Война за океан - Задорнов Николай Павлович

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156

Батарея Александра на внешнем поясе, она на седловине, на вершине хребта между двух сопок – Сигнальной и Никольской. Сюда втащены корабельные орудия большого калибра.

Да, сомнений не было. Это англичане. Кто еще? Американская эскадра из Японии? Вряд ли! Отброшены прочь все предположения, что враг сюда не пойдет, а с ними вместе как рукой сняло и скуку.

«А вот Пилкин не верил, что враг явится, и мечтал о жуировании в экзотических портах», – думал бежавший на батарею Сигнального мыса вместе с губернатором лейтенант Федоровский, прикомандированный к нему своим капитаном.

Впереди, где-то за скалами ворот, далеко в море теперь стоит целая вражеская эскадра. Надвинулась туча, начиналась война, может быть, каждого из защитников города ждет смерть. Начало войны каждый почувствовал в этом стуке и гуле приближающегося парохода. И казалось Федоровскому, что только один Завойко, этот упрямый человек, не боится, что он все ждал врагов и наконец рад, что дождался. Он все предвидел, и на него была надежда в беде, как на отца.

Завойко исполнил свое обещание. Он пришел на первую батарею, поздоровался с командой и с Петром Федоровичем и встал с трубой в руках на скалистом косогоре, чуть повыше площадки с батареей, среди переломанных кустарников. Одна нога у него съехала вниз по осыпавшейся щебенке, а другая была согнута, но он не замечал неловкого своего положения.

«Бесовы сыны, выкинули американский флаг, чтобы нас обмануть, – думал Завойко, глядя на идущий пароход. – Быть не может, чтоб явилась дружественная эскадра! Вот наконец и началось…»

Несмотря на то что Завойко целое лето делал все возможное, что в силах человеческих, чтобы встретить врага с честью, он только сейчас почувствовал, что и в его душе, кажется, была надежда, что чаша сия минет его. Ну что же, теперь Завойко не захнычет, он должен встретить врага грудью.

– Дальше нечего ему идти, бесу! – сказал Завойко и стал спускаться вниз к отмели. Офицеры следовали за ним. У песка стоял дежурный портовый бот с шестью гребцами. Молодой офицер Самохвалов стоял на берегу около большого камня и, облокотившись на него, рассматривал в трубу пароход. Заслышав шаги, он вытянулся.

– Прапорщик Самохвалов! – подходя к нему, сказал Завойко. – Отправляйтесь сей же час на своем боте навстречу пароходу. Это англичанин занимается обманом и хочет у нас все высмотреть. Не давайте ему подойти, живо. А то он думает, что будет, как дама в лорнетку, смотреть и ездить тут, как в карете по Одессе или Феодосии, и рассматривать, что мы тут настроили, – добавил Завойко, шутливо обращаясь к окружавшим его офицерам.

Самохвалов вспыхнул. В то же время сердце его застучало, а душа заныла. Он понимал, какое важное поручение ему дается, он первый встретит врага лицом к лицу. Он был готов. Завойко сам сошел с ним к шлюпке, кратко поговорил с матросами и всех быстро перекрестил.

– Не теряйте времени! С богом, вперед! – сказал он Самохвалову.

Баркас пошел вдоль отмели, с ним вровень пошел по берегу Завойко. Баркас вышел из ковша, а Завойко – из-за скалы и остановился под ней на самой оконечности отмели, на виду у подходившего врага.

Матросы навалились, и баркас быстро пошел навстречу пыхтевшему пароходу, который вдруг остановился.

На укреплениях и в городе тоже заметили, что наш баркас смело пошел навстречу. Александр Максутов подумал, что, видно, офицер, назначенный туда, должен быть очень горд и что его, Максутова, как артиллериста, никогда не пошлют ни с каким подобным поручением. Долг артиллеристов иной, они не на виду. А от них зависит все. Это труженики. Артиллерия теперь не та, что прежде. Но в артиллерию идут с неохотой, тут не покрасуешься на параде, а ведь как раз артиллерист – самая главная и благородная из военных профессий. Отец Александра и Дмитрия советовал детям поступать в артиллерию, говорил, что у нее будущее. Ну вот, как раз нынешняя война покажет, что значит артиллерия. И, может быть, найдется еще поэт-артиллерист. Прославит свой невидный труд. Пушки эти с Урала, чем-то родным отдает от них, горными заводами.

А Самохвалов в полной форме стоял в боте рядом с рулевым, гордо держа голову. Теперь уж душа его не ныла и сердце не страшилось. Он вышел под пушки врага и отчетливо сознавал, что его могут прикончить первым же выстрелом с парохода. Самохвалов, как и Завойко, был уверен, что это англичанин поднял чужой флаг, но сам тоже, как Завойко, полагал, что надо действовать открыто и поначалу выказать уважение американскому флагу.

Приказание идти к пароходу возвышало его чувства и мысли. Отходя от мыса, Самохвалов заметил, что и сам Завойко стоял открыто и с таким видом, что, кажется, не будь он губернатором, сам бы пошел на баркасе под выстрелы.

Завойко поднялся наверх, на батарею. Там все стояли, затаив дыхание. Маленький весельный баркас быстро шел к остановившемуся, пыхтевшему пароходу. На баркасе подняли фок и разрезной грот. Чем дальше баркас отходил, тем ничтожнее становился по сравнению с черным, задымившим чуть не полгубы пароходом.

– Ну, сейчас понужнет, – промолвил стоявший рядом с губернатором казак. Это был Маркешка. Замечание вырвалось у него невольно. И он посетовал на себя, опасаясь, что его сочтут трусом. Но никто не обратил внимания на слова казака.

– Не посмеет, – спокойно сказал Гаврилов, хотя думал примерно то же самое.

На пароходе, на капитанском мостике, чернели фигуры нескольких человек. Изредка на палубе или на мостике появлялись еще одна-две такие же длинные черные фигурки, сгибаясь и как бы собираясь присесть, и исчезали. Видно, трапик был узенький.

– Чей же пароход? – переговаривались тихо казаки.

– Сейчас узнаем! – слыша эти разговоры, ответил Завойко.

Вдруг пароход дал свисток, стал медленно поворачиваться и, застучав машиной, пошел прочь от баркаса. И сразу же вся его палуба заполнилась множеством людей.

– Смотри, паря, поворачивает! – раздались голоса на батарее.

– Пошел обратно! Чужой! – воскликнул Маркешка, радуясь и тому, что пароход уходит, и тому, что есть же у нас такие смелые люди.

– Да, видать, попер обратно, – говорил казак-стихотворец Пешков, стоя в строю в резервном отряде стрелков. Всех, кто порослей и покрепче, отобрали в партии для штыкового боя.

– Сперло его! – подтвердил Алешка Бердышов. Он тоже в стрелках. – Наши выехали на баркасе, я думал, он выпалит из пушек и расшибет весь баркас. А он повернулся и пошел.

– Он хотел обманом взять, – стал объяснять Гаврилов.

– Это действительно, ваше благородие, понятно, обманом хотел войти и все пронюхать, – подтвердил канонир-аврорец.

– Попер, попер! – все еще кричал Алешка Бердышов, глядя вслед уходившему судну. – Ничего, однако, не рассмотрел!

На баркасе подняли весла. Через некоторое время и баркас поворотил и пошел к Петропавловску.

– Ну, так погодите! – потряс кулаком Завойко. Он обратился к матросам и казакам: – Видели, братцы, это англичанин входил под чужим флагом. Враг идет на подлость, а мы будем биться честно и, если придется, честно умрем. Постоим, братцы?

– Р-рады стараться! – гаркнули десятки голосов.

Маркешка чуть не плакал от радости, что губернатор в такой миг и так просто обращается. Он уже слыхал разговоры офицеров, что главная война не здесь, а в Расее, там схлестнутся сотни тысяч наших с их сотнями тысяч. И Маркешке обидно, что главное дело решается там, а не тут. А ему казалось, что главное дело должно решаться здесь. Вообще, как аврорских офицеров послушаешь, так, что тут ни делай, все, по их мнению, пустяки и дробь, а главное в Расее, там все делают лучше и по-настоящему. Так, между прочим, всегда говорили и Маркешке, когда он показывал приезжим свои ружья. «А здесь все даже очень уважают мою систему, – думал тогда он, – и Китай признал ее, и не просто по соседству, а уж есть десятка два китайцев, что моими винтовками бьют зверей».

Вот с ними приехал капитан Арбузов, расейский, и с ним инженер, и объявили они Завойко, что он очень глупо собирается воевать и портить свою армию, размешивая матросов с солдатами и мужиками да еще с дикарями из тайги. И что здесь вообще дело мелкое… На это им генерал сумел ответить.

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156