Алина, или Частная хроника 1836 года (СИ) - Бондаренко Валерий Вениаминович
«4 ноября. Погода стоит ужасная, снег с дождем и холодный ветер. Я тотчас поспешила на зов милой моей больной, которая и впрямь немножко простыла. Однако новость, конечно, не это.
Увы, сезон начнется, кажется, страшною катастрофой. Может статься, одной — и самой крупной — звездой на петербургском хмуром небе станет в ближайшее время меньше. Но все по порядку. Позавчера мадам Пушкина вконец оскандалилась. Под вечер она явилась к княгине Вяземской вся впопыхах и объявила ей, будто д'Антес заманил ее в дом госпожи Полетики и там грозился убить себя, ежели она ему не отдастся! Ах, каково! Пушкина, не ожидая, видно, такого следствия своего кокетства и видя, что все всерьез, закричала. На шум вбежала маленькая дочь Идалии Григорьевны. И под прикрытием изумленной девочки (однако какой получен урок ребенком!) прекрасная Натали бежала в объятия долга…
— Она доигралась! — сказала я. — Свет ей этого не простит.
— Да, но чего именно?
— Этого легкомыслия.
— При чем же здесь Натали? Твоя Полетика — преопасная интриганка.
— Она несчастная женщина, отвергнутая этим фатом д'Антесом! Жертвуя собой, из любви к нему она свела их, а сама уехала из дому. Конечно, это не слишком красиво, но это страсть, а страсть ведь не рассуждает.
— Зато рассчитывает! Во всем здесь мне видится опаснейшая интрига. Но д'Антес!.. — воскликнула вдруг Жюли, вынимая мундштук изо рта. — Он и впрямь голову потерял!.. Однако всего опасней эта твоя зуда.
— Полетика?
— Да, она.
— Ты не веришь в жертву ее?
— Отчего же, верю! Но любит она все-таки не д'Антеса!
— Тогда кого же?
— Месье Ланского! Ты сама говорила мне это, — да и ты ли одна? Еще важнее, однако ж, что она ненавидит его…
— Кого?! Ах, милая, не томи!..
— Нашего великого стихотворца! Говорят, он чем-то задел ее, — может быть, и отверг? Она же португалка наполовину, — страсти в ней кипят такие, что нам, северным дурам, и в страшном сне не привидится.
— Однако же странно: месье Ланской будто ничего этого не знает. Говорят, он — из дружбы к д'Антесу — следил на улице, чтобы никто не потревожил сей тет-а-тет. Подумать только: ради друга — такая жертва!
— И преогромная, дорогая! Недели две назад я заметила, как он смотрел на нее…
— Кто? Д'Антес?
— Ланской!
— На Идалию?
— На Пушкину!
— Боже!..
Что за драма предстала пред мысленным нашим взором! Мы от души изумлялись ей.
Вернувшись домой, я взяла сочинения Пушкина и неожиданно для себя зачиталась почти до утра. Какая же сила страсти! Какое изящество чувств!.. А доброта!.. Я беспрестанно сравнивала безобразного автора и прекрасную, высокую душу, что так благородно и просто излилась в стихах. Как странно…»
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Из дневника Алины Осоргиной мы узнаем, что две недели — с вечера середы 4-го ноября и до утра четверга 20-го — она лежала в довольно сильной простуде. Дважды ее навещала Жюли, но записочками подруги обменивались по три раза на дню.
«8 ноября. Я все читаю несчастного Пушкина и не могу отделаться от странного впечатления, будто он сам предсказал для себя всю эту историю, которая еще бог весть чем для него закончится…
Его Татьяна — княгиня Гремина — прямая мадам Пушкина, бесспорная царица нашего света. Пылкий Онегин у ног ее — конечно, барон д'Антес. А сам он? Ужели он — «толстый этот генерал», доверчивый Гремин?.. Впрочем, теперь мне все трудней верить сплетням вокруг Натали. Третьего дни я наблюдала ее на бале у Салтыковых, — это сияние редкостной красоты и кротость, простота, благородство посреди враждебной, любопытствующей толпы! На ее челе невинность ребенка и какое-то робеющее себя духовное страдание, — точно некая обреченность. И мы смели осуждать ее!..
Жорж был бледен; не подошел к ней, как делал обыкновенно. Видя остановившиеся на ней его страдающие глаза, я вспомнила так тонко, так страшно-пророчески выраженное другим:
Странно: верно, простуда действует на меня расслабляюще, но я точно въяве вижу и наш серенький сельский дом, в котором я так много читала, и этот куст боярышника под моим окном, и эти осенние — такие просторные — дали с моего балкона, и первый пушистый снег, и зимние долгие, темные вечера; и эти книги… Я точно его Татьяна, но без Онегина, без этой пусть несчастливой, но великой любви. В самом деле, одно такое чувство может согреть на всю жизнь, может все оправдать.
Судьба меня обокрала».
«Итак, моя дорогая страждущая подруга! Я выздоровела, а вот ты заболела совсем некстати. Я бы не хотела афишировать нашу дружбу частыми визитами к тебе. К тому же этот твой неподражаемый муж, этот твой такой же невыразимый дядюшка и эта тетушка (им подстать) внушают мне желание видеть их как можно реже. А сообщить тебе хочется многое из того, что я — вопреки моему глупому обыкновению ничему не удивляться — считаю достойным вниманья.
Ну, конечно, это, прежде всего, скандал вокруг великого отечественного поэта! Как раз в день нашей последней встречи он получил утром по почте какие-то оскорбительные послания (несколько экземпляров), в которых кавалеры Ордена Рогоносцев назначают его своим сотоварищем. Естественно, он взбесился, позвал жену. Прелестная Натали рассказала ему о преследованиях обоих баронов. Это лишь говорит, что ума в ней нет ни на грош; может быть, она даже каялась перед ним? Короче, мавр решил придушить не Дездемону (за что ее, в самом деле?), а твоего приятеля Жоржа (который вместе с отцом своим тоже, в известной степени, Дездемоны)… Он послал Жоржу вызов, говорят, в самых казарменных выражениях. Это противу всяких правил: отвечать анониму. Дело, однако же, завертелось. На сцену явился сам господин посол, дабы защитить своего — прости господи! — законного сына. Он выпросил отсрочку; поэт согласился. Говорят, де Геккерн умолял Натали написать письмо своему ненаглядному Жоржу и просить его не драться. Прелестный ход! Это дало бы д'Антесу повод отказаться от дуэли, сохранив лицо. Мадам Пушкина, конечно, не согласилась, — оба Геккерна промахнулись насчет бесконечной ее доброты, и здесь я от всей души ее поздравляю! Думаю, теперь в любом случае бароны могут собирать чемоданы: дуэль есть нарушенье закона, то есть скандал в глазах государя; а то, что д'Антес юлит и пытается избежать честного поединка, марает его несмываемо в глазах всего общества. Для нашего света оба потеряны навсегда. Ай да Пушкин! Кажется, сей Отелло одним движением придушил обеих сладостных Дездемон…
P. S. Нет, этих людей я рано похоронила: оказалось, твой Жорж уже год, как любит, — и угадай, кого? Эту желтенькую Катрин Гончарову! Только что он сделал ей предложение. Каково?! Никто в искренность его чувства, конечно, не верит. Итак, он опять подтвердил, что презренный трус».
Заметы на полях:
«Вероятно. Наталия Николаевна решалась рассказывать мужу далеко не о всех ухаживаниях д'Антеса. Об ее объяснении с де Геккерном 17 октября стало известно поэту лишь после объяснения с женой 4 ноября, когда были получены злополучные пасквили» (З. Д. Захаржевский, «Последний год Пушкина»).
Похожие книги на "Алина, или Частная хроника 1836 года (СИ)", Бондаренко Валерий Вениаминович
Бондаренко Валерий Вениаминович читать все книги автора по порядку
Бондаренко Валерий Вениаминович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.