Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Шульман Нелли

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140

– Должно быть, за телом мистера Людвига приехала…, – Клара, сцепив руки, слушала премьер-министра. Белые листки, на двери морга, немного колыхались под ветром. У машин полковник заметил светлые волосы. Джон надел форму танкиста, с капитанскими нашивками. Черчилль сам служил в четвертом гусарском полку, корнетом, в прошлом веке:

– И дед Джона в нем служил, и отец… – вспомнил Стивен, – а Черчилль сейчас шеф полка. Они несколько лет, как танкистами стали… – после оккупации вермахтом Греции, полк перебросили в Северную Африку, где он сражался с войсками Роммеля:

– И я туда отправлюсь… – решил Стивен, – после похорон… – он заплакал, вытирая слезы с глаз. Потом его позвали, к очнувшемуся кузену.

Питер слушал Стивена, глядя куда-то в сторону, на беленую стену палаты.

Мать рассказывала о бабушке Марте, погибшей на «Титанике», о его деде, Мартине Кроу, о прадеде, тоже Питере:

– Мамы больше нет… – он повторял слова кузена, – мама погибла. Черчилль ее опознал. Он здесь, с Джоном. Густи погибла, и мистер Людвиг. Думай о тех, кто нуждается в помощи… – приказал себе Питер, – это сейчас важнее. Все остальное потом. Мама всегда так делала, и все остальные тоже… – оглянувшись на дверь, полковник закурил. Сначала он долго щелкал зажигалкой:

– Она… девочка… не выживет, врачи сказали. Ты ее спас, однако она долго на холоде была. Она все равно умрет, Питер… – охнув от боли, мужчина забрал у кузена сигарету.

– Тебе нельзя, у тебя… – всхлипывая, сказал Стивен.

– Я сам разберусь, что мне можно, а что нельзя… – Питер затянулся, – говоришь, Джон здесь… – кузен кивнул, – позови его, и пусть мне организуют телефон. Приведи врача, возвращайся к девочке. Она должна знать, что ты рядом, что отец всегда будет с ней… – кузен, послушно, вышел. Питер потратил четверть часа, убеждая доктора ввести ребенку дозу пенициллина:

– Профессор Флори сам это сделает… – наконец, вздохнул мужчина, – я его лично попрошу. Я знаю, что пациент, которого лечили пенициллином, умер, я присутствовал в госпитале. Он был взрослым человеком, им нужны большие дозы. Флори, все равно, хотел начать программу испытания с детей… – врач, хмуро, отозвался:

– Это ребенок, а не мышь, мистер Кроу. Нельзя, чтобы…

– У нее температура в сто четыре градуса, – Питер заставил себя сдержаться, – вы говорите, что она не доживет, до утра. Ее отец подписал разрешение на лечение новым препаратом. Что вам еще надо… – он велел себе не ругаться, – рискните, иначе дитя умрет… – врач поднялся:

– Ладно. Но пусть профессор Флори сюда приедет. Он создавал пенициллин. Он рассчитает нужные дозы… – Питер позвонил Флори домой. За профессором отправился Джон, в сопровождении полицейского эскорта, расчищающего дорогу. От Лондона до Оксфорда было сто миль, в обе стороны. Его светлость и Флори появились в госпитале ровно через полтора часа.

Питер полулежал, держа чашку с кофе. Его сварили премьер-министру, но Черчилль велел принести еще одну чашку. Заметив взгляд Питера, он отодвинул портсигар:

– Курить я тебе не дам. Я разговаривал с твоим лечащим врачом. До лета тебе курить нельзя, пока легкое не восстановит работу… – Питер смотрел в усталое, побледневшее, лицо премьер-министра. Черчилль стоял у полуоткрытой форточки, дымя сигарой, разглядывая почти опустевший двор.

Питер старался не думать о матери. Он не хотел вспоминать знакомый запах сандала, добрые, лазоревые глаза, в легких морщинках, едва заметную седину, на каштановых висках. Мать рано поседела, после смерти отца, на первой войне, но красила волосы. Питер заметил седину прошлой осенью. Леди Кроу отмахнулась:

– Нет времени, с налетами. На предприятиях я часто в брюках и косынке, а кабинету министров все равно, как я выгляжу… – осенью мать сфотографировали у станка. Женщина, заменившая на рабочем месте сына, показывала леди Кроу, как делать корпус, для снаряда. Они носили комбинезоны, и широко улыбались:

– Надо снимок в кабинет повесить … – напомнил себе Питер, – рядом с портретами, бабушки, прабабушек. Мама, мамочка… – на той стене у него было свадебное фото родителей, и снимок деда и прабабушки, на борту «Титаника», перед отплытием.

– Мама внуков хотела… – Питер тяжело, болезненно, вздохнул. Черчилль резким движением потушил сигару о блюдце:

– Я знаю, что ты мне хочешь сказать, мальчик… – прибавил он, – знаю. Я бы, на твоем месте, тоже в армию рвался. Но я на своей должности, ты на своем посту, и мы все солдаты. Даже эта девочка… – премьер-министр коротко улыбнулся, – леди Кроу, которой и дня не исполнилось. Если все пройдет удачно, – Черчилль, грузно опустился на табурет, – нам понадобится много пенициллина. Для госпиталей, для Северной Африки… – Питер открыл рот. Черчилль поднял руку:

– Наладишь производство, и я тебя отпущу. Иди лейтенантом, в пехоту, в танковые войска, как твой родственник… – дверь скрипнула. Джон засунул черную беретку танкиста в карман кителя. Герцог улыбался:

– Сто градусов и падает дальше. Леди Кроу поела. Флори с ней. Он Стивена спать отправил. Сэр Уинстон… – Джон замялся, – разрешите отлучиться. Я миссис Клару домой отвезу… – объяснил он, глядя на Питера, – а ты тоже спи, ты ранен… – Черчилль кивнул.

– Надо Клару и детей на лето в Мейденхед отправить, – решил Питер, – а с девочкой все будет хорошо. Стивен, наверное, ее Густи назовет. А я свою дочь Юджинией… – Черчилль погладил его по голове:

– Все, мальчик, все. Поплачь, теперь можно… – теперь, действительно, было можно. Питер всхлипывал:

– Мама, мамочка… – Черчилль держал его за руку. Он смотрел в окно, на яркую луну, над крышами Уайтчепеля, на черные силуэты патрульных самолетов. В открытую форточку слышались удары церковного колокола, неподалеку. Премьер-министр вспомнил:

– Не спрашивай, по ком звонит колокол. По тебе, всегда по тебе…

Он провел ладонью по лицу:

– Что Джон говорил? Гитлер будет воевать с русскими. Сталин ему верит, до конца. Вор у вора дубинку украл, Юджиния мне объясняла пословицу. Нам он не верит… – Черчилль усмехнулся, – но придется. Никто другой ему не поможет. Хотя бы оружием, на первое время. Гитлер не сломит Россию, никогда… – раскурив сигару, он посмотрел в лазоревые глаза Питера:

– У него отец был русский… – Черчилль достал из кармана пальто платок:

– Следующим летом пойдешь в армию, обещаю. Но сначала покажешь мне новый фармацевтический завод, в Ньюкасле… – он сунул под нос Питеру склянку со знакомым очерком летящей птицы, и буквами, «К и К», – и партии пенициллина, с твоей эмблемой… – Питер вытер лицо:

– Покажу, сэр Уинстон. Спасибо… – он впервые почувствовал, как устал. Врач, робко, заглянул в палату, Черчилль поднялся: «Выздоравливай».

Проводив его глазами, Питер велел себе заснуть:

– Надо похоронить, всех. Надо вернуться на север, нанять еще химиков. У меня есть список, от профессоров, в Кембридже и Оксфорде, выпускников этого года. Но все в армию хотят… – Питер задремал, неспокойно, чувствуя боль в спине. Он видел серое, низкое небо, слышал грохот артиллерии, под ногами скользил растоптанный, грязный снег. Издалека доносился рев танковых моторов, свистели снаряды.

– Это не Северная Африка… – удивился он, падая в снег, накрывая голову руками. Черепичная крыша какой-то церквушки взлетела вверх, в небо поднимался столб дыма, по стенам полз огонь.

– Нет! – Питер рванулся вперед, забыв про обстрел, слыша плач ребенка. Звонил колокол, снаряд разорвался почти у его ног, голова стала легкой. Он погрузился в темноту.

Мейденхед

На огромном, старом дубе, у ограды кладбища распускались первые листья. Дерево будто окутала зеленая фата. Пахло свежей травой, под склоном холма, поблескивала Темза. Серые стены церкви святого Михаила обросли мхом, внизу, где надгробные камни подступали к входу. Над старой, черепичной крышей, вились птицы.

Джон стоял, в штатском, траурном костюме, за оградой кладбища, глядя на спины кузенов. Питер тоже был в трауре, Стивен повязал на рукав мундира черную ленту. Герцог обернулся на дорогу, ведущую к усадьбе. Они приехали на похороны, и сегодня отправлялись обратно, по рабочим местам, как думал Джон.

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140