— А он и в самом деле хорош! — заметил Эверсол, любуясь плавными линиями океанского лайнера. Он был рад, что оказался среди первых пассажиров.
— Скажите, — обратился внезапно Эверсол к Каяхаре, — согласились бы вы сменить свой старенький «Йоми Мару» на ходовой мостик этого красавца?
— Настоящий моряк никогда не бросит свое судно на полпути. Это равносильно предательству, — твердо произнес Каяхара. Кажется, его обидело уже само предположение, что он способен предпочесть свой пароход этому белому щеголю, еще не нюхавшему моря и не имеющему ни единой царапины, которые можно получить, только встретившись в честном поединке с хорошим штормом.
— Ну и что с того, что у «Йоми Мару» борта черные? На то он и угольщик, — чуть помедлив, продолжал Каяхара. — Зато он недавно принял в свои трюмы ценный груз. Самый ценный груз, какой только есть на свете. Глаза и улыбки детей осветили его палубу.
— Капитан, вы не лукавите?
— Как вас понять, мистер Аллен?
— Команда лишилась покоя… Устала от детских криков и мальчишеских проделок. Не от вас ли я слышал эти слова? Не раз и не два…
— Согласитесь, к тому были основания. Помните, как однажды ночью мальчики забрались в спасательную шлюпку и стащили неприкосновенный запас шоколада? Или другой случай — драка между стюардом и одним из ваших юношей.
— Вот видите!..
— Но разве в море всегда тишь да благодать! Случается и непогода. С тех пор, как дети высадились в Нью-Йорке, пароход опустел и стал как мертвый. Ремонт с утра и до темноты… Вместо детского смеха — лязг железа… Матросы спрашивают, когда мы снова примем маленьких пассажиров, когда отправимся дальше?
— Скоро мы отправимся вслед за Эверсолом в Европу, точнее в Бордо. Осталось не так долго ждать.
— Мистер Аллен, я случайно узнал о ваших проблемах, — сказал Каяхара.
— Какие еще проблемы?
— По дороге сюда я купил утреннюю газету. Возможно, вы еще не видели. Пишут, что высадка колонии во Франции под вопросом.
— Об этом писали и вчера, и позавчера. В печати настоящая буря. Посильнее, чем в море. За всю свою историю Американский Красный Крест не подвергался такой критике и давлению. Но самое скверное — в эту кампанию стараются втянуть и детей. Их подстерегают возле казармы, на улице, в зоопарке, кинотеатре и даже в автобусе… Что-то нашептывают, подстрекают к неповиновению и даже бунту.
— А что вы сами думаете?
— Будь моя воля, я бы доставил колонию в Петроград без всякой задержки.
— Только прикажите. И я направлю судно в нужный порт.
— Вы решительный человек, капитан. Решительный и прямой. Я ценю это в людях. Но последнее слово не за нами. Есть такое понятие — политическая игра. Так вот, дети в этой игре — козырная карта.
— А игроки кто?
— Одни находятся в Москве. Другие — в Вашингтоне.
— За кого вы болеете?
— За тех, чьи судьбы мне доверены…
…Пароход дал короткий гудок. Аллен и Эверсол обнялись. За последние пять недель они прощаются во второй раз. Сначала в Сан-Франциско, а теперь здесь, на нью-йоркском причале. Тогда Райли Аллен возложил заботу о колонии на плечи Эверсола. Сейчас он снова с детьми. Но все равно они будут делать одно дело, даже находясь вдалеке друг от друга.
— Грегори, я стану вас извещать ежедневно. И в море, и когда вы уже будете во Франции. Но как бы ни повернулись дела, готовьтесь к приему детей. Мы живем в непредсказуемое время. В России все еще Гражданская война. А в Петрограде — голод. Одному Богу известно, по какую сторону границы находятся сейчас родители этих детей.
Эверсол протянул сразу обе руки — и Каяхаре, и Леоновой.
— Капитан, — сказал он, — когда будете подходить к французскому берегу, внимательно смотрите в бинокль. Вы меня обязательно увидите. А вас, мисс Мария, я встречу букетом самых красивых роз.
— Какие у вас планы, мистер Каяхара? — спросил Аллен, когда «Гольфстрим» слился с морем.
— Похожу по магазинам, куплю кое-какие мелочи.
— В моем распоряжении автомобиль.
— Спасибо. Но знаете, что больше всего любит моряк?
— Любопытно узнать об этом от самого моряка.
— Ходить пешком. Не выпить ли нам по стаканчику саке?
— А есть в Нью-Йорке японский ресторан? — спросила Мария.
— В Нью-Йорке все есть, — сказал Аллен. — Я знаю одно хорошее местечко. Там отлично готовят рис.
Было время ланча, но на веранде нашелся свободный столик.
— Я не встречала среди японцев толстяков, — сказала Мария, оглядываясь на посетителей.
— У нас хорошая богиня еды.
— А как ее зовут?
— Тоеукэ.
— Чем же она хороша?
— Не позволяет никому объедаться. Японцам свойственно чувство меры. Не только в еде, но и в выпивке.
— Сейчас мы это проверим, — не замедлил сказать Аллен и заказал саке. А для Марии — красное вино.
Официант принес фарфоровый графинчик.
— А как японские боги относятся к саке? — спросил Аллен.
— Боги его любят.
— Райли, скажи тост, — попросила Мария.
— У нас, японцев, не приняты тосты, — остановил Каяхара Аллена.
— Вы пьете молча? Но ведь это скучно!
— Почему молча? Мы говорим: «Кампай!»
— Что это значит?
— По-японски «кампай» — это «сухое дно».
— У русских тоже принято так говорить — «Пей до дна!»
— Да, я знаю. Мне приходилось пить с русскими, когда мы доставляли из Сибири лес. Но они не знали меры. И потом лежали. Такие же неподвижные, как бревна.
Принесли меню.
— Что будем кушать? — спросил Каяхара.
— А что нам предлагают?
— Тут много чего… Суп из ракушек, рыба на вертеле, жареный осьминог, вымоченная в саке медуза с уксусом и имбирем, трепанги, моллюски с соевой пастой…
— А рис? — напомнила Мария.
— Разумеется. Он в самом начале списка.
Принесли рис. Над тарелками поднимался нежный пар. Мария втянула в себя солоноватый запах и закрыла глаза от предвкушаемого удовольствия.
— Оказывается, вы умеете пользоваться палочками! — удивился Каяхара.
— Первый урок я получила на Хоккайдо. Когда мы зашли в Муроран. Нас пригласили в ресторан. Помнишь, Райли?
— Я даже помню, что тебе дали не деревянные, а серебряные палочки. А после ужина их подарили.
— А научил меня пользоваться палочками судовой боцман. Уже в море.
— Тогда я понимаю, мисс Мария, почему вы так любите рис. Боцман Маэда большой мастер варить его.
— Но самый замечательный подарок я получила от Райли Аллена и Ханны Кемпбелл.
— Чем они вас порадовали? Ведь женщине так трудно угодить.
— Они подарили мне кимоно.
— Обещайте, что покажетесь в нем, когда выйдем в море.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
НОВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
— Сына не узнать.
— Да, он меняется на глазах.
— Так и прикипел к этому русскому мальчику.
— Ты ревнуешь?
— Вовсе нет.
— Что тебя тогда беспокоит?
— Перемены в нашем Юзеке.
— Надеюсь, он перестанет быть маменькиным сынком.
— Не преувеличивай.
— Слава богу, он отложил в сторону свои книжки…
— …И снял очки.
— Без них он больше увидит.
Супруги Яновские, Казимеж и Вероника, обменивались словами, но при этом смотрели не друг на друга, а в окно. Там, перед домом, мальчики занимались необычным для себя делом — разжигали самовар. Рядом вертелась собака.
Накануне Кузовков вызвался навести порядок в гараже. Поднявшись с помощью стремянки к самому потолку, он увидел на верхней полке забытую утварь. Среди многих вещей был и самовар. Даже после того, как Федя смел веничком пыль и паутину, самовар оставался тусклым и невзрачным. Серо-зеленый, со следами давних потеков, он напоминал волшебный сосуд, который только и дожидается своего часа.
Мальчик не надеялся, что вылетит джин. Он давно перестал верить в сказки. Но случись такое, не задумываясь, назвал бы несколько желаний. И самое первое — найти отца. Вот уже полтора года, как оба они перемещаются по одной планете. Но никак не встретятся.
