Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 242
– Когда это будет?
– Утром, конечно.
– А когда у него наступает утро? После обеда? Искомое могут найти раньше нас.
Олаф насторожился:
– Те, кто лезли к нам ночью?
– Ты догадлив. Если начальник тюрьмы верит тебе на слово, то пусть поверит и в мое слово, что я верну тебя завтра.
Олаф помялся:
– Понимаешь, Вольдемар… Я думаю, тебе лучше скажет милая Феора. Нет, лучше я сам. Моя честность и мои великие достоинства благородной души написаны на мне так крупно, что даже неграмотный прочтет сразу. Так мне сказали… ну, дали понять Феора и ее отец… А вот у тебя на лице написано такое, что даже черти разбегутся, чтобы не стать еще грешнее. Тебе нельзя доверить и старую бабушку на людной улице.
– Хватит, – оборвал Владимир. – Я еду один. Но тогда и найденное мы разделим с Могутой на двоих.
Олаф со смехом вскинул обе руки:
– Договорились!.. Но я тоже не обязан с тобой делиться тем сокровищем, что отыскал сам. Верно?
Он обнял за плечи Феору. Владимир помрачнел: его настоящее сокровище сейчас в императорском дворце. Положить на него вот так откровенно руку – значит положить на плаху голову…
Конь его тащился нехотя, словно чувствовал неуверенность всадника. Владимир осматривал руины с тяжелым сердцем. Крохотная надежда, что заставила его принять предложение Могуты, трепетала, как огонек на ветру. А ветер становится холоднее, свирепее.
В рыбацкой деревушке, которую Могута указал как грань, за которую его соратник никак уже не мог выбраться с сокровищем, он накормил коня, купил хлеба и головку сыра. От вина отказался, как и от жирного барашка. Старый рыбак присматривался к нему подозрительно, а провожая за ворота, напутствовал неожиданно:
– Ты из постоянно ищущих… Пусть счастье тебе улыбнется раньше, чем под старость!
– А Могута здесь бывал? – спросил Владимир, поддавшись внезапному желанию спросить именно это.
Старик смотрел еще подозрительнее:
– А тебе зачем?
Владимир молча бросил ему серебряную монету. Старик поймал ее с неожиданной ловкостью, оглядел. Беззубое лицо дрогнуло в неуверенной улыбке:
– Ты не похож на других… Никто не тратит деньги тогда, когда можно получить ответ из-под плети!
– Такие ответы ведут к пропасти.
Старик кивнул:
– Да, под плетью отвечаешь то, что хотят, а не то, что есть на самом деле… Могута здесь не просто бывал. У него здесь осталась жена. Он всегда был в разъездах, однако тащил в семью каждый добытый ломоть хлеба… И хотя погиб, не успев обвенчаться с нею в церкви, для нас они так и остались семьей Могуты…
Владимир ощутил, как его захлестывает знакомое возбуждение гончей, напавшей на след оленя… Старик отступил за порог, потянул на себя дверь, но Владимир сунул ногу в щель:
– Вот тебе еще монета. Мне начинают нравиться твои рассказы…
Он в сопровождении Могуты приблизился ко входу в катакомбы. Щель была широка, четверка всадников проехала бы стремя в стремя. Скалы сужались, смыкались над головой, но синее небо еще проглядывало сквозь продырявленный, как сыр, свод.
– Здесь ломали камень больше тысячи лет, – объяснил Могута. – А потом здесь прятались христиане. Вся гора изъедена, как сыр мышами. Вот-вот рухнет, тогда здесь будет пропасть.
– Почему пропасть?
– Вглубь изгрызли тоже чуть ли не до ада.
Кони осторожно ступили под темный свод. Далее смутно виднелись стены из красного камня. Широкий ход с натертой колеей уходил в темноту.
Молча оставили коней. Владимир натянул тетиву, передвинул колчан поудобнее. Могута хмыкнул:
– Ты бы видел, как глупо смотрится ипаспист с луком!
– Я не всегда буду ипаспистом…
Могута высек огонь, факел в его руке загорелся желтым чадящим огоньком. Все чувства Владимира были обострены, в неподвижном воздухе он слышал не только шорохи лап бегающих ящериц и даже паучков, но и тяжелые запахи, будь то ароматы смолы или высохшего помета летучих мышей.
Могута послушно остановился, когда Владимир сделал запрещающий жест, опустил факел к земле. Ипаспист исчез, протянулось несколько долгих мгновений. Наконец он появился чуть более возбужденный, с царапиной на лбу. Махнул, приглашая следовать за ним.
Догнав, Могута шепнул:
– Что-то стряслось?
– Их было двое, – сказал Владимир с досадой. – Второго я сперва не заметил.
– Где они сейчас?
Владимир раздраженно огрызнулся:
– Откуда я знаю? Христиане, как я слышал, попадают в свой рай. Как невинно убиенные.
– Разбойники не бывают невинно убиенные, – успокоил Могута, затем по суровому лицу этериота увидел, что для того все равно кого резать: винного или невинного. Хмыкнул довольно. – Ты хорош… Еще далеко?
– Дурни выставили охрану слишком близко к своему лагерю.
– В самом деле дурни, – согласился Могута. – Мы раньше никогда…
– Тихо!
Издали доносились голоса, в воздухе стоял запах паленой шерсти, дерева и листьев. Продвинувшись еще чуть, увидели посреди огромной пещеры широкий костер. С полдюжины оборванцев сидели вокруг огня, еще двое спали на ворохе тряпья и шкур.
Могута что-то пробурчал под нос, Владимир понял, что купец тоже узнал Филемута. Тот сидел угрюмый, слушал вертлявого, черного как головешка мальчишку. Если у Могуты были сомнения насчет слов ипасписта, теперь рассеялись. Управитель сидел и беседовал с разбойниками, приговоренными властями к виселице. И не похоже было, чтобы склонял явиться с повинной.
– Не понимаю, – шепнул Могута, – что ему еще? Он же как сыр в масле катался!..
– Некоторым этого мало, – ответил Владимир сухо.
– Да, он таков не один, – буркнул Могута, бросив на Владимира быстрый взгляд.
Филемут повернулся лицом к багровым языкам пламени. Владимиру почудилось, что он смотрит в лицо Филемута как в свое собственное. Даже в сгорбленной фигуре управителя были сосредоточенность и нетерпение. Иным мало кататься как сыр в масле. И быть вторым. Вторым хоть после богатого и щедрого Могуты, хоть после… кого бы то ни было.
– Надо послать за городской стражей, – предложил Могута. Он посмотрел на Владимира вопросительно.
