– Как? Что такое? Вася не ночевал дома?
– Да, не ночевал, – грустно ответил старый князь.
– Да куда ж он девался?
– А это Бог ведает! Вчера ввечеру его у ворот какой-то побродяжка остановил. Он с ними куда-то и уехал. А что он ему сказал, – неведомо! И вот с той поры его и нет. А Сенявин не возвратился? – вдруг спросил старик.
– Нет. Я нарочно к нему заезжал. Ни слуху ни духу.
– Что же нам теперь делать?
– Отыскивать надо.
– Да где же искать-то?
– Где-нибудь найдём.
Но, несмотря на такой ответ, Вельяминов в душе смутно опасался, что поиски Барятинского, как и розыски Сенявина, не приведут к желанным результатам. В исчезновении того и другого было слишком много какой-то таинственности, чувствовалась какая-то общая связь, и Вельяминов был почти уверен, что здесь замешана какая-то сильная рука, влияние человека, который, без сомнения, постарался скрыть все следы, и, наверное, не удастся ничего сделать для раскрытия этого таинственного дела.
Что Долгорукие замешаны в этом, Вельяминов почти не сомневался. Если он не понимал их участия в исчезновении Сенявина, то внезапное исчезновение Василия Матвеевича всецело приписывал им.
– Знаете, Иван Фёдорович, – сказал он после небольшого размышления, – что нам нужно сделать?
– А что?
– Нужно поехать к князю Долгорукому и спросить его, не знает ли он чего-нибудь о Васе.
– Да, правда, правда! – быстро подтвердил старый князь, – и мне это приходило в голову. Так ты тоже думаешь, Мишенька, что здесь не обошлось без Долгорукого?
– Надо так полагать. Больно уж он злобный парень…
– Так это мы, пожалуй, Васеньки-то и не найдём. Укокошил он его, бестия!..
– А вот вы поезжайте к нему, Иван Фёдорович, да и узнайте, коли что и впрямь он над ним сделал, так мы ему этого даром не спустим!
– И поеду, непременно поеду; только вот что, – спохватился старик, – нужно будет к Рудницким сначала заехать. Может, он к ним завернул.
– В такую рань-то! – воскликнул Вельяминов.
– Что ж за рань! Уж десять часов било. Для влюблённых, знаешь, указанных часов нет.
– Поезжайте, – согласился Вельяминов, – а я пока в казармы отправлюсь, может, что там узнаю.
Старый Барятинский застал Рудницких за чайным столом. Его встретили, по обыкновению, очень радостно, но сумрачный вид старика обратил на себя внимание и тотчас же вызвал тревожные расспросы.
– Что это с вами, Иван Фёдорович! – воскликнула княжна Анна. – Какая-нибудь неприятность, должно быть, случилась?
– Да-да, в самом деле, сват, – подхватил и сам Рудницкий, – что это ты как будто не в себе? Сказывай, что за напасть приключилась?
Иван Фёдорович растерянно обвёл глазами вокруг себя. Присутствие молодой княжны заставляло его быть сдержанным, а между тем накипали слёзы, голос дрожал и он с трудом выговорил:
– Да так, нездоровится мне что-то; стар становлюсь, вот хворость и нападает.
Но когда отпили чай, он увёл Василия Семёновича в кабинет и дрожащим голосом, в котором слышались слёзы, сказал ему:
– Горе случилось, сватушка, горе!
– Что такое? – испугался Рудницкий.
– А такое горе, что Васенька пропал.
– Да что ты, сват, быть не может!!
– Правду говорю. Уехал куда-то ввечеру, да и посейчас дома нет, да и нигде его нет; и думается мне, что не попусту он пропал, а что-нибудь с ним скверное приключилось. По всей видимости, это всё долгоруковские штуки!
– Да что ты!
– Верно тебе говорю. Большую он злобу на Васеньку питает. Должно, заманил куда да там и прикончил. – И старик смахнул дрожащей рукой набежавшую на глаза слезу. Рудницкий тоже молчал, подавленный страшным известием.
– Что ж ты теперь думаешь делать, сват? – спросил наконец он.
– Да вот спервоначалу думаю поехать к сему злодею да к ответу его потребовать. По лицу его подлому увижу, виновен он в сём али нет? И коли виновен, моя расправа с ним коротка будет!
– Ох, сватушка, – боязливо заметил Рудницкий, – с осторожкой говори с ним, потому больно большую силу Долгорукие взяли. Сказывают, не сегодня-завтра княжну Катерину царской невестой объявят. Будь поопасливей.
– Эх, сват, мне бояться нечего! – возразил Иван Фёдорович, – всё равно умирать пора, от смерти не уйдёшь. «Не вемы, в он же час придёт». А коли Васенька умер да Долгорукий его извёл, ни на что не погляжу! Не для кого мне жить тогда, он у меня один был…
– А я, чай, сватушка, Анюте ничего говорить не надо. Что её, бедную, заранее тревожить!
– Понятно, не говори. Может, и впрямь Васенька вернётся, а коли не вернётся – Божья воля! Тогда там видно будет. А пока прощай!
– Прощай, сватушка.
И старики обнялись, едва сдерживая накипавшие слёзы.
Иван Фёдорович, прежде чем отправиться к Долгорукому, заехал домой. Ему маячила слабая надежда, что все его опасения напрасны и что Васенька самым мирным образом спит в своей опочивальне.
Но стоило старому князю только взглянуть на хмурое лицо встретившего его Вельяминова, стоило только увидеть поджидавшего его Емельяна, чтоб убедиться, что надежды его обманули, что действительность остаётся действительностью, – и старик печально понурил свою седую голову.
– Был в казармах? – спросил он Вельяминова.
– Был. Всех спрашивал, – никто ничего не знает. Как в воду канул.
– Стало, надо к Долгорукому ехать.
– Поезжай, Иван Фёдорович, только вряд ли толк будет! – печально отозвался Вельяминов.
– Это почему же!
– А потому – отопрётся, бестия!
– У меня не отопрётся! – грозно сжимая кулаки, воскликнул Барятинский.
– Может, мне с вами поехать?
– Нет, к чему! Я и один с ним управлюсь!
И Иван Фёдорович уехал.
Когда Алексею Михайловичу доложили о приезде старого князя Барятинского, он положительно удивился этому неожиданному визиту. Барятинские и Долгорукие, несмотря на то, что их связывала общею нитью придворная жизнь, не только не поддерживали частного знакомства, но даже сторонились друг друга. Ни один из Долгоруких не бывал у Барятинских, и никто из Барятинских никогда не заглядывал к Долгоруким. И поэтому появление Ивана Фёдоровича Барятинского, слывшего притом вообще домоседом, даже редко появлявшегося в дворцовых покоях, не могло не поразить Алексея Михайловича, особенно когда слуга доложил ему, что гость желает видеть именно его.
