– Есть, будет выполнено! – Полковник тут же что-то записал себе в блокнот.
Это было последнее распоряжение, которое отдал в своей жизни генерал армии Павлов…
Обед продолжался. На столе появились тарелки с окрошкой, заправленной сметаной, сквозь которую проглядывали ребристые кусочки льда.
Павлов с болезненным любопытством выспрашивал у Чумакова о самом первом дне войны, о первых ее часах. Слушал рассказ Федора Ксенофонтовича, низко склонив голову и опустив тяжелые веки. Чувствовалось, что боль жжет его сердце и трудные мысли не дают покоя.
– Что тебе известно о генерале Ахлюстине? – спросил он о командире 13-го механизированного корпуса.
– Мельком видел его на КП командарма, – ответил Федор Ксенофонтович.
– Директива к ним опоздала. Все, как и в Крашанах. В четыре утра на Бельск налетели немецкие бомбардировщики, ударили по главным объектам штаба корпуса и спецслужб. Заодно досталось и штабу пятого стрелкового корпуса, который по соседству. Части Ахлюстина по тревоге заняли рубежи на реке Нурец, а на второй день уже отражали натиск врага. Дрались превосходно…
– Ахлюстин жив или нет?
– На прошлой неделе, перед выходом из окружения, к моей группе присоединился один из его командиров. Рассказывал, что дважды на Ахлюстина покушались диверсанты. Но он уцелел, а вот его заместителя генерала Иванова убили. В упор застрелил Василия Ивановича переодетый в нашу форму диверсант…
– А с Дмитрием Карповичем Мостовенко не встречался?
– Нет. Мне кажется, что приказ о контрударе группы генерала Болдина, в которую включался и одиннадцатый мехкорпус Мостовенко, до него не дошел. Корпус действовал согласно плану прикрытия.
– Крутой мужик, несговорчивый, – вздохнул Павлов, будто ощущая какую-то вину перед Мостовенко.
– Крутой, это верно. – Чумаков усмехнулся, вспомнив, что кто-то рассказывал ему о происшедшей размолвке между Павловым и Мостовенко, который до принятия корпуса возглавлял автобронетанковое управление штаба округа.
– Да, Федор Ксенофонтович! – Павлов чуть оживился, поднял на Чумакова пристально-вопрошающие глаза. – А как тебе удалось так быстро пробиться из окружения?
– Военное счастье оказалось на моей стороне, – раздумчиво ответил Чумаков. – Разгадали мы, что немцы держатся дорог, не суются в леса и на болотистые массивы. Вот тут полковник Карпухин особенно проявил себя. После прокладки мной по карте маршрута он строго следил за точным соблюдением азимута на каждом отрезке пути, за действиями охранения. А маршрут выбирали такой, чтобы можно было передвигаться не только ночью, но и днем. Обзавелись трофейными маскировочными накидками, а у кого не было, брали с собой на открытые места связки веток. Самолет только загудит, и уже звучит команда «Ложись!». Но без стычек не обходилось… Продукты и боеприпасы отбивали у фашистов. Без потерь, разумеется, тоже не обошлось…
– Ну что ж. – Павлов дрогнувшей рукой опять наполнил рюмки. Глаза его будто просветлели, исчезли красные прожилки на белках. – Выпьем по последней за наши трудные дороги… Какими бы они ни были, но мы обязаны пройти по ним до конца и с честью!
В это время дверь в комнату приоткрылась и кто-то поманил пальцем сидевшего с краю полковника. Тот вышел и вскоре возвратился несколько растерянный и побледневший.
– Товарищ генерал армии, – обратился он к Павлову, – вас просят зайти в соседнюю комнату.
– Кто просит? – недовольно спросил Павлов.
– Представители Наркомата обороны. Говорят, неотложное дело.
Павлов поднялся, расправил под ремнем гимнастерку, застегнул на воротнике верхнюю пуговицу и неторопливо вышел.
…В соседней комнате его ждали трое – пожилой генерал-лейтенант, в очках, с сединой в усах и на висках, и двое в полевой военной форме без знаков различия – моложавые, плечистые, чем-то похожие друг на друга. Эти двое стояли по краям стола, на котором белела небольшая плотная бумага – в четвертку писчего листа. Генерал же встретил Павлова, стоя посреди комнаты, отдал ему честь и представился, назвав свою фамилию и управление Наркомата обороны, в котором он служит.
Сердце Павлова недобро ворохнулось, когда он всмотрелся в печальные глаза генерала и уловил во всем его облике неестественное напряжение.
– Дмитрий Григорьевич, – тихо, с деланным спокойствием сказал генерал. – Я вас прошу подойти к столу и ознакомиться с этим документом… Нам приказано выполнить весьма неприятную миссию…
Павлов, пронзив коротким помутившимся взглядом генерала, шагнул к столу и тут услышал то, о чем смутно уже стал догадываться:
– Именем Советской власти вы арестованы.
Резко взяв со стола белую бумажку, Павлов впился в нее ничего не видящими глазами.
Продолговатая белая бумажка с зубчатыми следами обрыва на верхнем краю – «Ордер на арест»… Постановление об аресте утверждено народным комиссаром обороны СССР Маршалом Советского Союза Тимошенко. На левом уголке – санкция на арест заместителя Прокурора СССР Софонова. Все правильно, все по закону…
– Зачем все это? – подавленно, чужим голосом спросил Павлов, невыносимо страдая от чувства полной беспомощности, тяжести и неотвратимости навалившейся беды.
Сидя за обеденным столом, так и не дождался Федор Ксенофонтович возвращения Павлова. Услышав, как уехали со двора машины, забеспокоился. Но тут вошел полковник интендантской службы, виновато развел руками и, пряча глаза, со вздохом сказал:
– Уехал Дмитрий Григорьевич… Велел извиниться… Срочные дела…
– На Юго-Западный уехал?
– …Нет.
С угнетенностью и необъяснимой тревогой покидал генерал Чумаков это невеселое застолье. Его ведь тоже ждали дела.
И опять ночной настороженный лес. Несмотря на позднее время, еще было светло даже в лесу: июльский день долог…
Близ вновь проторенной дороги, идущей со стороны пересекающего лес шоссе, стояли, разговаривая, Карпухин, Жилов, Иванюта и неожиданно объявившийся в лесу Владимир Глинский, которого знали как майора Птицына. Сегодня, возвращаясь из штаба фронта, полковник Карпухин увидел Глинского стоявшим с вещмешком за плечами на перекрестке дорог. «Майор» махал рукой шоферам попутных машин. Приказав мотоциклисту остановиться, Карпухин, сидевший в коляске, предложил Глинскому место сзади водителя. И неразоблаченный немецкий диверсант, весьма обрадованный встречей со знакомым начальником штаба, проворно взобрался на сиденье.
