Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Но все беспокойнее эта нота: Южный фронт «отчаянно сопротивляется и имеет хорошее командование. Положение не угрожающее, но у нас по горло дел».
В фашистской доктрине о слабости Красной Армии возникает брешь. Брешь и в психологическом состоянии Геббельса. Игрок, он наглеет с каждым выигрышем и сникает, впадает в уныние, депрессию, наталкиваясь на сопротивление, на неудачи. Но всего лишь первые дни войны на Востоке — эта тетрадь заканчивается 8 июля[ 14], — фашистская армия еще не испытала первых поражений… Все же призрак неудачи явственно присутствует в этих записях…
Сначала Геббельс пытается записывать о событиях на Востоке, как еще об одном театре войны, — эпически. Как сообщал до сих пор ежедневно о боевых действиях против Англии и переходил на другое. Но из этого ничего не получается. События сминают.
«Усиленное и отчаянное сопротивление противника… Армейская группа „Юг“, сообщения о том, что близ Дубнова отражена попытка вражеского прорыва… Под Белостоком отчаянные попытки прорыва… Один красный полк прорвался…»
«У русских колоссальные потери в танках и самолетах, но они еще хорошо дерутся и, начиная с воскресенья, уже многому подучились» (27 июня).
«Русские защищаются отчаянно. Русская танковая дивизия прорывает наши танковые позиции».
Тут уместно пересказать эпизод, который приводит в своей рукописи начальник личной охраны Гитлера — Раттенхубер.
Самолет с находившимся на борту офицером германских вооруженных сил, пролетая над Бельгией, потерпел аварию. Уцелевший офицер был задержан бельгийцами. При нем оказался секретный пакет с планами вторжения немецких войск во Францию через Голландию, Бельгию, Люксембург.
Бельгийцы, пишет Раттенхубер, ознакомившись с этими планами, почтительно отправили немецкого офицера в Германию вместе с его пакетом.
Этот эпизод, с удовольствием обсуждавшийся в ставке Гитлера, передает дух той «странной войны» на Западе, когда немецкая армия триумфальным маршем шествовала по Европе.
Так было тогда, а теперь иная война, по-иному приходится оплачивать свое вторжение.
«Русские сопротивляются сильнее, чем предполагалось вначале. Наши потери в людях и материальной части значительны» (1 июля).
Он пытается найти объяснение этому «казусу»:
«Их союзником является пока еще славянское упорство, но и оно в один прекрасный день исчезнет!»
Его бросает от одного заключения к другому, прямо противоположному: «Кажется, что сопротивление красных сломлено по всему фронту. Большевизм в настоящее время переживает тягчайший духовный и организационный кризис. Мы предпринимаем все, чтобы его усилить и ускорить».
«Мы снова за один день уничтожаем 235 русских самолетов. Если русские потеряют свой военно-воздушный флот, то они погибли. Дай бог!» (2 июля).
Но тут же:
«В общем, происходят очень тяжелые и ожесточенные бои. О „прогулке“ не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются. Но до сих пор все идет по плану. Положение не критическое, но серьезное и требует применения всех усилий.
Русские торжествуют в своих сводках. Немного громко и слишком рано. Мы выступаем против этого. Лондон помогает им расфуфыренными описаниями сражений, но мы это уже знаем из нашего похода на Запад. Это цветочки, а ягодки впереди. В США становятся все наглее. Нокс[ 15] произносит дерзкую речь с требованием немедленного вступления в войну» (2 июля).
«Мы применяем также испробованные во время западного похода более сильные средства нашей пропаганды, например, распространение паники и другие». «Теперь мы бьем в открытую рану» (4 июля).
Еще один вид провокации:
«Мы работаем тремя секретными передатчиками, направленными против России. Тенденции: первый передатчик — троцкистский, второй — сепаратистский и третий — национально-русский» (30 июня).
«Работа наших секретных передатчиков — образец хитрости и изощренности» (5 июля).
Но советская пропаганда чрезвычайно беспокоит его: до сих пор немецким солдатам не приходилось быть объектом пропаганды противника.
«Большевики не из трусливых. Москва имеет более сильные радиостанции» (27 июня).
И в самой Германии у Геббельса много хлопот: строго пресечь слушание заграничных передач. С помощью фюрера наложить запрет на всех русских писателей и композиторов.
Нет мира и среди нацистских главарей:
«Небольшой скандал в ОКВ продолжается. Вечно об одном и том же: о компетентности. Теперь к этому прибавляется еще Розенберг, который себя чувствует уже царем России.
Если мы когда-либо споткнемся, то по вопросу наших конфликтов о компетентности» (29 июня).
«Розенберг намеревается организовать свою лавочку пропаганды один… Каждый хочет заниматься пропагандой, и чем меньше он в ней понимает, тем больше хочет».
Так кончился временный альянс его с Розенбергом. Устанавливается привычная атмосфера подсиживания, злобной ревности, доносов.
Война не разрешила жгучих вопросов, не принесла ожидаемой разрядки: на Балканах «царит настоящий голод. В особенности в Греции. В Италии высказывают большое недовольство. Муссолини действует недостаточно энергично. В Румынии симпатии к нам заметно уменьшились. Заботы, куда ни посмотришь».
«Во Франции и Бельгии царит почти что голод. Поэтому настроение там соответственное».
Но никакие заботы, никакие войны, никакие невзгоды немецкого народа не мешают его личному благоустройству и обогащению. Помимо только что отстроенного замка в Шваненвердере, где Геббельс теперь частенько обитает, комплекса домов в Ланке, куда он также выезжает из Берлина, и других его загородных владений, в дни войны «строится новый норвежский домик. Он будет стоять в весьма идиллическом месте». «Осмотрел наш новый блокгауз, который очень красив. Блокгауз расположен в лесу и приспособлен для мирного периода, который, конечно, придет».
Для этого нужна лишь малость — одолеть русских.
«Мы должны действовать быстро, и операция на Восточном фронте не должна затянуться слишком надолго. Об этом позаботится фюрер».
Те же слова и заверения, но какая-то подточенность. Геббельс с яростью записывает в конце этой тетради:
«Англичане пытаются предпринять теперь все, чтобы использовать отсрочку своей казни. Но она, надо надеяться, не заставит себя ждать».
«Смоленск сильно бомбардируется. Все ближе к Москве».
вернуться
В этот день, 8 июля 1941 года, Гитлер подтвердил свое решение: «Москву и Ленинград сровнять с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов и не кормить его в течение зимы…»
вернуться
Нокс — военный министр США.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
