Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 242
– Раздевайся, – велел он хищно. – Хочу зреть твою наготу.
Тавр поднимался по лестнице, искал князя, когда в дальнем конце коридора распахнулась дверь. Владимир вышел, на ходу застегивал пояс. Рубашка на груди распахнута. Черные глаза хищно блестят.
Тавр восхищенно покрутил головой:
– Уже успел?
– Это дело нехитрое.
– Хоть стоило портки снимать?
Владимир пожал плечами:
– Теперь скажу, не стоило. Я всегда потом вижу, что не стоило… А когда внизу жжет, то это уже не я, а какая-то тварь в весеннем гоне! Юлия была хороша, кто спорит? Но не хуже и служанка, что некстати забежала в спальню…
Тавр захохотал, в глазах были зависть и восхищение. А Владимир лишь отмахнулся:
– А насчет портков… я их не снимал. Чаще всего я даже сапог не снимаю. Слушай, быстро составь списки тех, кто наслал печенегов на моего отца! Смерть великого князя должна быть отмщена.
– Уже составил, – ответил Тавр буднично.
– Молодец, – вырвалось у Владимира. – Ты впрямь на два шага вперед меня зришь!
– Ты просто забыл распорядиться, – пояснил Тавр скромно. – А сейчас, пока не поздно, убери из этого списка тех, кто… ну, кто может понадобиться.
В списке было около десятка имен. Владимир быстро пробежал взглядом по подвешенным строкам:
– А где Осинник, Твердоглаз, Рыбарь?
– Они… с печенегами не общались вовсе.
Владимир взглянул остро:
– Христиане? Народ поверит, что и эти с предавшими моего отца. А для нас важно нечто другое, верно?
Тавр молча дописал троих, подумал, добавил еще пятерых от себя. Они тоже христиане, но главное – владеют землями, угодьями, домами, складами, у них тысячи холопов. Но еще хуже того – с их мнением считаются как в Киеве, так и в соседних землях.
Владимир снова взял лист, что-то вспомнив, одно имя решительно вычеркнул:
– Волчий Хвост – опытный воевода. Жаль его терять. Да и богатств за ним особых не числится.
Тавр вскинул бесцветные брови:
– Но в Киеве все знают, что он был среди тех, кто не хотел возвращения Святослава. Пощадишь убийцу, что скажет народ?
Владимир почесал лоб:
– Надо повернуть так, что я, прежде чем послать их на казнь, проверил всех вдоль и поперек… И выяснил, что воеводу оболгали. Тем самым покажем свой праведный суд! Как бы на него ни указывали пальцем, но ежели нет улик, то князь вынужден соблюдать справедливость!
Тавр молча удалился, пряча усмешку и затаенное восхищение в глубине глаз. Князь даже перед ним говорил настолько искренне, взволнованно, с придыханием в голосе и блеском глаз, что даже он, Тавр, чуть было не поверил. И только когда молодой князь вычеркнул одного из убийц, мол, не терять же хорошего работника, увидел всю меру лицедейства. Чувствует ли сам Владимир, что у него не одно лицо, а несколько?
…а наложниц у него было 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 300 на Берестове в сельце. И был он ненасытен в этом, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц.
В лето 6489 пошел Владимир на поляков и захватил города их Перемышль, Червен и другие города.
В лето 6490 поднялись вятичи войною, и Владимир победил их вторично.
«Начальная Русская Летопись»
Утром другого дня бирючи созывали народ на публичную казнь. Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь! Неутешный в горе сын явился отомстить за предательски убитого отца. Это народ понимал, и даже те, кто благоденствовал под княжением Ярополка, соглашались, что сын должен отомстить, ежели почтение к родителям имеет. На том покон стоит, чтобы родителей чтить. Не будет мести за убитых родителей. Мир рухнет.
На княжьем холме, рядом с храмом, всю ночь при свете факелов стучали топоры. Колья поставили тесно, поместилось всего семь, а для тех, кому не хватило пали, на краю примостили плаху.
С утра народ, празднично одетый, с детьми собирался на площади. Приговоренных, связанных попарно и с веревками на шеях, привели, когда толпа запрудила площадь, выплескивалась даже в улочки. Стражи оттеснили, освобождая дорогу к помосту. Бояре, уже избитые до полусмерти, в клочьях окровавленной одежды, шли шатаясь. Их подгоняли пинками, вонзали в спины и задницы острые копья.
Для большинства казнили не убийц Святослава, им тот князь тоже ничего хорошего не сделал – казнили толстых и богатых, казнили домовитых, кто помыкал ими. С охотой дотягивались через головы и плечи стражей, щипали, били, плевали, бросали комьями грязи и камнями.
Бойкие разносчики уже сновали с лотками через плечо, торговали пирожками, горячими хлебцами. Какой-то купец спешно привез ящик с заморскими леденцами, сбывал по случаю зрелища по доходной цене.
Бирючи с четырех концов помоста объявляли вину каждого, по одному подталкивали к плахе. Иные плакали и пытались вырваться. Народ улюлюкал, палач мерно взмахивал топором. Слышался хряск костей и глухой стук, когда острие вонзалось в дубовую колоду. Головы скатывались в загодя подставленную корзину, низ ее сразу подплыл кровью, темно-красные ручейки побежали под ноги толпе. Обезглавленные трупы сперва складывали на помосте, потом увидели, что помешают последнему действу, оставленному напоследок, на сладкое. Начали сваливать с помоста, там возникла толчея, на всякий случай обшаривали карманы казненных, стаскивали сапоги.
Когда усталый палач показал, держа за волосы, на все четыре стороны последнюю голову, толпа взорвалась неистовыми воплями:
– Палю! Давай скорее остальных! На палю!
Дружинники гнушались работой палачей, потому добровольные помощники из народа сами ставили лестницы, тащили упирающихся семерых, самых знатных и влиятельных, совсем недавно попиравших их свысока. Тащили, били, пинали, вымещали напоследок обиды.
Ингельд позвал к себе Рольда, верного помощника, проверил, нет ли кого поблизости.
– Сегодня вечером соберешь всех. Пусть никто не ночует в захваченных домах. Всякий, кто выпьет сегодня хоть каплю вина, будет наказан жестоко.
Рольд смотрел с удивлением.
– Настал час, – ответил Ингельд глухо. – Думаешь, нам достаточно, что нас наняли как простых бондов? Нет, русы подзабыли, с какой силой имеют дело!
