навязали в детстве. Почему ты не можешь просто остаться моим другом?

Джон ощущал, что задыхается от слез, которых не было, что сердце подступило к самому горлу, чтобы диким биением задушить своего несчастного обладателя. Еще чуть-чуть - и Джон мог бы наброситься на не готового к этому Шерлока с совершенно неблагородными намерениями, чего никогда бы себе не простил.

- Прости меня, Шерлок, прости, - лихорадочно проговорил Джон, нащупывая где-то у своего бедра дверную ручку. - Прости меня, я не смогу так дальше… У каждого есть свое персональное проклятье, возможно, это твое: люди всегда будут хотеть тебя целиком, а ты просто не можешь им этого дать. Мне так жаль, Шерлок, прости меня…

Резко рванув дверь, Джон Уотсон сбежал, оставив за спиной человека, без которого не мог жить, но надеялся научиться выживать.

***

Конечно, на лекцию Шерлок не пришел.

Джон сидел за их столом, уставившись в пространство перед собой невидящим взглядом. Майк, который утром покинул общежитие раньше, чем Джон проснулся, нахмурился и подошел узнать, как дела у соседа. После того, как Уотсон не ответил в третий раз, Майк пожал плечами и отправился на свое место, хотя тревога его лишь усилилась.

Лекцию Джон не записывал - он ее вообще не слышал, но после получаса беспрерывного заунывного фонового звука Джон встал, подхватил сумку и вышел из аудитории, вызвав этим приглушенный вихрь вопросов и обсуждений. Преподаватель недоуменно посмотрел вслед студенту, но через несколько секунд продолжил лекцию ровно с того же места, на котором прервался.

Лишь через пятнадцать минут, которые Джон провел на холодном пронизывающем ветру, он словно очнулся и огляделся: в своем глухом забытьи он пришел на ту самую скамейку, на которой вчера нашел пьяного Шерлока.

Это было только вчера, но Джон ощущал, что задыхается без Шерлока уже не меньше вечности. Потеря становилась лишь острее с каждой секундой, вызывая то учащенное сердцебиение, то гул крови в ушах, и что-то внутри рвалось и кричало, призывая наплевать на все доводы, ни одного из которых Джон вспомнить не мог, и немедленно найти Шерлока.

Джон и правда не очень помнил, что именно они вчера наговорили друг другу: память была милосердна к нему в мелочах, но подводила, когда речь шла о крупной ставке. Забыть можно было любой разговор с Холмсом, но самого его, его запах, звук голоса и цвет глаз вытравить не удавалось. Как и пощечину Уилкса.

Застонав, Джон прижал к глазам ладони, слегка надавив на веки. Он знал, что будет тяжело, но не представлял, надолго ли его хватит. Вернувшись в комнату, он нашел в аптечке снотворное (студенты-медики всегда имели в запасе чуть больше лекарств, чем предписывала университетская инструкция) и выпил сразу три таблетки.

Очнувшись только в три часа ночи, Джон обнаружил рядом с кроватью на тумбочке бутылку воды, пару бананов и пончик в шелестящем пакетике. Майк мерно сопел на своей кровати, и Джон испытал прилив щемящей благодарности к соседу, который проявил максимум деликатной заботы. Голова болела невыносимо, пришлось доползти до душевой в конце коридора и встать под прохладные струи воды. Вернувшись в постель, Джон проверил телефон: восемь пропущенных вызовов от Молли, несколько встревоженных сообщений. В последнем Молли написала, что ей удалось связаться со Стемфордом и теперь она не волнуется. Джон знал, что это ложь: Хупер будет беспокоиться, пока не увидит друга собственными глазами. Съев банан, он уснул снова.

В ближайший месяц все его существование свелось к тому, чтобы спать, ходить на лекции и на работу и иногда есть, когда Молли удавалось его заставить. Джон похудел на пятнадцать фунтов, и лишь болтающаяся одежда заставила его немного одуматься: деньги он по-прежнему отсылал матери, и менять весь гардероб было просто не на что.

Учеба почему-то давалась легче, чем прежде, и это было непонятно, но очень кстати: Джон потерял всякий интерес к когда-то захватывающему процессу получения знаний. Молли больше не обсуждала с ним особенности вскрытий, видимо, опасаясь, что всколыхнет тем самым ненужные воспоминания о кратком миге единения, когда они втроем спорили об очередном полицейском расследовании и причинах смерти жертвы. Джон бы усмехнулся на эту странноватую заботу, если бы ему было не все равно.

Впрочем, в вязкой пелене бесконечной и всепоглощающей апатии одно событие сумело всколыхнуть разум и чувства. Это случилось в обыкновенный день, когда последняя лекция у медиков сорвалась из-за болезни преподавателя и на работу можно было отправиться пораньше.

В центре Джон застал совершенно невероятную сцену: Молли и Ирен, склонившись друг к другу через стойку, о чем-то сосредоточенно и тихо беседовали. Молли, забываясь, закусывала кончик ногтя своими белыми мелкими зубами, а Ирен мягко отводила руку от лица, словно уже не в первый раз напоминала о том, что от вредной привычки грызть в волнении ногти нужно избавляться. Заметив Джона, Молли покраснела и резко выпрямилась.

Ирен повернулась и через плечо поприветствовала вошедшего спокойной улыбкой. Позу, при которой ее зад, обтянутый узким платьем, был прекрасно виден каждому визитеру, она изменить не удосужилась.