Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179

Всем была известна изменническая деятельность Гориопифа в недавнем прошлом. «Вепри» не выдерживали этих упреков и сыпали стрелами в насмешников.

«Ястребы» жаждали поскорее ворваться в Неаполь и вырезать всех сторонников князей-предателей.

– Ни одного «вепря» в живых не оставим! На их конях ездить будем, жен их себе заберем! – кричали они, подливая масла в огонь родовой распри.

– Не божье дело делаете! – степенно вещали о высоты стен старые воины. – Против священного города вашего идете, грабить его собираетесь! Разбойник ваш Фарзой, а не князь!

Противоречивые суждения и слухи разрастались как в том, так и в другом стане. Одни говорили, что Фарзой прав, намереваясь штурмовать Неаполь, другие возражали, считая, что надо пойти на мировую с Дуланаком и Гориопифом и не допустить резни между братьями.

– Любой враг возрадуется, если мы начнем братоубийственную драку, – говорили старики в лагере Фарзоя. – Надо князьям помириться, тогда и враги будут бояться нас.

– Как же могут помириться такие враги, как Фарзой и Гориопиф? – возражали молодые. – Если «ястребы» не побьют «вепрей», то «вепри» расправятся с ними огнем и мечом. Да и Танай с оргокенцами рвутся в бой, чтобы разделаться с Дуланаком и его людьми. Дуланак Оргокены и много других сел разорил, а людей поработил. И жену Таная в рабство продал.

– Вот и пусть режутся «вепри» с «ястребами», а оргокенцы с людьми Дуланака. А при чем здесь вся Скифия?!

Военачальники обеих сторон знали о подобных разговорах, принимали свои меры, стараясь обелить себя и очернить врага. Знал и Фарзой о разноречиях в народе. Собрал воевод и князей на совет.

– Одни спрашивают, почему мы медлим со штурмом города, – начал он свою речь, – а другие с душевным страхом думают об этом штурме. Ибо штурм – это кровь и разрушение. Правы те и другие. Князей-изменников мы порешили выгнать из скифской столицы – и выгоним!.. Но разрушать Неаполь, предавать его огню и мечу негоже.

– Что же делать? – недоуменно спросили воеводы. – Для чего мы войско собрали?

– Войско собрали мы против врагов Скифии – понтийцев и против кучки тех, кто продался им. Но изменники засели в городе, а понтийцы сами ушли. Что делать?.. Нужно лишить власти Дуланака и Гориопифа, однако не ценою разрушения священного города нашего, ибо народ не простит нам этого.

– Как же сделать это? – еще больше удивились князья и военачальники.

– А так, – возвысил голос Фарзой, окидывая всех орлиным взглядом, – у меня с Гориопифом кровное дело. Мы с ним враги смертные…

– Это мы знаем.

– Так вот, хочу я сразиться с Гориопифом в честном бою перед всем войском, как это и наши предки делали. Но не с одним Гориопифом, я и Дуланаку пошлю вызов одновременно. Чтобы в войске и среди народа не говорили, что молодой одолел старого, в чем не много чести. Я пойду против двоих! Если они убьют меня, тогда без меня решать будете, кому быть князем-воеводой. Если я убью их – город сам откроет врата свои. Не так ли?

– Нет! – вскричал Танай. – С Дуланаком я сам драться буду! Я должен воздать ему за разрушение Оргокен, за порабощение моей семьи!

– Не выйдет он на бой с тобою, – возразили все разом, – ведь он князь, а ты – нет. Вышлет за себя воина. Если ты и убьешь воина, толку мало будет.

– Но хорошо ли, что князь Фарзой идет против двоих? Ведь оба князя богатырями считаются.

– Сейчас нельзя иначе, – ответил Фарзой, – нельзя, брат Танай! Народ хочет вольной и мирной жизни, а не резни между родами. Дуланак и Гориопиф нелюбимы народом, но когда они говорят, что добиваются свободы и мира для всех племен, то их словам внемлет каждый.

Мужественное заявление Фарзоя о его решении вызвать двух князей на суд божий стало известно всем и вызвало немало толков. Фарзоя громко славили, считая его настоящим витязем скифским.

– Ты, князь, победишь, ибо боги за тебя, – говорил Пифодор, – но хитрость не мешает в военном деле. Вызови их не сразу, а сначала одного. Сразишь его, а потом другого вызывай. Они, как говорят, бойцы очень сильные.

– Нет, – ответил твердо Фарзой, – этого-то они и ждут. Вызову я Гориопифа, так Дуланак будет всех богов молить о моей победе. Ибо он сразу же после смерти Гориопифа объявит себя царем. А с царем может сражаться лишь царь. Значит, я должен буду или покориться ему, или бежать в степи… Я все уже обдумал и отдаю судьбу свою Святому Мечу! Удары железом скажут, кто прав. Папай рассудит нас ударами мечей наших.

«Ястребы» все как один собрались перед шатром князя и требовали немедленного штурма. В ответ на их опасения, что два сильнейших бойца Скифии могут убить его, Фарзой возразил:

– Я тоже буду не один. У меня есть помощник.

– Кто же? – разинули рты воины.

– Со мною будет великий Папай, бог отцов наших!

Взрыв восторга был ответом на эти слова. Все воочию убедились, что их князь совсем не отрекся от богов сколотских.

– Он настоящий сколот!.. Он победит!.. Папай! Папай!..

Фарзой жаждал этого поединка и боялся лишь одного – что князья не примут его вызова. Этим боем бывший гребец-невольник хотел сразу заткнуть рты всем врагам и тайным недоброжелателям, привлечь к себе сердца народные, смыть кровью скверну рабства. А потом, не растратив силу своего войска, устремиться на Херсонес, чтобы изгнать Диофанта со скифской земли, наказать херсонесцев.

Утром рано перед воротами Неаполя появились трубачи, протрубили громко, а потом объявили осажденным, что князь Фарзой вызывает на поединок обоих князей, Дуланака и Гориопифа, перед всем войском.

– Папай рассудит их! – кричали глашатаи. – Он решит, на чьей стороне правда!.. Если ваши князья откажутся, мы начнем штурм!..

Эта новость взбудоражила народ городской и войско осажденных.

– Вот он, «ястреб»! – в восторге шептали люди во всех углах Неаполя. – Один против двоих! Не испугался таких прославленных витязей, как Дуланак и Гориопиф! Видно, правда на его стороне!

5

Алмагир без труда проник в Неаполь, но сразу сделал промах, в результате которого оказался в руках князей-правителей. Имея деньги, он не удержался, чтобы не зайти в винный погребок, сильно охмелел и стал открыто говорить, что за Фарзоя боги и каждый сколот должен быть на его стороне.

Схваченный и избитый, он держался молодцом. Сколько ни хлестал его плетью Гориопиф, но ничего не добился. Воин лишь повторял:

– Ничего не помню, пьян был. Обрадовался, что из плена бежал, выпил. А что говорил – запамятовал.

Гориопиф хотел казнить воина-изменника, но Дуланак взял дело допроса в свои руки. Он любил такие дела и считал, что Гориопиф не годится быть дознатчиком, слишком груб и горяч. Но и ему Алмагир не сказал ничего, кроме того, что был пьян и ничего не помнит.

– Ты изменник, – зловеще пробасил Дуланак, – и умрешь медленной смертью!.. А ну, поджарьте его!

Палачи калили в огне концы мечей и прикладывали их плашмя к щекам несчастного лазутчика. Тот дико вскрикивал, извивался от боли, но цели своего прибытия в Неаполь не выдал.

Дуланак велел вложить между пальцами пытаемого наконечники стрел, а потом обмотать ему руки ременными поводьями накрепко. Алмагир кричал, обливаясь холодным потом, лицо его, обезображенное ожогами, вздулось. Наконец его поставили на доску, утыканную гвоздями. Воин закричал дико в лицо Дуланаку:

– Все, все воины и народ покинут тебя, проклятый князь-изменник! Ты раб Диофанта! Проклинаю тебя трижды всеми богами и духами! Быть тебе убитым от меча Фарзоя!

После чего потерял сознание.

Дуланак велел положить его на пол и задумался. Князь был суеверен. Последние слова узника болезненно отозвались в его сердце. Много раз он слыхал проклятия умирающих под пыткой. Но сейчас небывалое смущение проникло в его душу, чего он никогда до этого не испытывал.

– Облейте его водой, дайте отдышаться, – отрывисто приказал он палачам и ушел домой.

Оставшись один, позвал любимую рабыню Филу, желая рассеяться. Та предстала перед ним бледная, осунувшаяся, со слезами на глазах.

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179