Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179

– Велика твоя мудрость, стратег! – поклонился Бритагор.

3

Войдя в юрту, Табана томно откинула со лба воздушную кисею и с улыбкой грусти, которая стала обычной на ее лице после смерти мужа, спросила, как чувствует себя князь Фарзой.

Князь, отдыхая на кошмах, рассматривал прекрасный меч, полученный им в подарок от заклятого врага, и раздумывал о странных и неожиданных поворотах судьбы. Он поднял глаза и остро взглянул на начинающую полнеть вдову – и опять, как и всегда, нашел, что она хороша. Ему хотелось сказать ей что-то совсем не деловое, он хотел подняться с ложа, но женщина остановила его жестом руки. Она присела на складной стульчик и заговорила тихо, но внятно:

– Кажется, мой друг и друг моего покойного мужа, кончается полгода после моего посещения могилы Борака. Скоро я, с твоего разрешения, поеду, уже в последний раз, принести жертву на кургане и скажу Бораку, что ты довел до конца великую борьбу и очистил Скифию от чужеземцев.

– Чужеземцы сами ушли, прекрасная Табана.

– Они не ушли бы, если бы не боялись новой ужасной войны… Так вот, я пришла сказать тебе, что ты уже не нуждаешься в моей женской помощи и уходе – ты здоров, слава богам! Теперь, после приношения на могилу, я смогу уехать в родные агарские степи. Там мой народ, мое племя.

– Ты хочешь уехать?

– Да. Но не это я хочу сказать тебе…

– А что?

– Князь Фарзой! – Княгиня поднялась со стула, ее голос принял оттенок торжественности, – Князь Фарзой! Боги и народы Скифии ждут от тебя многого!.. Не случайно они дали тебе испытание в огне сражений и в плену врага. Ты много почувствовал и стал более зрелым и мудрым. Ты узнал жизнь народа и горе тех, кто работает руками своими. Не случайно все это. А теперь и слепой увидит, куда направляют тебя невидимые силы. Тебе пора вступать в Неаполь!

– Я давно говорю, что надо, – оживился Фарзой, – чего мы сидим в этих пыльных юртах?!

– Потому, что ты, как гласит откровение, должен войти в Неаполь не князем, но… царем Скифии!

– Что ты! – смутился, почти испугался Фарзой, поспешно вставая на ноги. – Что ты говоришь, Табана, уж не выпила ли ты чего хмельного? Говори тише, а то люди услышат, смеяться будут… Такого быть не может!

– Оно уже свершилось, князь! И не вздумай упираться! Ибо велика милость богов, но нельзя вызывать их гнев своим упрямством и неразумием! Сумел ты перенести боль и унижение рабства, сумей носить царскую тиару и пернач!

– Да что ты, Табана! – рассмеялся Фарзой, с изумлением глядя в раскрасневшееся лицо женщины, одухотворенное, как у жрицы-предсказательницы. – Меня же никто не признает царем! Всем известно, что я бедный князь, был пленен и сидел с ошейником у весла! Что люди признали меня князем-воеводой, это понятно: я прибыл в степи с оружием и обещанием свободы! Но если бы кто посмел выкрикнуть меня царем, то весь народ, а особенно князья, сказал бы – нет!

– Князья и народ хотят видеть тебя царем Скифии, с этим и Диофант согласен! Князья и старейшины будут просить тебя принять бремя власти!

– Какие князья и старейшины?

– Те, что ждут у входа в шатер!

Табана распахнула полог шатра, и перед изумленными глазами князя предстала красочная толпа богато одетых людей. Были тут знакомые и незнакомые. Фарзой узнал старейшин царских и нецарских родов, военачальников и князей. Среди них несколько смущенные Мирак и Андирак. Последний нес на красном полотенце золотую тиару и золотой пернач Палака.

– Просим тебя, князь Фарзой, сын славного отца, глава сильного рода и родственник царей скифских, принять от нас, как от посланников войска и народа, вот эти царские знаки!.. Белый конь уже ждет тебя. Сядь на него и поезжай по всему лагерю – весь народ последует за тобою!

Это было в обычае стародавних времен. Народ сам выбирал своего царя.

У Фарзоя захватило дыхание. Все это произошло совсем нежданно-негаданно, почти как в старой сказке, которую он слыхал в детстве от матери.

Табана с непроницаемой улыбкой стояла в стороне.

4

Новый царь Скифии торжественно, при огромном стечении народа вступил в Неаполь верхом на белом коне.

Три дня и три ночи пировали на всех улицах столицы, чествовали и славили молодого царя.

Только теперь, после необыкновенных событий, Фарзой окончательно избавился от страшного демона сомнения и душевной язвы оскорбленного самолюбия, вынесенных из позорного невольничества.

Огненный дух неудовлетворенного тщеславия, уязвленной княжеской чести, подозрительности к окружающим покинули его окончательно. Словно омытый в сверкающих лучах народного признания и восхваления, он почувствовал себя воскресшим после временной смерти. Раскрылись глаза на жизнь, на дела, проснулась жажда человеческих радостей. И та ревнивая подозрительность к Табане, что отравляла ему душу, вдруг растаяла, как вешний снег.

Табана, прекрасная и верная спутница ушедшего в царство смерти Борака, что когда-то пленила сердце Фарзоя своей красотой и женственностью, опять предстала перед ним желанная, волнующая. Тяжелые мысли рассеялись. Даже на свое злосчастное пленение молодой царь взглянул совсем по-иному. Оно стало как бы трудным началом той борьбы, в которой он победил.

Но при всей своей учености и ясном уме Фарзой не обладал многими качествами, необходимыми для государственного мужа. Он и теперь не понимал важности будничного изучения жизни, которое должно было стать основой его решений. Он полагал, что все окружающее должно служить ему, не требуя от него каких-либо усилий. В этом фатальном взгляде на свою жизнь и в самом созерцательно-мечтательном характере Фарзоя было нечто подкупавшее его соратников. Он выглядел настоящим царем. Но в этом же таилась и опасность непредвиденных поворотов, просчетов, ошибок. Нельзя полагаться на одно счастье и покровительство богов.

Выслушивая от Табаны и друзей сообщения о делах скифских, он не спешил обременять себя государственными заботами. Неутомимый Танай уже сколотил сильную дружину панцирной пехоты, Пифодор превратил нестройные отряды «ястребов» в тяжелую массу катафрактариев, вооруженных боспорским оружием, на сарматский образец. Оба деятельных мужа часто виделись с Табаной, получая от нее приказания, которым подчинялись беспрекословно. Она не забывала обласкать Мирака и других малых князей, следила за ними неотступно, принимала тайно людей, приезжавших с юга, посылала во все концы царства гонцов. А Фарзой в это время укреплял свое здоровье верховыми выездами в степь и мечтал о походе на Херсонес и захвате в плен Диофанта. Для него действовать – значило сидеть верхом на коне с мечом в руке.

Табана не только руководила делами, но о многом думала. Она хорошо разобралась в причинах холодности к ней Фарзоя в недавнем прошлом, считала эту холодность временной. И не удивилась, что, ставши царем, Фарзой неожиданно размяк. Но, ловя его многообещающие взгляды, она стала еще более сдержанной и серьезной. Много времени посвящала молитвам, жертвоприношениям, окружила себя жрицами, с которыми занималась духовным самосовершенствованием.

– Другая стала ты, Табана, – мягко упрекал ее Фарзой. – Ведь ты не старуха, чтобы всю жизнь только и заниматься молениями и жертвами.

Женщина смотрела на него своими темными, без блестящих точек глазами, и трудно было определить, что она думает и чувствует.

– Смерть мужа и одиночество приучили меня к размышлениям и беседам со своей душой и богами. Разве можно отвернуться от бессмертных богов?

– Так-то так!.. Но разве не чувствовала ты страсти ко мне еще до моего пленения? Почему теперь стала холодной?

Табана, опустив длинные ресницы, отвечала:

– Признаюсь тебе – да, чувствовала. Твое бесстрашное сердце и честная душа пленили меня. Я радовалась дружбе Борака с тобой, призывала богов оказать вам покровительство… Сначала я прониклась благодарностью к тебе, а потом – полюбила… Любовь толкнула меня на многое.

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179