Сальватор. Том 2 - Дюма Александр

– Спасибо, – только и прошептала княгиня, не поворачивая головы.

– …и назначить день для беседы с ним, – с возмущением продолжала маркиза.

– Завтра, – с прежним безразличием отвечала г-жа де Ламот-Гудан.

– Идемте, господин аббат, – пригласила г-жа де Латурнель, и от злости на лице у нее выступили красные пятна. – А в ожидании, пока ее сиятельство выразит вам благодарность, которой вы заслуживаете, позвольте мне сделать это от ее имени Она знаком приказала аббату следовать за ней, коротко бросив умирающей на прощание:

– Прощайте, княгиня.

– Прощайте, – равнодушно отозвалась та.

Подвинув к себе хрустальный бокал, она опустила в него ложку золоченого серебра и принялась за варенье из лепестков розы.

XIX.

Парфянская стрела

Вечером того же дня, как помнят читатели, прелат-итальянец назначил у себя встречу с аббатом Букмоном.

Епископ готовился к отъезду. – Ступайте в мой кабинет, – сказал он аббату, – я вас догоню.

Аббат не стал возражать.

Монсеньор Колетти обратился к своему лакею:

– Лицо, которое я вызывал, находится в моей молельне?

– Да, ваше преосвященство, – ответил лакей – Хорошо. Кроме маркизы де Латурнель, меня ни для кого нет дома.

Слуга поклонился.

Монсеньор отправился в молельню.

Там стоял в углу худой и бледный человек; благодаря длинным волосам он был похож – и это, очевидно, ему льстило – на Базиля из «Женитьбы Фигаро» или на Пьеро.

Должно быть, наши читатели уже забыли этот персонаж, но мы в двух словах освежим их память. Это был любимчик женщины, сдававшей внаем стулья, а также один из шпионов г-на Жакаля, по прозвищу Овсюг; он чудом избежал гибели во время беспорядков на улице Сен-Дени и со славой вернулся в отчий дом на Иерусалимской улице.

Читатели, без сомнения, удивятся, встретив этого висельника в доме нашего итальянца-иезуита. Однако, если им будет угодно последовать за нами в молельню, они скоро поймут все сами.

При виде монсеньора Колетти Овсюг скрестил руки на груди.

– Ну как? – спросил итальянец, – Что-нибудь удалось найти? Говорите коротко и тихо.

– Результат прекрасный, монсеньор, да и искать долго не пришлось: это два самых больших интригана во всем христианском мире.

– Откуда они?

– Они из тех же мест, что и я, ваше преосвященство.

– А откуда родом вы?

– Из Лотарингии.

– Неужели?

– Да, а вы знаете поговорку: «Лотарингец продаст и Бога, и черта»

– Это, должно быть, лестно и для вас, и для них. А где они получили образование?

– В Нансийской семинарии. Правда, аббата оттуда выгнали.

– За что?

– Вашей милости довольно будет сказать, что вы знаете причину, и он не станет настаивать на объяснении, в этом я убежден.

– А его брат?

– Этот – другое дело. О нем я знаю немало подробностей.

Король Станислав, будучи покровителем одной из церквушек в окрестностях Нанси, подарил церкви Христа кисти Ван-Дейка.

Со временем викарии этой церкви позабыли о ценности этого подарка, зато Букмон-живописец оценил по заслугам. Он попросил и добился разрешения снять с картины копию. После того как копия была готова, он подменил оригинал и продал его за семь тысяч франков Антверпенскому музею Дело получило огласку и, конечно, для художника закончилось бы крупными неприятностями, но аббат, уже приобщившийся к Сент-Ахелю, добился поддержки от настоятеля. Дело замяли, но если его снова вытащит на свет человек вашего положения, виновнику не поздоровится.

– Хорошо. Я слышал, что они живут под вымышленными именами. Вам об этом что-нибудь известно?

– Да, и из достоверного источника. Их настоящая фамилия – Маду, а не Букмоны.

– Как они жили, с тех пор как уехали из Нанси?

– В физическом отношении – довольно хорошо, в нравственном – ужасно. Дурачили людей, а когда дураков не встречали, брали в долг. Если вам угодно дать мне еще сутки, я смогу предоставить вам более точные сведения.

– Ни к чему, я нынче вечером уезжаю. Кроме того, я знаю все, что хотел знать.

Он вынул из кармана пять луидоров.

– Вот задаток, – сказал он, вручая деньги Овсюгу. – Возможно, вы получите письменные приказания без подписи. Каждый из таких приказов будет сопровождаться небольшой суммой, чтобы вознаградить вас за труды. Отправляйте ответы на эти запросы до востребования в Рим. Я узнаю ваши письма по трем значкам «X» на конверте.

Овсюг поклонился и вопросительно повел рукой: «Пока все?»

Монсеньор Колетти понял его жест.

– Глаз не спускайте с наших двух друзей. Держитесь наготове, чтобы в любую минуту дать мне сведения, которые я от вас потребую. Ступайте.

Овсюг вышел, пятясь.

Монсеньор Колетти подождал, пока закроется дверь, помолчал, подумал и наконец сказал:

– Ну, теперь к другому!

Он вышел из молельни, прошел через гостиную и отворил дверь в кабинет.

Он нашел там аббата Букмона. Тот устроился в большом кресле и, глядя в потолок, вертел большими пальцами.

– Итак, господин аббат, можете ли вы мне сказать, – спросил он, как вас приняла госпожа де Ламот-Гудан?

– Княгиня, кажется, согласилась, чтобы я стал ее исповедником, – отвечал аббат.

– Что значит – кажется? – удивился иезуит – Княгиня не слишком разговорчива, – продолжал аббат. – Вы, ваша милость, должны это знать. Я не могу точно сказать, какое впечатление у нее сложилось по моему поводу, вот почему я вам и ответил кажется, княгиня согласилась.

– Вы закрепились в их доме?

– По мнению маркизы де Латурнель – да.

– Тогда таково должно быть и ваше мнение. Не будем больше к этому возвращаться. Я вас пригласил затем, чтобы дать указания, как вы должны себя держать с госпожой де Ламот-Гудан.

– Я жду ваших приказаний, монсеньер.

– Прежде чем приступить к делу, скажу два слова о средствах, которые я имею в своем распоряжении, чтобы развеять ваши сомнения, – на тот маловероятный случай, если они у вас есть, – и даже при необходимости заменить сомнение преданностью Вас выгнали из Нансийской семинарии. Я знаю почему. Это то, что касается вас. Что же до вашего брата, то, как вам известно, в Антверпене имеется некий Христос Ван-Дейка.

– Ваше преосвященство! – покраснев, перебил его аббат Букмон. – Зачем предполагать, что вам придется прибегать к угрозам? Вы и так можете делать все, что пожелаете, с вашими покорными рабами.

– Я этого и не предполагаю. Я веду красивую игру, ведь я большой игрок! Я раскрываю свои карты, только и всего Аббат поджал губы, и стало слышно, как он скрипнул зубами. Он опустил глаза, но прелат успел заметить, как в них вспыхнул злой огонек.

Монсеньор Колетти выждал, пока аббат придет в себя.

– Ну вот, – сказал иезуит, – теперь, когда мы договорились, выслушайте меня. Жена маршала де Ламот-Гудана – при смерти. Вам не придется долго быть ее духовником. Но, приложив старание и умение, вы сможете обратить минуты в дни, а дни – в годы.

– Я слушаю, монсеньор.

– Когда вы узнаете исповедь княгини, вам станут понятны некоторые мои указания, хотя сейчас они могут показаться вам неясными.

– Я постараюсь понять, – пообещал аббат Букмон с улыбкой.

– Супруга маршала совершила оплошность, – продолжал прелат. – И это оплошность такого рода и такой важности, что, если она не получит на земле прощение лица, которое она оскорбила, я сильно сомневаюсь, попадет ли она на небеса. Вот что я вам поручаю ей показать.

– Должен ли я знать, какого рода этот грех, чтобы внушить необходимость земного прошения?

– Вы это узнаете, когда княгиня вам все расскажет.

– Я бы хотел иметь время подготовить свои доводы.

– Представьте, к примеру, один из тех грехов, который мог бы отпустить лишь сам Иисус Христос!

– Прелюбодеяние? – осмелился предположить аббат.

– Прошу заметить: я этого слова не произносил, – сказал итальянец. – Но если бы это было именно прелюбодеяние, вы полагаете, княгиня получит прощение небес, не добившись его прежде от мужа?