Морские нищие (Роман) - Феличе Арт.

— А принц Вильгельм?

— Он будет сегодня к вечеру… Смотрите, какой сюрприз я приготовил его светлости.

И ван Гааль с гордостью обвел глазами сводчатые низкие залы подвалов и показал на сверкающие алебарды, составленные в пирамиды вдоль каменных стен, показал на ряды тонких отточенных рапир и шпаг, на мечи с гравированными клинками и тяжелыми рукоятями, на развешанные щиты и шлемы, на груды кинжалов, на арбалеты и пищали, сложенные, как дрова, на стальные кольчуги и панцири, таинственно поблескивавшие неподвижной завороженной стражей из темноты углов.

— Здесь найдется чем вооружить целое войско, племянник. Я все привел в порядок. Его светлость и не предполагает, какие богатства ржавели у него без присмотра.

Старик провел Генриха по всем подвалам. Взяв одну из шпаг, положенных на особый кусок сукна, он бережно, как живое существо, поднес ее Генриху:

— Обратите внимание, племянник, на работу наших нидерландских оружейников. Она не уступает ни знаменитым толедским, ни даже прославленным с древности йеменским клинкам. Закалка наших мастеров отличается простотой… Но я вижу, вы плохо меня слушаете. В вас не заметно наследственной страсти ван Гаалей к оружию. Вы горите нетерпением увидеть поскорее рыжего Микэля. Предупреждаю: вы его не узнаете. Он стал толст, как хорошая пивная бочка.

Генрих, не дослушав, обнял дядю еще раз и выбежал на улицу.

Милый, чудесный Брюссель! Как давно Генрих не ступал свободно по его мостовым! Словно в замке злого волшебника жил он возле короля все эти долгие месяцы. Редкие выезды в свите Филиппа, всегда на глазах чопорной испанской знати, в оковах строгого дворцового этикета, были не в счет.

Вот они опять, родные Нидерланды!.. Кузница с широко раскрытыми, будто смеющийся рот, дверями, с веселым пламенем горна. Звонкие удары молота ритмично врываются в напев несложной песенки:

На углу плотничьего квартала, где витали ароматы смолы и лака, шелестели и шуршали стружки, визжали пилы, вздыхали рубанки, Генрих остановился. Ветер разметал далеко вокруг песок древесных опилок, и шаги заглушал мягкий душистый ковер. Ноги скользили, как по шелку. Здесь тоже пели:

— «Ах, как нам поступить?» — подхватил Генрих и приветливо кивнул певцу. — Доброе утро!..

Полнозубая улыбка осветила веснушчатое лицо плотника. Он стоял в дверях, с засученными рукавами и запорошенным мелкой щепой передником.

— Доброе утро, сударь! Правда ли толкуют, что милостивый король наш уезжает? — спросил он, косясь по сторонам.

— Да, — ответил Генрих, — послезавтра король со своим двором переезжает в Гент. Там соберутся депутаты со всех провинций для прощания с государем.

Улыбка плотника делается еще ослепительнее. В глазах мелькает радостный огонек. Он усердно кланяется. А потом, забыв недавние опасения, кричит внутрь мастерской:

— Вот тут знающий человек говорит… — и скрывается за порогом.

До Генриха скоро доносится пение хором:

Генриху становится тоже очень весело. Он перебегает на другую сторону улицы. Всего два дня в его распоряжении, всего два дня, но они такие светлые, такие радостные, как песни нидерландских мастеровых.

Меж раздвинутых занавесок окна мелькает женская рука. Серебряная нитка в ловких пальцах вспыхивает искрами на утреннем солнце. Высокий, чистый голос не поет, а воркует:

Как радостно поют Нидерланды! Как весело торопятся проводить своего короля! Так перед восходом солнца щебечут в лесу птицы, стараясь наверстать темные часы ночи.

Приход Генриха в «Веселые челноки» произвел переполох. С Микэлем чуть не сделался обморок. Роза выронила из рук кувшин с сидром. Берта остолбенела с раскрытым ртом, не успев даже ахнуть. Сама матушка Франсуаза хотела было присесть в церемонном поклоне, но Генрих опередил ее и, по старому обычаю, поцеловал, как хорошо знакомую.

Когда позвали игравшего на дворе Иоганна, Генрих сидел уже окруженный новыми друзьями, а Микэль не сводил с него восторженных глаз. Узнав, кто хочет его видеть, маленький нидерландец вспыхнул и остановился на пороге. Молодому ван Гаалю успели рассказать всю его историю и дали прочесть прошение, бережно спрятанное в футляр с латинской библией. Генрих оторвался от чтения и встретил пытливый взгляд детских глаз: одного — ясного, голубого, другого — темного, настороженного…

— Вот он, мой новый сынок, ваша милость. — подвела мальчика Франсуаза. — Поздоровайся с их милостью, Иоганн… Все еще дичится незнакомых людей. — добавила она извиняясь.

Генрих засмеялся.

— Я и сам недалеко еще ушел от него, — сказал он краснея и дружеским движением посадил мальчика к себе на колени. — Как же нам лучше поступить с твоей бумагой, Иоганн? Отдать королю ее надо как можно скорее — король уезжает…

Иоганн не отвечал. Он как зачарованный смотрел на шпагу Генриха, потом осторожно дотронулся до ее эфеса.

Генрих нагнулся к светлым, взлохмаченным ветром волосам мальчика и серьезно произнес:

— Я попрошу для тебя у дяди маленькую детскую шпагу. Со временем, я уверен, ты будешь смелым воином и заслужишь право носить настоящее оружие.

На лице Иоганна появилась смущенная улыбка. С ним еще никто никогда так не говорил. Шпага! Оружие! Воин!..

Генрих хорошо помнил свое собственное недавнее детство и одной фразой завоевал сердце маленького нидерландца.

Франсуаза настояла на своем и, как ни торопился Генрих, угостила его на славу. Роза и Берта подавали наперебой, позабыв свои обычные обязанности. Кое-кто из посетителей «Веселых челноков» остался в первый раз в жизни даже недоволен служанками матушки Франсуазы.

Возвращаясь домой, Микэль засыпал Генриха вопросами. Узнав, что через два дня им придется распрощаться надолго, он разрыдался. А у Генриха голова шла кругом. Столько мыслей, впечатлений, новых знакомств, разговоров после бесконечных томительных будней дворцовой службы! Хотелось скорее увидеться с Оранским, вдоволь наговориться с дядей, с Микэлем, успеть устроить все дела, а главное — помочь неведомым жителям Мариембурга, помочь маленькому разноглазому нидерландцу, мечтающему о шпаге.

Весело взвился оранжево-белый флаг на вышке дворца Оранского. Принц только что известил, что с минуты на минуту прибудет.

— Нет, друг мой, — говорил поздно ночью в своем кабинете Оранский, — прошение маленького нидерландца не найдет отклика в душе короля. Это частный случай, который он не станет даже разбирать. Мы, представители всех семнадцати провинций, ждем от государя общего приказа…

— Защищающего страну от насилий солдат? — спросил торопливо Генрих.

— Не только защищающего, но и освобождающего… Увода армии из Нидерландов ввиду окончания войны.

Прощание

На улицах, в домах, в мастерских и кабачках весело пели, не предполагая, что прощание Провинций со своим королем будет омрачено и порядок торжественного заседания нарушен. Об этом стало известно только в приемном зале древнего замка в Генте, где собрались все важнейшие чины Нидерландов, все посланники иностранных держав, весь походный двор Филиппа II.