Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179

– Не хочет он.

– Хочет, великий государь, да признаться ему в этом трудно. Думаю, завтра он сам будет просить тебя послать его в Скифию…

Пир, устроенный в честь послов, был в полном разгаре. Акрополь, столь чопорный при Спартокидах, теперь превратился в веселый муравейник. Люди пили, ели, хохотали, распевали удалые песни, пробовали плясать воинственные танцы.

Синдида, оставленная царем на своей должности в храме Афродиты Пандемос, явилась сюда с двадцатью девицами и была встречена веселыми криками. Зенон и Оронт, приглашенные на пир, также приветствовали старую знакомую.

Воины, бывшие рабы, свободные, что принесли клятву верности Савмаку, пелаты из деревни – все сидели на равных правах за столами и пировали, непринужденно поглядывая на остальных гостей и на своего небывалого рабского царя. Гребцы и пираты с «Арголиды» и «Евпатории» также оказались здесь. Они угощали вином танцовщиц, «козочек Синдиды», как их называли в городе.

Позже других подъехали верхом на степных конях Пастух, суровый вождь сельских рабов, и Абраг, устроитель жизни освобожденной деревни. Они слезли с седел и, привязав лошадей к коновязям, не спеша прошли между столами, за которыми шло веселое пиршество.

– Вижу, вижу начало роскоши и расточительства! – тоном пророка вещал Пастух, осуждающе вглядываясь в веселых людей, одетых в непривычно новые, разноцветные одежды.

Были тут и коричневые гиматии, и красные хламиды, наброшенные поверх голого тела. Скифские замшевые кафтаны и шаровары чередовались с просторными, небрежно надетыми хитонами. Из-под дорогих накидок выглядывали руки с вздутыми суставами, скрюченными пальцами и ороговелыми ладонями. Островерхие колпаки не всегда прикрывали нечесаные и немытые волосы. Ибо далеко не все освобожденные от рабства догадались, что им следует после кровавой бани посетить обыкновенную баню, где можно смыть всю грязь и паразитов, годами разъедавших тело.

– О великий и единый бог! – обращал Пастух к Абрагу свое испещренное морщинами, длинное, как бы лошадиное, лицо. – Смотри, друг, здесь еды так много, что пахарям нужно месяцы питаться одним ячменным хлебом и водою, чтобы накопить столько запасов!

– Всем хватит, – спокойно отвечал Абраг, – ибо земля родит куда больше, чем это требуется живущим на ней людям.

– Это плохо! Это плохо, брат мой! Мы сделаем так, чтобы крестьяне сеяли хлеб лишь на прокорм себе и своим семьям. Тогда им не придется излишне трудиться на полях. И не будет обжорства и роскоши. Скажи – зачем рабам вот эти дорогие ткани?.. Нужно заставить каждую семью в городе ткать холст и в него одеваться. И в деревне тоже. Тогда не будет торговли, не будет и торговцев, не будет богатых и бедных, минует и нужда в рабах и рабском труде. Все должны трудиться на полях, одинаково есть и пить, в одно одеваться. Я скажу об этом Савмаку!

Когда перед царским столом, накрытым белой с красными цветами скатертью, уставленным золотой и серебряной посудой, предстали два бедно одетых воина, то вначале их не узнали.

– Эй, добрые люди! – обратился к ним Лайонак. – Столов много, кроме царского. Поклонитесь царю и садитесь с той артелью, какая вам по душе. Ешьте и пейте! Наш царь щедр и великодушен! А перед столом его не стойте, не загораживайте свет!

Савмак узнал пришедших, поспешно встал из-за стола и, подойдя к гостям, с улыбкой дружбы обнял каждого и поцеловал в губы. Казалось странным, что царь с золотой диадемой на голове, одетый в золототканый хитон, обнимает заросших бородами, запыленных воинов, похожих больше на разбойников из степи, нежели на грозных воевод, какими они были на деле.

Обоих гостей усадили на почетные места и по скифскому обычаю подали им сразу по две чаши вина, придвинули к ним продолговатые серебряные блюда с зажаренными курами, свиными ребрами в капусте, холодными заливными рыбами и золотистые, еще горячие хлебцы.

– Вы опоздали немного на пир в честь послов сколотских. Поэтому подкрепитесь питьем и пищей после долгого пути. Вы здесь такие же хозяева, как и каждый из нас.

На эти слова Савмака Пастух ответил невнятным мычанием и вопрошающим взглядом. Он словно хотел проникнуть в душу нарядного и чистого рабского вожака, что подражает во внешности своей тем царям, которые держали народ в рабстве и голоде.

Лайонак сдержанно улыбнулся, видя, как Пастух со строгим лицом разломил белый хлебец и, понюхав его мякиш, сказал:

– Когда готовят такую белую муку, то получается ее в три раза меньше, чем зерна. Две трети – отрубей. Кто же будет есть отруби?.. Не лучше ли делать простой размол и не приучать людей к дорогому белому хлебу? Ведь единый бог учит смирению, благословляет страждущих, милостив к алчущим. Не отвернется ли он от нас, если мы будем обжираться подобно богачам прошлого и напялим на трудовые плечи вот эти ризы?

Савмак услыхал эти слова и немедленно ответил с дружеской улыбкой:

– О мудрый брат Пастух! Народ хочет жить по-человечески, ибо он теперь хозяин земли! Он хочет съесть вкусный кусок и одеться по-праздничному!

Абраг слушал разговоры пирующих с невозмутимым видом, продолжая обгладывать кости уже второй курицы. Толкнул локтем Пастуха.

– Чего ты? – спросил тот.

– Прекрати, брат, свои речи, ибо многого ты не понимаешь. А потом – есть царь, избранный народом! Умный и ученый! Он знает лучше нас с тобою, что должен есть и надевать на плечи освобожденный раб.

Абраг был человеком, который сумел найти доступ к сердцу Пастуха. Последний всегда прислушивался к его суждениям, и хотя часто спорил, но следовал его советам безоговорочно.

Савмак мигнул Бунаку, тот подскочил, склонился к царю.

– Видишь, сколь бедны наряды Пастуха и Абрага, – прошептал царь, дыша горячим винным паром, – они все еще носят те лохмотья, к который привыкли в рабстве и нищете. Прошло это. Надо менять и одежды. Вынеси им от меня подарок, сам подбери одежду и красивое оружие. И скажешь: царь, мол, жалует вас из своего запаса. Да и послам готовь дары, подобающие их званию.

– Понял, сейчас сделаю все, что надо!

Танец, в котором участвовали не только иеродулы из храма Афродиты Пандемос, но и все желающие, закончился под одобрительные крики гостей. Танцовщиц и танцоров одарили браслетами, ожерельями из египетского стекла, красивыми накидками, плащами.

Савмак и его друзья, возбужденные вином и веселым обществом, громко разговаривали, шутили. Лайонак и Бунак рассказывали царю что-то смешное, тот кивал головой, и все трое громко смеялись. Гости видели, что новые хозяева царства сильны, уравновешенны и уверены в себе. Они держали в руках ключи от Боспора и его судьбы, и едва ли кто мог рассчитывать вырвать из их рук власть, как бы могуч он ни был. Новые хозяева Боспора опирались на тысячи восставших рабов. Последние верили в своего царя и смотрели на него с надеждой и гордостью.

– У нас будет скоро свой флот! – возглашал во весь голос Пифодор, размахивая позолоченным рогом для питья. – Мы отберем корабли у Фанагории и будем угрожать самому Понту!..

– Этот пират, – заметил Лайонак, склонясь к царю, – болтун и бродяга, но человек легкой души и имеет мужественное сердце. Он хороший товарищ.

Савмак улыбнулся. Он смотрел на девушек, что опять танцевали между столами, размахивая кисейными покрывалами в такт ударам гонга. Ему показалось, что они совсем не касаются ногами пола, а летят по воздуху, подобно морским чайкам. С неожиданной грустью он вздохнул и подставил чашу под струю хиосского вина.

Пастух и Абраг, получив целый ворох одежды, блестящих доспехов и оружия, кланялись Савмаку, смущенные и озадаченные.

– Куда мне столько одежды? – недоумевал Пастух. – Я одет тепло, другого мне не надо!

– Теперь ты воевода царский, а не волопас, – рассмеялся в ответ Лайонак. – Я вот тоже конюх и привык спать в конюшне. Но теперь стал царским военачальником, как и ты. Значит, мы должны одеваться достойно своего звания, чтобы не позорить царя. Не упрямься, брат. Снимай свои лохмотья и шкуры! Звери и те линяют весною, а осенью одеваются в пушистую шерсть. Для нас, чабанов и конюхов, наступила весна! Значит, меняй старую шубу на новый наряд!

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179