Ермак - Федоров Евгений Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 213

Страж вздохнул:

— Горе наше. Не уезжает вторую неделю: жрет, пьет, разглядывает жен тархана, дани требует.

— А вы гоните!

— О, аллах милостливый, нельзя его гнать. Это — Кутугай, ближний Кучума. Он требует покорности и ясак соболями. А тархан жаден, забавляет его историями, а о покорности ни слова…

Кольцо задумчиво покрутил ус. «Дать ему алый платок, а Кутугая мы на струги сведем, может, позарится на добро наше», — подумал он.

Низко кланяясь, стражник сказал:

— Щедрый господин, теперь я пойду успокою своих жен, а страже велю пропустить тебя, когда только придешь…

Казак Ефим Колесо притащил на широкой спине большой короб. Иванко Кольцо вскрыл и извлек из него штуку алого атласа, ловко, по-молодецки, махнул рукой, и кипучей, жаркой волной перед тарханом взметнулись нежные складки тонкой легкой материи.

— Глянь, всемогущий властелин, сколь прекрасно и как ласково облечет женское тело! — Иванко провел ладонью по атласу. — А вот иной товар — радость для сердца прекраснейших женщин на земле! — И он стал быстро выкладывать и расхваливать зеркала, ларцы, ожерелья, монисты, банки с пахучими мазями.

Кутугай презрительно скривил губы, а глаза его полны насмешки. Он, как стервятник на кургане, сидел не шевелясь. Все эти кольца, зеркала, ленты его не прельщали; глаза его потускнели и были безучастны.

Кольцо выхватил из короба цветные, тисненые золотом кожи и хлопнул ими одна об другую. Посланник Кучума неуловимо перевел взгляд на свои мягкие, зеленого сафьяна, сапоги. Они потускнели, пообтерлись. Ханский сборщик огорченно вздохнул.

Тархан рылся в дешевых зеркалах, лентах, прижимал к груди цветные кожи и сладостно шептал:

— Я буду платить вам лучший соболь. Ох, какой соболь! Неси еще товар, мне надо много, очень много, я имею двенадцать жен, и одна из них — золотой месяц на небе.

Иванко полез в карман, достал кожаный кисет. Потряс им и высыпал на ладонь яхонты, смарагды, изумруды. Искрометным огнем блеснули они.

Тархан потянулся к самоцветам.

Серьезным тоном Кольцо предупредил:

— Осторожней, великий господин, это не просто камни! Они талисманы: одни из них приносят ненависть, другие помогают, если украсить грудь красавицы, воспылать страстью к мужу.

— Ах, купец, давай мне такой! — сгорая от нетерпения, воскликнул тархан, и в его мышиных глазках сверкнула жадность.

— Вот он, всемилостливый, — показал Кольцо на яхонт, сыпавший маленькие молнии, когда его поворачивали перед светильником. — Это чудодейственный самоцвет. Но сила его велика только тогда, когда сам обладатель талисмана украсит грудь той… самой желанной.

— Аллах, ты посылаешь мне великое испытание! — возопил жирный тархан. — Что делать мне, если Юлдуз-хатун третью неделю не допускает меня взглянуть на ее лицо! Пусть будет так: идем, ты возложишь самоцвет на мою любимейшую жену.

Он повел Иванко в соседний рубленый дом. И там в углу, за коврами, шла самая ожесточенная перебранка. Тархан положил пухлые руки на живот, предупредительно посмотрел на Иванку:

— Ты слышишь, это щебечет она, моя козочка! — с умилением сказал он. — Юлдуз, моя услада, я пришел к тебе…

— Пошел прочь, плешивый ишак! — капризно закричала певучим голоском жена. — Ты надоел мне!

Кольцо поперхнулся от смеха, но овладел собой.

— Юлдуз-хатун, ты не знаешь, кто вошел со мной? Тут купец, который принес самые красивые перстни и самоцветы.

— Что же ты раньше не сказал мне! — недовольно выкрикнула женщина и распахнула ковер.

Иванко обомлел, вытаращил глаза, — такую красавицу он видел впервые.

— Ах, что я наделала! — торопливым движением она закрыла лицо, но казак успел заметить темный пушок на ее вздернутой пухлой губе, белые зубы и нежный подбородок. Кольцо прижал руку к сердцу и не знал, что сказать. Из-за ковра в него впились пять пар жгучих глаз, но ярче всех горели глаза Юлдуз. Он достал самоцветы и разложил на куске черного сукна. Жена тархана не в силах была оторваться от сверкающих камней.

— Давай ей, давай, — торопил тархан. — Не видишь, что ли, как сияют ее глаза!

Иванко взял крупный яхонт и приложил его к груди красавицы.

— Пусть принесет он тебе счастье и любовь! — сказал он по-татарски. — Счастлив твой муж, что в доме своем имеет такой алмаз.

Она вздохнула и, лукаво прищурив глаза, шепнула казаку:

— Он счастлив, но как несчастлива я…

Тархан пыхтел. Он любовался женой и камнем.

— Эх, где моя молодость, — сказал он. — Я хорошо скакал на коне, был любим женщинами, потому что был силен, ой, как силен!..

— Что ты все врешь! — перебила его Юлдуз-хатун. — Ты и в молодости никуда не годился. Хороший наездник и в старости виден по осанке.

Кольцо покрутил ус и выложил еще лучший камень.

— Бери от меня, от моего сердца, — еле слышно сказал он.

Тархан ухватил его за локоть и потащил прочь.

Десять сияющих глаз любовались легкой походкой сильного казака, рядом с которым, задыхаясь, тяжело топтался тархан. Когда казак скрылся из глаз, Юлдуз опустилась на ковер и прижала к сердцу яхонты.

Тем временем Иванко воспользовался случаем и со всей учтивостью сказал Кутугаю:

— Я вижу, тебя не радуют мои товары, мудрый визир великого хана. Если ты пожелаешь придти ко мне на струги, увидишь иные дары.

Алчность овладела мурзой, и он кивнул головой:

— Я готов идти за тобой, купец!

И они пошли к Тоболу. Кутугай взошел на струг, и его окружили казаки. Мостик сняли и подняли парус. Кучумовского придворного усадили в камору и крепко закрыли дверь.

Мурзак стучал и грозил, пока не охрип. Увидя мешок, набитый травой, он уселся на него и затих.

— Аллах, ты положил моей жизни предел, — спокойно расудил он. — Я угодил в руки разбойников, и меня ждет мучительная смерть. Так написано в книге Судеб, да будет благословенно имя твое! — Мурзак презрительно смотрел на казака, который приносил ему в камору пищу. Когда же с ним пожелал говорить Иван Кольцо, он высокомерно отвернулся.

Чтобы не проявить слабодушия, Кутугай совершил положенный намаз и тут же, растянувшись на мешке, заснул.

Но каково было его изумление утром, когда его разбудили и повели со струга. Он шел и узнавал город Цымгу. Кутугая ввели в лучший шатер, и навстречу ему поднялся величавый бородатый человек, в чекмене, опоясанный дорогим поясом и в желтых сафьяновых сапогах. Он усадил Кутугая рядом с собой и цветисто сказал:

— Я несказанно рад тебе и твоей мудрости. Славен сибирский хан! Во всей вселенной я знаю двух могучих властителей: русского царя и сибирского хана. Бью ему челом и очень кручинюсь, что не довелось побывать у него в Искере и воздать ему хвалу. Ныне на Русь собираюсь плыть и расскажу там о силе хана и мудрости его мурз. Я не богат, но прими от щедрот наших!

Казаки по приказу Ермака выложили перед Кутугаем ценные дары: добрые бобровые шубы, связки соболей и сукна.

— Бери и будь здрав! — поклонился атаман. — Плыли в одно место, а попали в другое. Чую, беспокойство учинили, на том пусть хан простит. А ему — мой дар! — Ермак вымахнул из ножен саблю и вручил мурзаку. Тот вспыхнул от дива: под лучами солнца, упавшими на узорчатую грань стали, на булате сверкнули тысячи крошечных молний.

Сердце Кутугая не выдержало: безразличие и надменность словно вихрем сдуло с его лица.

— Хан будет рад такому поминку. Я успокою его…

В то же время в душе мурзака кипела злость на тархана: «А этому я отомщу! — подумал он. — Жаден, чванлив и сердце его — сердце ворона, клюющего падаль.»

Дары уложили в короб и поставили перед Кутугаем, а сами стали собираться в дорогу. На стругах подняли паруса, и они надулись под упругим ветром. На носу ладьи стоял Ермак и махал шапкой Кутугаю…

— Батька, — осторожно подступая к Ермаку, обратился Кольцо. — Поплывем в Тархан-Калла и возьмем его!

Атаман сел и, положив жилистые длинные руки на колени, пытливо и долго смотрел на Иванко.

— Да что ты глядишь так? — не по себе стало Кольцо. — Город мал, берестяной весь, тыны ветхи, враз петуха пустим, как не было его!

Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 213